Впервые в истории чувашской литературы издана книга писем Якова Ухсая
Помогал ли Ухсай выпускать колхозную стенгазету?
Издание собрания сочинений народного поэта Чувашии Якова Ухсая (1911-1986) завершилось выпуском отдельного эпистолярного тома (Яков Ухсай. Собрание сочинений. Том седьмой. Письма / Çырнисен пуххи. Çиччĕмĕш том. Çырусем. На русск. и чув. яз. Сост. Елена и Ольга Ухсай; ред. Валерий Алексеев. Чебоксары: Чув. кн. изд-во, 2019. 406 с., 1500 экз.). Явление это в чувашском литературоведении примечательно по многим причинам. Во-первых, подобная книга — первый в истории национальной литературы опыт (до этого издавалась только переписка И.Я. Яковлева), во-вторых — она собрана не литературоведами, а дочерями поэта, в-третьих — появилась на свет через многолетние беспокойные ожидания и получилась академически аккуратной и содержательной.
Следует сразу же отметить весьма добротное послесловие и подробные комментарии, названные словами поэта «Мы живем в великое и тяжелое время…» Здесь много разных сведений для любителей литературы и истории. Полвека преподавая творчество Якова Ухсая в средней школе и университетах, зная все перипетии споров вокруг имени классика, могу сказать, что младшая дочь поэта, автор книги «Слово об отце», составитель сборника «Я.Г. Ухсай в воспоминаниях современников» Елена Ухсай совершила героический поступок не столько ради имени отца, сколько в защиту чувашской литературы ХХ века.
СПРАВКА «СЧ»
Яков Гаврилович Ухсай родился 13 (26) ноября 1911 года в селе Слакбаш (ныне Белебеевский район Башкортостана) в бедной крестьянской семье.
Первоначальное образование получил в школе крестьянской молодежи, затем учился на литературном факультете МГУ имени М.В. Ломоносова, где близко познакомился с татарским поэтом М. Джалилем, ставшим впоследствии национальным героем советского народа.
Много лет Яков Ухсай работал в редакции чувашской газеты «Коммунар», издававшейся в Москве, состоял сотрудником научно-исследовательского института языка, литературы и истории имени М. Гафури при Совнаркоме Башкирской АССР, преподавал чувашский язык и литературу в Батыревском и Ульяновском педагогических училищах. В 1939 году переехал в Чебоксары.
Работал главным редактором в Чувашском государственном издательстве (1940—1941), в редакции журнала «Т?ван Ат?л» (1946—1948). В годы Великой Отечественной войны служил спецкором газет «На штурм врага» и «На штурм».
Скончался 7 июля 1986 года в городе Чебоксары.
В книгу включена часть писем поэта 1940-1985 годов. Они были найдены в результате долгих, кропотливых поисков в архивах Чебоксар, Белебея, Москвы, Уфы, Казани, Смоленска, Новгорода. Некоторые письма-автографы предоставлены самими адресатами или членами их семей. Отдельной главой дана переписка с Борисом Ирининым, переводчиком поэмы «Нарспи» К.В. Иванова и других поэтов. Ранее напечатанные в журнале Ольгой Яковлевной фронтовые письма к жене Марии Ухсай тоже расположились собственным разделом.
Среди обычных будничных писем, деловой переписки и депутатских обращений Якова Гавриловича встречаются письма-рецензии, письма-размышления о литературе и жизни, философские трактаты, воспоминания, иногда юмористические и саркастические реплики. Письма русским поэтам Михаилу Исаковскому, Александру Твардовскому, Александру Фадееву, Николаю Рыленкову, Николаю Старшинову, Егору Исаеву, Владимиру Туркину, Ивану Смирнову, Владимиру Гордейчеву, Александру Романову, Александру Ежову, Павлу Дружинину, критику Александру Макарову, фронтовому другу-журналисту Николаю Ефимову, башкирским и татарским писателям Мустаю Кариму, Хакиму Гиляжеву, Тагиру Ахунзянову и многим другим говорят о широком круге его друзей, высоком интеллектуальном уровне и отличном знании русской и мировой литературы.
Дружба и долгая переписка с корифеями поэзии многих народов сама по себе неоценимо значительна в судьбе Ухсая. Но не менее интересны письма деятелям чувашской культуры Алексею Яковлеву (сыну И.Я. Яковлева), Семену Эльгеру, Петру Хузангаю, Семену Эсрелю (Григорьеву). Невольно обращает внимание письмо от 1957 года аксакалу Василию Краснову-Асли. В то время старый чекист являлся парторгом Союза писателей, и его направили в колхоз имени Калинина в Козловский район определить благонадежность поэта, а не облегчить условия жизни и работы. Несуразный протокол «взаимной беседы» деревенского и городского парторгов поразительно похож на протокол допросов печально знаменитых «троек»: «Помогал ли т. Ухсай в выпуске стенгазеты колхоза? Написал одну или несколько статей в районную газету? Какую-либо помощь т. Ухсай оказывал своему родному колхозу? В виде организации библиотек или литературой?»
