Когда отгремели бои…
О Великой Отечественной войне написано уже такое количество книг, что, наверное, трудно удивить самого себя не новым именем, а новым содержанием произведения. Поэтому, взяв в руки повести о Чувашии военных и послевоенных лет (как заявляет аннотация книги «Коврига хлеба» новгородского писателя Александра Ежова), не ожидал чего-то экстраординарного. Но оказался приятно удивлен…
Биографическая справка
Александр Васильевич Ежов родился 29 апреля 1922 г. в селе Мстонь Шимского района Новгородской области. В начале Великой Отечественной войны вместе с семьей был эвакуирован в Чувашию, оттуда в 1942 г. был призван в армию. Воевал на Ленинградском фронте, в августе 1942-го был тяжело ранен и чудом выжил, правда, врачи не смогли спасти ногу: ее пришлось ампутировать. За боевые заслуги он награжден орденом Отечественной войны I и II степени, медалями — «За оборону Ленинграда», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» и другими.
С 1944 г. Ежов работал в газете «Советская Чувашия». В 1946 году вернулся в Новгород, работал в «Новгородской правде», был редактором областного комитета по телевидению и радиовещанию и Новгородского отделения Лениздата. С?1972?г. — на творческой работе. Член Союза писателей СССР (1983 г.). Автор книг «За окном гроза», «Коврига хлеба», «Хрустальные звоны». В последние годы трудился над повестью «Предисловие к исповеди» — о своем отце, легендарном председателе одного из новгородских сельсоветов, который в 1937 году не сдал ни одного своего односельчанина, а когда тучи стали сгущаться над ним самим, просто ушел в лес и пересидел там лихие времена, свято веря в Родину и справедливость. Повесть эта осталась неоконченной…
…Как неожиданно по-разному аукается в человеке война. Вот один послевоенный эпизод: «…Фрица она не то чтобы полюбила, но он словно бы прикипел к ее изболевшейся душе, нашел уголочек в ее сердце, и когда она глядела на него, ей казалось, что это не военнопленный немец, заброшенный роковою судьбою на чужбину, а один из сыновей ее, не Андрей и Иван, а еще один сын, будто бы третий…» А вот еще один, со встречи ветеранов: «Как ни всматривался я, никого не мог признать. Все были незнакомые, словно бы свои и словно бы чужие. Почему они были незнакомы? А потому что воевали уже после меня: в сорок третьем, в сорок четвертом и в сорок пятом. А меня подкосило в сорок втором. От сорок первого да сорок второго мало кто и остался». Это — о тех, кто непосредственно Великую Отечественную пережил… А вот тупое непонимание одной представительницы «псевдозолотой молодежи»: «Не может быть! Я не верю… Хлеб. Что такое хлеб? Что? Сущие пустяки! И вы уравниваете, дядюшка Елисей, какой-то кусок хлеба с рубиновым камнем? Просто невероятно! Я не верю, не могу поверить!..» — в ответ на слова о цене простого ржаного хлеба в блокадном Ленинграде.
Как бы между делом, вскользь автор поднимает проблемы: то личные, то местечковые (отдыхающие берега озера загрязнили, потребкооперация плохо заготовительную кампанию провела), то государственные (почему молодежь в город тянет? Почему деревня «обезлюдствовала»?). Вообще в книге размышлениям о судьбах российской деревни очень много отведено места. И не риторическим разглагольствованиям, а взгляду в корень. Здесь и образы настоящих деревенских мужиков: одни изо дня в день с дружками спиваются, другие по делу даже на председателя голос поднять могут, третьи за матушку-природу переживают и всяких на выходные приехавших горожан стыдят за брошенные после себя банки и прочий хлам… Здесь и история взаимоотношений «город — деревня», причем «город» представляют вчерашние деревенские, только-только перебравшиеся и уже много возомнившие о себе. Здесь и модернизация сельского хозяйства со стремлением к укрупнению и без оглядки на последствия…
А с каким восторгом пишет Ежов о родной природе, сколько описаниям той или иной местности отведено страниц! Во всем, даже самом обыденном, он видит красоту: «Валдайские горы точно груди на теле земли. Только не молоком они напитаны, эти груди-то, а студеной родниковой водой», «Однажды под вечер начался теплый июньский дождь. Она с изумлением глядела на эту дождевую сеянь, видела, как тяжелые капли весело и звонко пляшут в лужах, ударяются в листья, прошивая их свежестью и прохладой».
Чего никогда не отнять у советской литературы — ее интернационализма в хорошем значении этого слова, когда тот или иной писатель не по долгу службы, а по зову сердца легко и открыто пишет о народе, в среду которого его волею судеб занесло. И в этом факте, как мне кажется, нужно видеть не только специфику «чужого» взгляда, но и себя самих через эту призму. Нужно это, чтобы в том числе понимать свои положительные и отрицательные стороны. Каковы «мы-они», чуваши, при взгляде со стороны? Мне лично всегда интересен такой ракурс, и вот книга Александра Ежова в какой-то степени это любопытство удовлетворяет.
Нет-нет да появляются на страницах книги истории о чувашах и Чувашии — то глазами эвакуированных, то воспоминаниями о солдатах-фронтовиках. Война — это где-то там, а здесь «было тихо и спокойно в чувашском селе Моргауши. Люди целиком были поглощены работой и ожиданием, ожиданием хороших вестей с фронта, ожиданием писем». И приходили — похоронки… «Часто вспоминаю чувашских парней из деревни Ярославка, откуда мы уходили на войну… Все они не вернулись…» И над всем этим короткий диалог в далекой новгородской земле: «А в Чувашии-то там как жили? — Не голодали. Народ там хороший. Добрый народ. — Ведь не русские все ж? — Не русские, но в России живут. Век бы там жила». Но не все эвакуированные такие. Еще один персонаж никак не может понять своего знакомого, Ковната: «Что за человек? Вроде и умный. Как-никак университетское образование. Доцент. Мог бы устроиться преподавателем в большом городе, тех же Чебоксарах. А он свиней сторожит. В лапти обулся. Совсем очувашился…»
Несомненно, на мой взгляд, воспитательное значение этой книги. Это не лекция, так ярко описанная в одном из эпизодов: выступающий, «вежливо раскланявшись и разложив перед собой листы с текстом, начинает монотонно, точно дьячок в захудалой церкви, читать» о вреде пьянства… женщинам, чьи мужики «умеренно выпивают» или же «пьяницы втризапойные»! Реакция аудитории вполне ожидаема… Так вот «Коврига хлеба» Александра Ежова — это живой, автобиографичный урок, когда буквально несколько страниц учат важным истинам, подзабытым, к сожалению, сегодня многими…
Вопросы:
1. Чем зацепил героя одной из повестей рядовой пастух?
2. «Война только окончилась, с продуктами питания было плохо. Согревало нас тепло…» Как закончил фразу герой повести «Коврига хлеба»?
3. Как показана жизнь чувашских литераторов в первые послевоенные годы?
Федор Козлов
