В феврале исполняется 100 лет со дня рождения Юрия Илюхина
Музыковед, поэт, связист, «джаз-танкист»
«Наконец-то, дорогие мои, дождались мы радостного дня. Окончилась война, над Берлином реет Знамя Победы!..» Это письмо на Родину, которое Юрий Илюхин написал, сидя на лестнице Рейхстага, в мае 1945 года, его домашние перечитывали несколько раз. Никак не верилось, что Юра наконец-то вернется в Чувашию и снова возьмет в руки скрипку. К счастью, все так и произошло. Правда, с небольшими изменениями. И хотя после демобилизации он даже успел поиграть в Государственном симфоническом оркестре, образованном в Чебоксарах в 1932 году, войти в культурную летопись республики ему было суждено отнюдь не в качестве скрипача.
Взять на себя миссию первопроходца под силу далеко не каждому, особенно в такой специфической и трудоемкой сфере, как наука о музыке. В начале прошлого века вопросами национального музыкального творчества занимались воспитанники Симбирской чувашской учительской школы, композиторы Федор Павлов и Степан Максимов, оставившие обширное библиографическое наследие. Однако, несмотря на то, что в их трудах отчетливо видны попытки изучения лада, мелодики и ритмики, основным вектором развития аналитической мысли все же была фольклористика.
А вот первым чувашским исследователем, получившим именно музыковедческое образование, стал выпускник Казанской консерватории Юрий Илюхин. Среди его педагогов были такие величины отечественного музыкознания, как профессора Яков Гиршман, Юрий Виноградов и Генрих Литинский, также преподававший в Москве. «Первые два года в консерватории я дружил с джазменом Олегом Лундстремом, затем он уехал, — вспоминал впоследствии Юрий Александрович. — Два раза приезжал к нам в Чебоксары, а потом передавал мне приветы».
То, какое значение заслуженный деятель искусств Чувашии, заслуженный работник культуры России, почетный деятель Союза композиторов России Юрий Илюхин имеет для чувашского музыковедения, было понятно еще при жизни ученого. Недаром в республике его с любовью и уважением называли «наш Стасов», сравнивая с великим русским критиком Владимиром Стасовым — ярым приверженцем национальных традиций, идейным вдохновителем известного композиторского содружества «Могучая кучка», в которое входили знаменитые классики Милий Балакирев, Модест Мусоргский, Николай Римский-Корсаков, Александр Бородин и Цезарь Кюи.
Подобно Стасову Юрий Александрович умел объединять вокруг себя таланты и быть центром культурной вселенной, причем это касалось не только его последователей и учеников, но и старших коллег. Так, например, по-особому теплые отношения сложились у Юрия Илюхина со Степаном Максимовым, который в 1937 году принимал его на подготовительное отделение Чебоксарского музыкального училища. В дальнейшем Степан Максимович играл с Юрой в шахматы, интересовался его первыми, пока еще скромными заметками в республиканской прессе и не скупился на профессиональные советы. Но главное, доверял ему рукописные записи народных песен, ведь то, что молодой человек шагнет дальше оркестрового пульта и ярко заявит о себе на историко-теоретическом поприще, было очевидно.
«В 1943 году в Горьком я выучился на радиста, но по состоянию здоровья был непригоден к строевой службе, — вспоминал Юрий Илюхин. — Когда в военкомате меня спросили, хочу ли я на фронт, ответил: «Да!» Мне привелось быть участником самой страшной битвы — на Курской дуге. Днем там от дыма не было видно солнца, это было великое танковое сражение. Я был старшим телеграфистом, обеспечивал связь, лично общался с маршалом бронетанковых войск Семеном Богдановым. В память о том сражении на пути к Ельцу на дороге стоит памятный танк Т-34. В начале 1944 года освобождали Киев, я сидел в фургоне с рацией и смотрел, как рядом падают бомбы, это было очень страшно. Затем мне привелось участвовать в освобождении Житомирской, Черкасской областей, Молдавии и Румынии. Получил ранение и частично потерял зрение… В конце 1945 года вновь вернулся к скрипке, играл в самодеятельном джаз-оркестре армии. Нас называли «джаз-танкисты».
Впрочем, чему удивляться? Отец Юрия Илюхина, до революции служивший в царской армии, играл на балалайке и мандолине, руководил хором в чувашском селе Ишаки и вообще отличался завидной грамотностью, что в деревенских кругах того времени считалось большой редкостью. «В нашем доме была собрана богатая библиотека, и я помимо музыки увлекался литературой, с 12 лет писал стихи, — отмечал Юрий Александрович. — Для меня была большая радость увидеть свое стихотворение «Елка» 1 января 1932 года в газете «Пионер сасси». Позднее на некоторые из моих стихов чувашские композиторы Филипп Лукин, Григорий Анчиков и Анисим Асламас писали романсы, песни и хоры. А Федор Васильев использовал их в своей кантате из пяти частей».