«Очень богато представлены звериные метафоры у чувашского поэта Якова Ухсая. Мне как-то дали для рецен-зирования его большую поэму «Перевал», и я нашел там чудеса в этой области. Солнце, говорит он, на закате так близко от земли, что даже заяц может достать до него прыжком! Корову он сравнивает с ладьей, бегущую лошадь, видимую вознице, — с ручьем, картофель у него похож на бараньи лбы, рожки ягнят — восковые, рога барана — как колеса… И, наконец, ботинки франта кажутся ему желтыми утятами!»
(Юрий Олеша, «Ни дня без строчки»)
Конечно, народный поэт приехал в сельскую баню (банная каморка была его кабинетом) не для выпуска стенных газет и устройства библиотек. «В городе у меня не было ни минуты покоя, хотел уединиться, отдохнуть и работать в деревне, но опять вызов за вызовом… Вы можете сказать мне, что я такой-сякой, но не можете утверждать, что я случайный человек в партии и случайный человек в литературе. Если так, то по какому случаю разгорелись страсти, чтобы растоптать меня как червяка. Если Уйăп Мишши и Эсхель и некоторые люди собираются и подписывают подозрительные бумажки против меня, я не удивлюсь, ибо они этим грязным делом занимаются давно. Вспомните их выступления в 1937 году. Они живут по законам подлости, кричат о честности, а сами не сочли нужным пойти в пекло войны, когда я отправился туда рядовым…. не приеду в Чебоксары даже в том случае, если Башкировы, Уйăп Мишши и другие члены-старейшины подпишут бумагу повесить меня на телеграфном столбе» (с. 31). Такую дерзость добровольные стражи литературы не забывали никогда.
Ужас 1937 года над Ухсаем висел всю жизнь. Ему не простили храбрость, которую он проявил в тот период на допросе в Батыреве и удачно увернулся от лап НКВД. Скрывался и лечился в Алатыре, а в Москве его от ареста спасли Александр Твардовский и Александр Фадеев. И после войны тыловые верховоды словесной конторы (Ухсай их окрестил кличкой «вирьялы» от слова «вира») неотступно висели на пути Ухсая. В письме от 1958 года начальнику управления по печати Ивану Маркелову поэт жаловался, что с 1946 года более десяти лет не выходят его книги в Чувашском издательстве. «В течение трех лет лежат без нормального движения сборники моей лирики… Сборник «С открытой душой»… исчез из архива издательства и попал в архив Союза писателей с преступно-хулиганской резолюцией Башкирова».
В послесловии тома имеется объяснение выражения «зол на вирьяльцев», которое у меня, не раз обсуждавшего эту тему с поэтом, вызывает возражение. «Применение в обиходе упрощенных, подчас искаженных речевых форм, в виде, например, макаронической речи, было совершенно неприемлемым для Ухсая… Между этими двумя группами (вирьял и анатри) всегда существовало негласное соперничество» (с. 323). Конечно, Елена Яковлевна хочет сгладить острые углы, но дело вовсе не в диалектах.
В 20-х годах ХХ века поэт Андрей Петтоки в журнале «Сунтал» нарочно для обсуждения статуса литературного языка напечатал на моргаушско-сундырском диалекте несколько произведений. Вот тогда действительно спорили, как и насколько нужно использовать в художественной литературе местные слова. Однако Ухсай в этом споре не участвовал. Он всегда был сторонником борьбы за чистоту языка, выступал против чувашско-русской смеси в речах чиновников и руководителей разных рангов.
Скажем честно, он был зол на своих вечных и хитрых оппонентов Уйăп Мишши, Аркадия Эсхеля, Василия Ржанова, Николая Дедушкина, Александра Калгана и еще кое-кого, и вовсе не из-за их языка и творчества. На кого «зол как сатана», поэт в письме Семену Ислюкову от 24 июля 1968 года (с. 56) открытым текстом сообщает, что «вирьяльцы» в 1942 году задержали издание его фронтовой поэмы «Письмо бойцов и командиров 141 дивизии к чувашскому народу»: «Поскольку и тогда литературой и искусством руководили эсхели и калганы, выдумав для себя тяжелые болезни, которых после войны у них не оказалось, сидели на литерских пайках и писали о войне, и печатались на лимитированной бумаге, мое «Письмо» не появилось в печати. Оно было опубликовано только через год, когда я сам приехал на кратковременную побывку в Чебоксары, захватив по пути для местного боя с литературной мелюзгой бумагу от начальника Политуправления Воронежского фронта генерал-лейтенанта С.С. Шатилова. И тогда наши тыловые писатели болтали о высоком патриотизме и о личном долге перед отчизной, а сами жили согласно свиньячей морали: «Хам ?ием те хам сысам». Ясно видно, что «вирьял» Ухсая — это мелюзга из литературной конторы и не означает ни сторонников диалекта, ни географические группы этноса, ибо Уйăп и Эсхель — вирьялы из-под Чебоксар, а Башкиров (Талвир) из Батырева, Калган и Дедушкин — из Девятиселья Буинского района Татарстана, как раз настоящие анатри.
