Телеграмма из 1919 года. 1. Как дальше быть?

В ночь с 14 на 15 июля 1919 года части 28-й дивизии Владимира Азина из Второй армии с боями вступили в Екатеринбург. Начдив, разгоряченный атакой, бросил поводья коноводу и вбежал на телеграф. Там уже хозяйничали наши бойцы, и Азин приказал с ходу вызвать штарм, Шорина:

— Столица Урала в наших руках!..

Северный сосед Азина — 29-я дивизия из Третьей армии берет Пермь, Алапаевск, Невьянск, Режевской завод...

Откатываются в Сибирь генералы Войцеховский, Пепеляев, Голицын и иже с ними.

25 июля Петроградский полк 29-й дивизии идет форсированным маршем с Режевского завода на Камышлов. Военкомбриг-3 Игорь Егоров возбужден и весел. Еще не утихли страсти победоносного сражения за Пермь, не смолкли в ушах счастливые голоса уральских рабочих, встречавших красные полки.

— Слушай, браток,— говорит Егоров командиру,— тут верст десять до Кудельки. Я там с двенадцатого не был, не знаю, что стало с родными...

— Игорь Михайлович,— оторвался комполка от трехверстки.— Я за вас головой отвечаю, без штабного эскадрона не пущу. Разведка докладывала, что карательный батальон Малевинского где-то в этом районе орудует.

— Какое там,— присвистнул Егоров,— бегут, наверное, за Пышмой. А взять эскадрон не могу — дело у меня личное.

И, не ожидая ответа, комиссар крикнул:

— Лисков, коня!

Коля Лисков, верный друг, ординарец, был тут как тут. Оренбургский казачок, из тех, кто вместе с Блюхером и братьями Кашириными проделал трудный поход по тылам белых с Южного Урала до Кунгура, он не уступал в бою самым отчаянным рубакам.

— Товарищ военкомбриг, сухой паек брать?

— Не надо, Коля, места-то родные.

— Ну да,— разочарованно протянул ординарец,— значит, будем одну репу глодать.

— Хватит,— прервал его Егоров.— Что люди, то и мы, не в барском дворце выросли.

Лесная дорога утомительна не только человеку, даже кони и те, казалось, спотыкаются об узловатые корни великанских сосен. Комиссар притих. Дорога вела к Кудельке, где прошла его юность. Там, на приисках, он, помощник электромонтера, вместе с Яшей Луневым разбрасывал листовки большевиков. Яша, дошел слух, в семнадцатом стал членом партии... А бомбы? С Венькой Гридиным бросили их — одну в казарму ингушей, присланных для охраны «правопорядка», другую — в дом управляющего Чаплицкого, когда тот справлял день рождения жены, потомственной шляхтян-ки. Самодельные гранаты не взорвались, но шуму было много. Мальчишество, конечно, швырять взрывчатку, уподобясь террористам. Хорошо еще, что власти списали все на счет лбовцев. Все же Игорю пришлось скрываться. Так он оказался в Тюмени.

В шестнадцатом его призвали в армию. А уже через год большевик Егоров взбунтовал батальон против наступления, объявленного Керенским, за что угодил под арест и со дня на день ожидал военно-полевого суда. Быть бы ему расстрелянным, да землячок караульным заступил. Бежал мятежный солдат на Урал, оттуда партия направила в знакомую уже Тюмень. А дальше...

— Что приуныл? — подмигнул Егоров спутнику.

— Да так, товарищ комиссар,— четко рапортует Лисков.— Слышал, что конная группа Томина ушла на Курган вместе с Путиловским Стальным полком. Жалею — поздно узнал, а то бы у вас отпросился.

— Потерпи, казак, будешь и дома,— комиссар сбил фуражку на затылок.— Я, знаешь ли, прошлым летом в Тюмени был, а домой так и не сумел заскочить, теперь наверстываю.

В Тюмени было жарко, со всех сторон обложили сибирские белоказаки. Егоров, член Тюменского ревкома, командует батальоном, который два месяца сдерживает противника на своем участке. Затем довелось вывозить в Пермь ценности. А когда партизанская армия Василия Блюхера соединилась с регулярными войсками, Игоря Егорова, двадцатипятилетнего партийца, назначили заместителем начальника политотдела 30-й дивизии, командование которой принял первый кавалер ордена Красного Знамени. Но долго побыть вместе с Блюхером не удалось — перевели секретарем политотдела Третьей армии. А он рвался в полки, наконец помогла ситуация, готовилось крупное наступление, и стал он военным комиссаром третьей бригады 29-й дивизии.

— Коля, а что с твоими?

— Не знаю, Игорь Михайлович, никаких вестей. Да и какие письма, когда фронты кругом. Еще вслед нам Дутов обещал пострелять тех, кто сынов к Кашириным отправил.

— Это они умеют. Ничего, брат, будем надеяться.

А надеялся ли сам? Нутром чуял, братья — народ своенравный — неволи не потерпят. Гонят сейчас где-нибудь белых Федор, Егор, Евдоким, если сами уцелели в этой смертельной круговерти. А что с младшими?

Приблизились к Поклевскому прииску. Как обычно бывало, при вступлении в населенный пункт руки сами собой стянули с плеча карабин. Вот и прогалина между деревьями. Кони замедлили движение: впереди маячили люди. Судя по одежде, местные рабочие.

— Кто будете? — строго спросил один из них, держа наперевес охотничье ружье.

— Не видишь, что ли? — выпалил Писков и снял с чубатой головы папаху с красной звездочкой.

— Наши!

Старший приблизился и, приняв Лискова за командира, доложил:

— Мы из самообороны. Казачишки у нас шалят, вот и взялись за ружья.

Егоров предложил попугать отставших беляков. Несколько выстрелов из карабина, поддержанных оглушительным грохотом дробовиков, завершили бескровную операцию по освобождению Кудельки. Как рассказывали очевидцы, при первых же выстрелах мародеры бросились по Липняжной дороге в сторону Ряпосовой.

Шустрые приисковые мальчишки толпами бежали за всадниками. Теплели при виде красных звездочек глаза зимогоров.

— Надолго ли пожаловали, Игорь Михайлович?— уважительно спросил пожилой рабочий, помнивший Егорова еще подростком.

— Навсегда, отец, это уж точно,— отозвался Егоров.— Больше вас никакому Колчаку не отдадим.

— Колчак, бают, пятки мериканской консервой мажет, чтоб скорей к японцам убечь,— добавил ординарец.

Мужики оживились, тесней обступили красноармейцев, начались расспросы. Про разное, но в целом про жизнь: как дальше быть?

— Что ж, давайте сообща и обсудим,— обрадовался комиссар.— Соберемся к вечеру в клубе на Вознесенском, там и решим...

( Продолжение следует.)

А. Чечулин  "Асбест" 1985 г.