Поезд милосердия. 25
( Продолжение. )
ДОЛГО ЕЩЕ КОЛЕСИЛИ НА ЗАПАД И ОБРАТНО
Победа победой, а до дома еще далеко. Не наступил ее заключительный аккорд. Еще раз сгоняли мы на запад. Последних раненых сдали 25 мая в Сочи, а там эшелон заполнился пленными немцами, больными дистрофией и туберкулезом.
Стою на посту с винтовкой у головного вагон-склада. На станциях мимо меня пленные тащат своих усопших товарищей за ноги, за руки. Четверо одного, поскольку у самих силенки на пределе. Сбрасывают трупы в ближайшие воронки. Их предостаточно на всем пути, куда доставал враг, а теперь вот сам себя и хоронит в них. Везли их долго, с длительными остановками.
Прогуливаемся мы как-то с Броней около штабного и «командного» вагонов, далее проходить и не хочется: тяжело смотреть на умираюших. Все же приблизились к четвертому, и на первой же ступеньке сидит скорбный мальчик лет 17 - сущий скелетик. Огромные голубые глаза смотрят на нас с такою мольбою: мол, «сжальтесь, пожалуйста, не дайте умереть в одночасье, мне так жить хочется». Смотрит и бормочет что-то жалобное, аж слезы у него выступили.
- Анна, он просит хлеба, - первой догадалась Броня. И мы быстренько шмыгнули на кухню, выпросили у повара свои пайки, отдали пленному, а сами боимся - узнает начальник, и нам влетит от него: кого поДкармливаем-то -фашиста, заклятого врага своего.
Но мы народ отходчивый и жалостливый. Как узнали потом, начальник только и произнес в наш адрес: «На это способны лишь Вугман и Седункова». Что он имел в виду, так и не поняли.
.. .Долго еще колесили мы по стальным магистралям в разные стороны. Однажды со станции Щепетовка везли на запад 1611 французов, бывших военнопленных, освобожденных нашими войсками. К составу прицепили для них 20 товарняков. Ехали с длительными стоянками, а потому приглашались на танцы под их очень мелодичный аккордеон (не в пример нашему баяну). Музыка, да и сама манера танцев французов показались нам тогда более минорными и благородными. Никакой резкости. Впервые в жизни мы увидели, что мужчине можно идти с любимой, обнявшись на виду у людей, что у нас считалось признаком чрезвычайно дурного тона (среди пленных были и француженки). Общались мы с ними на уровне имен, названий городов, фамилий писателей. Большего нам знать тогда было не дано. Выгрузили на станции Броккау (в трех километрах от Бреслау). Там они пересели в поезд с узкой колеей.
После уборки и дезинфекции вагонов там приняли почти две тысячи репатриированных женщин, детей, стариков немецкой национальности - граждан СССР, увезенных насильно фашистами. Состав увеличился еще на три теплушки.
Локомотив тянул аж 38 вагонов, что по тем меркам считалось пределом. Кстати сказать, таких рейсов с репатриированными совершили немало.
Даже мысленным взором трудно себе представить, сколько людей оторвала от родных очагов Вторая мировая. Это было огромное трагическое смешение человеческих судеб.
На станции Баркфельд в девяти километрах от Инстинбурга (Восточная Пруссия) находился перевалочный пункт с узкой железнодорожной колеи на широкую. Здесь ожидали возвращения на родину десятки тысяч итальянцев, бывших военнопленных войск. Подсаживая друг друга, бесцеремонно начали они заглядывать в окна наших вагонов. Такого еще не бывало. Большой группой мы вышли погулять. Город - сплошные развалины, и среди них бродят компаниями итальянцы. От общения с ними увиливаем.
Буквально на той неделе был казнен их Муссолини. Интересно, как они реагируют на это событие? Подвернулся на нашем пути молоденький итальянец, что-то искавший в развалинах у самого тротуара. Решили спросить. Когда произнесли имя Муссолини, пленный энергичным движением рук показал нам повешение, да как выкрикнет неожиданно громко самый площадный смачный русский мат на помин души своего фюрера.
Мы громко расхохотались, а итальянец так смутился, что даже слезинки появились на красивых глазах, обрамленных длинными черными ресницами. Недоумевает: над чем же так дружно смеются военные синьорины? Вроде он сказал то, что не раз слышал от русских солдат, и никто, решительно никто над ними не смеялся. Жестами пальцев стараемся объяснить ему, что нельзя, нельзя ругаться, да еще в обществе женщин, но он так и остался в глубоком непонимании. Произнесенные им ругательства так и остались для него чем-то вроде «Ура, ура!».
.. .Долго еще ездили на запад и обратно. Вот уже рябина покраснела, а мы все едем. Красные гроздья ее накрылись белыми пушистыми шапочками, а мы по-прежнему едем. Колеса по рельсам стучат и стучат. И лишь в ноябре настал день расставания. Выдали нам денежное вознаграждение за четыре года (сумма порядочная, но я всю ее издержала нд рынке на пару прелестных коричневых туфелек).
В Молотове, куда заехала за вещами, присватался жених (родственник хозяйки, приехавший с фронта). Уж как он мне доказывал, что Сережины письма - блеф. Я, наивная душа, и мысли такой не допускала.
Почему-то у меня всегда получалось наоборот. Если нравлюсь - сердце мое не отвечает, а когда сама влюблюсь - то непременно получу обман. Сложная эта штука -любовь.
А в самый раз надо было бы вспомнить слова академика Павлова: «Чувства, которые долгое время не получают желанного, притупляются...».
Но, невзирая ни на что, о счастье мечталось всегда. Маленькая надежда, чуть теплившаяся в груди, как бы защищала меня от суровой действительности.
( продолжение следует.)
Анна СЕДУНКОВА-ПОПОВА.
Поезд милосердия. Асбест, 2003 г.
Коллектив эшелона ВСП №241 апрель, 1945г.