«Вирьялы» многократно пытались лишить Якова Ухсая звания народного поэта, членства в рядах партии и Союза писателей. То же самое пробовали с Петром Хузангаем, но он умел давать должный отпор мелюзге. Ухсай тоже оказался крепким орешком, все вытерпел и не остался в ряду рядовых стенгазетчиков.
Гнусно и отвратительно старались уничтожить имя поэта Ухсая после трагической смерти жены в 1969 году. Это такая черная, даже более черная, чем в тридцатые годы, страница в биографии чувашской пишущей интеллигенции. В 1937 году оправданием могло быть повальное безумие, перемешавшее правду с ложью, но теперь шайка бездарных писак накинулась на поэта, которого авторитетная комиссия выдвинула на Государственную премию СССР и на звание Героя Социалистического Труда. Такого прорыва недоброжелатели стерпеть уже никак не могли.
Спешно настрочили письмо генсеку Л.И. Брежневу с перечислением всех действительных и мнимых грехов поэта, основными из которых были поклонение богу Бахусу и непосещение партсобраний. А это в то время считалось непростительным преступлением.
За непокорным членом союза пишущих братья по партии постоянно следили, шантажировали, строчили доносы, организовывали допросы и обсуждения. Всю жизнь. И продолжалось так до конца дней и даже после смерти поэта. Если бы руководители республики Семен Ислюков, Илья Прокопьев, Александр Петров, Николай Викторов не притормаживали ретивых «инженеров человеческих душ», то они затоптали бы не только Хузангая, Митту и Ухсая, но и других классиков национальной литературы. Страшная — продолжающаяся и поныне — болезнь чувашского народа, когда свои же двуличные коллеги топят в грязи честных людей, и редко кто из тех, кому ты помогал стать человеком, протягивает руку помощи тебе в трудную минуту.
Тихому, миролюбивому народному поэту Якову Ухсаю не было покоя ни в семье, ни в партии, ни в Союзе чувашских писателей. Почему? Только из-за наркомовских ста граммов? Как бы не так. Причина этого жестокого противостояния таланта и серости, чести и лжи не в Бахусе и не в анекдоте про «хура тяппа» верховых и «куп?ста купарча» низовых чувашей.
К СВЕДЕНИЮ
Имя Якова Ухсая занесено в Почетную Книгу Трудовой Славы и Героизма Чувашской АССР (1984).
Его именем названы улица и Дворец культуры в г. Чебоксары.
В селе Слакбаш открыт музей Якова Ухсая.
Поведать о кривде литературы и правде жизни исследователи чувашской истории до сих пор не рискнули. Но шила в мешке долго не утаишь. Истинно ценное бесследно не исчезает. Что ни письмо в книге — то событие или открытие. Только из комментария к письму Сергею Дароняну (с. 312) узнал о поддержке Ухсаем литературоведа и прозаика Афиногена Кузьмина, когда хапуга директор научно-исследовательского института кляузами напакостил молодому талантливому ученому, что тот вынужден был уехать и много лет провести на Дальнем Востоке. Афиноген Иванович до конца жизни благодарил поэта. Ухсай о таких случаях не вспоминал. Для него было обычным делом вставать на защиту несправедливо обиженных или одаренной молодежи. Не зря он много лет дружил со студентами из литературного объединения Чувашского госуниверситета «Сильзюнат» и глубоко анализировал их произведения на поэтическом семинаре.
«…Когда собранные письма из беспорядочного вороха «хронологически легли на свои места», нам представился роман со множеством ярких подробностей, в котором звучит живой голос поэта, пробиваются его чувства, где сквозь ткань повествования прорастают свежие мысли о литературе, творчестве, судьбе родного народа, жизни вообще», — точно заметила составитель тома Елена Ухсай.
Действительно, кто мало-мальски интересуется чувашской литературой и творчеством гениального человека трагической судьбы Якова Ухсая, тот в его многоплановом «романе писем» найдет немало занятных коллизий и сюжетных линий. В рецензии я остановился лишь на одной из них.
Виталий Станьял, кандидат филологических наук
