Александр Насекин: «Свободное время художнику необходимо»

С 15 апреля в художественном музее работает выставка одного из самых узнаваемых современных графиков Чувашии — Александра Насекина. Изысканная тонкость техники и глубина содержания (обращенность к внутреннему миру человека, постановка философских вопросов) делают каждую экспозицию с участием его работ объектом пристального внимания. В этом году исполнилось 30 лет с тех пор, как Насекин впервые представил […]

С 15 апреля в художественном музее работает выставка одного из самых узнаваемых современных графиков Чувашии — Александра Насекина. Изысканная тонкость техники и глубина содержания (обращенность к внутреннему миру человека, постановка философских вопросов) делают каждую экспозицию с участием его работ объектом пристального внимания.
В этом году исполнилось 30 лет с тех пор, как Насекин впервые представил в музее свои произведения. За это время персональные выставки художника прошли в Германии и Франции, Бельгии, Москве, Казани, Нижнем Новгороде и, конечно, в Чебоксарах. Около ста графических листов, созданных за последние семь лет, вызывают хвалебные отзывы искусствоведов и эмоциональную реакцию зрителей. Накануне открытия мы поговорили с Александром о его работе, жизни, героях его картин и о том, что важно для художника сегодня и всегда.

— Эта выставка у вас уже 22-я, тридцать лет работы. Есть ли ощущение, что за это время произошла какая-то внутренняя творческая эволюция?
— Есть, конечно. Я вижу, что какие-то работы я сделал на новом уровне, технически тоньше, по цвету интереснее — и по философии своей современней, в соответствии с нынешним пониманием. Ты сам двадцать лет назад и сегодня — это же разные люди.
— А что-то изменилось в плане техники? Раньше вы много работали цветной тушью…
— Можно сказать, что техника утончилась. Я и раньше запаривался сам от себя, а тут вообще запариваюсь. Особенно последние два года, когда решился делать выставку, работал очень интенсивно, меня это подстегивало.
Я использую ризографы, которые заполняются цветной тушью (друг мне когда-то из Германии привез коробку цветной туши, там не просто желтая или красная, а такие живописные названия — «умбра жженая», «охра»). Большим открытием для меня было, когда лет 15 назад белая тушь появилась. Очень нравится работать на черной бумаге. Но сейчас я от этой техники подустал. У меня же есть пастель, цветные карандаши, акрил — его я и в туши использую для подмалевка, для цветового пятна — так что сейчас есть желание выйти на какой-то новый этап.
— А сколько времени у вас уходит на одну работу? Если уже есть замысел, не считая «творческого поиска».
— Я работаю сначала на планшете, делаю на нем все эскизы. Это очень удобно, можно отменить какие-то действия, если тебя результат не устраивает, на шаг назад вернуться. А потом, когда отработал композицию, отработал цвет, все понятно — переношу на бумагу. И вот этот процесс недели две занимает.
— Это довольно быстро — я бы не удивилась, если несколько месяцев.
— Голова, рука и глаз уже привычны, технология выработалась.
— А есть какой-то порядок работы с цветами? От светлого к темному — или как?
— Сначала делаю общий рисунок, настраиваю колорит — а потом, можно сказать, «из угла в угол», участками. Я в основном пользуюсь ограниченной палитрой (как старые мастера) — красный, зеленый, синий, желтый. Иногда замешиваю зеленую и фиолетовую другого оттенка. Плюс черный и белый. Ну и работаю послойно: вначале, допустим, общий строй прохожу коричневым, потом зеленым — и так далее. А потом уже тон — черный, белый.
Я и раньше квадрат любил, а сейчас он меня просто не отпускает. Я даже выставку хотел назвать в шутку «Философский квадрат Насекина», но потом отказался от этой идеи. Вообще мое любимое — это композиция, с одной стороны закомпоновать надо плотно, без особых пустых пространств. Но и пустота тоже для меня важна, она значимая, говорит о многом. Важно достичь определенной концентрации. Потому и фигуры как будто втиснуты в этот квадрат.
— Они даже и не полностью в него помещаются.
— Иногда я умышленно их искривляю, — конечно, не ради того, чтобы в квадрат вписать. Это создает напряженность.
— Есть ли у вас сквозные темы, образы, истории, к которым вы особенно часто обращаетесь?
— Конкретных тем нет, но каждый художник все же имеет свою собственную изобразительную сторону. У меня часто люди, часто двое — мужчина и женщина, мать и ребенок, мужской разговор…
Если нравится тема, я могу к ней обратиться несколько раз. Вот, например, Библия. Не то чтобы я очень религиозный или набожный человек — но я верующий, мне интересна Библия, она писалась веками и там сконцентрирована большая мудрость, и даже если только к ней обращаться, можно работать несколько жизней, с разных сторон подходить к одной теме. А сколько там сюжетов! Но можно не говорить, что они библейские…
— Они универсальные, и в мифологии могут быть.
— И в этой универсальности для меня большой интерес. Я и к мифологии постоянно обращаюсь. Вот одна работа называется, например, «Харон» — непривычный, особенный, мой — но все-таки Харон. А вообще-то ведь это мог быть и другой персонаж.
Бывает просто какая-то мысль, бывает, работу делаешь вообще ни о чем. Зацепила какая-то фигура — и повело, появилась птица, еще что-то. У меня есть картина — называется «Сок из канарейки» — какая-то ломаная женщина, канарейка красная, все такое тревожное, напряженное. Я и словами-то ее объяснить не могу, потому что она гораздо глубже, чем слова, многозначнее. А потом люди начинают расшифровывать, предлагать тебе варианты. Иногда бывают такие объяснения — даже очень интересные. Я, кстати, не люблю в названиях излишней прямоты. Иногда и для меня самого все настолько сложно, что я бы не хотел привязывать зрителя к определенной теме. Поэтому и называю довольно обобщенно — и понимаю, что это все упрощает.

