Сепаратизм по-асбестовски: такой же, как век назад
Заглянем в историю.
«Дружба дружбой, а дело — врозь» — так действовали хозяева асбестовых приисков, и этому принципу следовали их управляющие. Старожилы асбестовых приисков еще помнят типичный случай, характеризующий эти «добрососедские» отношения. Нынешним карьером 8-а Южного рудника до революции владели два хозяина: северная половина принадлежала Корево, а южная — Жирарду де Сукантону. Разрез делился межой — узким перешейком, кроме того, граница была обозначена веревкой, натянутой между двумя каменными тумбами. Во время работы десятники зорко следили, чтобы сосед не забрался на чужую половину. Особенно хлопотно было во время взрывов — боялись, как бы лишний кусок асбеста не перелетел через межу и не достался соседу. Источником вечных недоразумений был водоотлив: вода не соблюдала интересов предпринимателей и подчинялась только закону сообщающихся сосудов. Каждый из соседей старался выкачать воды как можно меньше, в результате чего в нижних забоях рабочим обоих половин разреза приходилось работать по щиколотку в воде.
По неписаному закону, о котором, впрочем, считалось неудобным говорить вслух, служащим одного прииска не полагалось близкое знакомство со служащими другого прииска, дабы избежать обмена мнениями о производственных и финансово-экономических секретах своих хозяев.
В самый разгар летних работ, когда добывалась руда на всю зиму, широко практиковалось переманивание сезонников с одного прииска на другой. На этой почве между низшими представителями администрации происходили жаркие словесные перепалки, доходящие иногда до рукоприкладства. Известны случаи, когда желание «подложить свинью» конкуренту доводило до поджогов и порчи имущества.
В большом секрете, особенно в первые годы эксплуатации месторождения, держали друг от друга управляющие приисками сведения о геологическом строении разрабатываемых залежей, хотя эти сведения были весьма скудными. Разведка носила чисто эксплуатационный характер, да и методы ее были слишком примитивными: никакого бурения, конечно, не применялось. Делали шурфы на глубину двух-трех метров да канавы такой же глубины — вот, по существу, и все. Но, несмотря на это, считалось, что «тайна — залог успеха дела». Поэтому не удивительно, что вплоть до самой революции не было сделано даже попытки договориться о составлении геологической карты всего асбестового месторождения. Единственная карта была составлена в 1909 году горным инженером Н. С. Михеевым, но и она носила слишком схематический характер.
По этой же причине отсутствовали единые цены на асбест и даже единое обозначение качества, сортов асбеста.
Но при постройке церкви хозяева нашли общий язык: была организована строительная комиссия из представителей всех приисков. Содержание церкви и оплата священника производилась на долевых началах. В этом вопросе особых трений между владельцами приисков не было.
Оно и понятно: ведь одурманивание рабочих являлось общей задачей всех капиталистов.
При постройке больницы такого единодушия не было. В документе от 9 октября 1910 года записано: «...в ноябре 1908 года сгорела больница, обслуживающая нужды всех асбестовых приисков, и по необходимости больные были размещены в помещениях, не отвечающих самым элементарным требованиям больничного режима...
Между тем рознь среди руководителей предприятий и ничем не оправдываемый сепаратизм затормозили постройку больницы и истекший строительный сезон не был использован».
Документами подтверждается, что образовался «единый фронт» предпринимателей в их борьбе с рабочими приисков. Предприниматели объединялись каждый раз, когда рабочие требовали повысить оплату труда и сократить рабочий день. Так, например, акционерное общество «Уралит» в письме управляющему Поклевского прииска рекомендовало «не принимать на работу крестьянина деревни Ялуниной, Белоярской волости, Степана Антоновича Фомина "за подстрекательство рабочих к высшей оплате».
Известно несколько писем Корево, в которых он доводит до сведения всех владельцев асбестовых приисков об увольнении им рабочих и просит не принимать их на работу. Вот одно из них — от 21 апреля 1905 года: «Мною уволены с работы: Ворсин Николай Дмитриевич, Седунков Николай Яковлевич, Овсянников Яков Кириллович, Щупкин Кирилл Алексеевич за отказ выходить на работу утром по звонку в 5 часов и работать до 6 часов вечера с двухчасовым перерывом на обед и за требование установить время работы с 6 часов утра до 6 вечера с двухчасовым перерывом на обед а также повысить поденную оплату. Убедительно прошу перечисленных крестьян на работу не принимать».
Из книги П. Никитина и Н. Рубцова "Город горного льна"