Телеграмма из 1919 года. 3. Куделька выставила 90 добровольцев

25 мая поднял восстание 45-тысячный чехословацкий корпус, растянувшийся в эшелонах от Волги до Владивостока. Если до этого гражданская война шла с переменным успехом в отдельных районах России, в частности, на Южном Урале ожесточенно сопротивлялось контрреволюционное казачество, то теперь стрелы фронтов разлетались по всем необъятным просторам бывшей российской империи.

Пал красный Челябинск. Белочехи и войска Временного Сибирского правительства двинулись к сердцу Урала — Екатеринбургу.

С тревогой глядели рудокопы на баженовскую дорогу. Наиболее храбрые, в основном фронтовики, поодиночке и группами уходили на станцию Баженово и в село Белоярское, через которые отступали малочисленные советские части, чтобы с оружием в руках противостоять белому нашествию.

В эти дни на прииски залетел конный отряд 3-го Уральского полка. Его командир Жебенев, вымотанный бессонницей и неудачами в боях, человек с лихорадочно горящими глазами, призвал зимогоров записываться в Красную Армию.

Добровольцами вызвались братья Сажины — Константин, Петр, Михаил, Александр. Крепкие, наторевшие в забое, они приглянулись кавалеристам, а командир даже крякнул от удовольствия, оглядев таежников-молодцев.

— Есть еще желающие?

И словно плотину прорвало, хлынули горняки к крылечку, на котором возвышался командир.

— Писарь, отметь: Иван и Матвей Поповы!

— Федор Караваев!

— Семен Шелковкин!

— Костя Бармин!

Вместе с мадьярами-военнопленными (их было семеро) в отряд записалось 87 человек.

— Добре, добре,— прохаживался перед строем добровольцев Жебенев.— Создадим из вас эскадрон. Лошадей возьмете на конном дворе, оружие найдем, а нет — встанем на довольствие в белый цейхгауз.

— Баб берешь, командир? — вышла из толпы видная собой, красивая горнячка Устя Ломаева.

— Тебя, бабочка, обязательно,— озорно моргнул писарь.— Как чехи на тебя взглянут — сразу сомлеют, а мы их живьем!..

— Не шебурши,— сверкнула очами Устя,— я сурьезно говорю.

— Если сурьезно, то сестра милосердия понадобится,— ответил Жебенев.

— А винтовку дашь?

— Не женское это занятие.

— Не женское? Да у нас о прошлом годе две дурехи в ударницы к Керенскому подались. Это занятие не женское, согласна, а свою родную власть защищать — наше дело.

Только руками развел командир и кивнул писарю: оформи. И сразу же за Устей пристроились Фрося Яковлева и Елена Быкова. Вместе с ними Куделька выставила 90 добровольцев.

А тем временем армии Сибирского правительства и белочехи под командованием Гайды подступили к Екатеринбургу. И областной Совет рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов принял решение о расстреле перевезенных из Тобольска Романовых.

День 16 июля был последним в жизни Николая Второго, прозванного в народе Кровавым. Этот акт исторически справедлив, иначе бы белое движение обрело в Романовых главный козырь. К счастью, этого не случилось.

ВЦИК одобрил решение Уральского областного Совета.

Сообщение о расстреле Романовых—и это понятно— появилось в газете «Уральский рабочий» лишь 23 июля, за два дня до падения Екатеринбурга.

В бессильной злобе скакали по улицам поверженного города белые карательные отряды и легионеры Гайды. Тюрьмы сразу же были заполнены пленными красноармейцами, коммунистами, советскими работниками, не успевшими эвакуироваться в тыл, рабочими, не выразившими радости при «освобождении» их от «красной сволочи». Во все волости, на все заводы захваченной территории спешили карательные экспедиции: надо было показать «истинную» власть.

( Продолжение следует.)

А. Чечулин  "Асбест" 1985 г.