Рад, что меня не затянула рутина денег. Не помню, кто сказал, что творчество — это самое интересное, из-за чего стоит жить. Я рад, что оказался в такой ситуации, когда могу заниматься картинами, что они востребованы, что работаю не просто в стол…

— А название выставки — «Путь» — что для вас в нем?
— Тут, скорее, в философском плане. «Жизнь воина — это путь». Ты идешь, и где начало, не помнишь, и конца пока не предполагается. Это процесс.
— Все обращают внимание на то, что ваши люди часто очень скрученные, поломанные… Отражает ли положение тел их внутреннюю сущность? Ваш типичный герой страдающий? Ищущий? Какие черты свойственны вашим персонажам?
— Мой персонаж однозначно не веселый. Не смеющийся, не хохочущий, не отдыхающий, потому что человек, как бы банально это ни звучало, одинок внутри. Должен постоянно что-то решать, постоянно делать выбор, особенно, когда он один. Он находится в напряжении, обеспокоен какими-то мыслями, тревожен. Мой герой прежде всего должен быть личностью, в нем есть содержание, есть душа. Необычные повороты рук, ног, головы, необычные сочетания тел как раз об этом. Но не то чтобы я задумал что-то и доношу свою мысль — а я вот сломал, мне понравилось, и постепенно образ начинает оформляться, дополняться, иногда я что-то сочиняю в руки героям, такие предметы, каких даже нет в этом мире. Вроде шар, вроде палочка, но так проткнуто, так подвешено — непонятно как, но мне композиционно это нравится, появляется завязка — человек и предмет, человек и человек, их сплетение, которое и становится символом в данном случае.
— Близкое общение — вот так, тет-а-тет, как у ваших персонажей — это важная часть вашей жизни?
— Раньше я был очень общительный человек, любил шумные компании, фееричность, смех. Но со временем мне стало это требоваться реже. Больше хочется более близких задушевных бесед. И есть хорошие друзья, с которыми можно сесть, поговорить о чем угодно, помолчать. «Уже все больше хочется гулять не за столом, а старым тихим парком», как поет Розенбаум. И то не часто. Я стараюсь день проводить в работе.
— Мне кажется, для человека важно «пустое», свободное время, чтобы он мог подумать, чем себя занять.
— Абсолютно согласен. Художнику это просто необходимо. Иногда я делаю (вот сентябрь у меня был такой и октябрь прошлого года) — по две работы в месяц. И думаешь, хорошо же, хорошо — и вдруг все, застопорилось, и стоишь, и все не то, не нравится. Наступает пауза. Надо просто в окно посмотреть, за столом посидеть или почитать. Я люблю читать, я с детства читатель. Лет десять назад начал учить английский, довольно свободно могу объясниться (если это не очень сложная профессиональная беседа) — и сейчас, кроме русских книг, каждый день читаю по-английски. Люблю современную литературу, вроде Водолазкина, у меня довольно большая хорошая библиотека, всегда можно взять почитать какого-нибудь интересного классика.
Самая важная работа идет не когда ты что-то делаешь, а когда закончил и начал смотреть в окно. Или в перерыве. Невольно погружаешься в это состояние, очень важное для человека, когда ты один, когда тебе достаточно хорошо, комфортно и могут потечь твои мысли. В этот момент творчество и происходит. В паузы, когда я не работаю, а я не работаю иногда довольно долго (месяц — полтора), работа внутри не перестает идти.
— Часто художнику приходится сочетать творческую деятельность с чем-то еще для заработка. Кто-то преподает, кто-то выбирает дизайн или занимается иллюстрацией…
— Я тоже и дизайном занимался, и журналами, в 80-е иллюстрировал газету «Мир детектива» Алексея Кряжинова. Какое-нибудь убийство, лежащий труп, машина, пистолет, преступник сидит, размышляет. Работы было много, еле успевал. Я ведь ко всему серьезно, ответственно относился.
Примерно в те годы в Чебоксары приезжала атташе по культуре Швеции, мы с ней разговаривали, и она рассказала интересную вещь: у них, если художник получил какое-то признание, выставляется, он член союза, муниципалитет ему платит зарплату, и он работает. Если он не выставлялся три года — ему задают вопрос, что он делает, но понимают, что у него может быть кризис или большая работа — и его не лишают поддержки. А в России до сих пор нет статуса художника, нет такой профессии.
Я рад, что вовремя смог уйти, что меня не затянула рутина денег. Не помню, кто сказал, что творчество — это самое интересное, из-за чего стоит жить. Я рад, что оказался в такой ситуации, когда могу заниматься картинами, что они востребованы, что они интересны, что работаю не просто в стол.

НАША СПРАВКА

Торжественную церемонию открытия посетил Глава республики Олег Николаев. «Каждая из представленных на выставке картин — целый мир, история, рассказ, который уносит в новую реальность, — подчеркнул он. — Для нас очень важно, чтобы каждый деятель культуры творил, созидал, вдохновлял красотой своего творчества и служил примером для молодых людей».
В качестве подарка и благодарности за творческую устремленность и высокие достижения художника Олег Алексеевич предложил издать альбом с его произведениями. А председатель Комитета Государственной Думы по финансовому рынку Анатолий Аксаков заметил, что работы Насекина в силу их интеллектуальной наполненности, психологизма и энергетики могут стать идеальным подарком победителю суперфинала всероссийского турнира по шахматам, который пройдет в ЧГХМ в сентябре этого года в рамках проекта «Шахматы в музее».