Елена Кузина, режиссер: «Русским актерам со мной трудно»
Режиссер, поставивший спектакли во многих городах России, Европы и Америки, преподаватель Национального института театра США, автор десятков тренинговых программ и мастер-классов для актеров — Елена Кузина. Сейчас она ставит «Мертвые души. Гоголь» в Молодежном театре Челябинска. Почему нам так повезло?
— Елена Евгеньевна, почему «Мертвые души»?
— Это прекрасный гоголевский текст. Идея поставить спектакль родилась лет 20 назад, может, и больше. Но он лежал в «режиссерском портфеле». А теперь появилась возможность!
— Несколько лет назад в Карелии вы ставили спектакль «Хороним Моцарта»: о Моцарте и Сальери. Провокационное название. «Мертвые души» никак «не просились» переименоваться?
— Нет, но разница с оригинальным текстом есть. Очень хотелось сохранить гоголевские тексты, а многие вкусные «куски», как правило, выкидываются, когда пишутся инсценировки. Поэтому их я сама прописывала. На мой взгляд, очень важно, чтобы за забавным сюжетом, хоть и несколько жутковатым, возникла фигура Гоголя как лирического поэта.
— Вы помните свое ощущение, когда впервые открыли эту, как определял сам автор, поэму?
— Это была щемящая тоска и жалость к тем людям, которые при жизни были крепостными, рабами и которых после смерти не оставляют в покое. Жалость — нехорошее чувство. Но если мне удастся передать чувство тоски, безысходности жизни и отсутствие покоя после смерти — я сделаю свою работу. При том, что все это будет подано смешно. Там ведь сюжет очень лихо заварен.
— Слоган спектакля: «Люди позволяют душе умереть. Почему?». Действительно, почему?
— В спектакле я хочу исследовать момент, когда человек соглашается на жуткую сделку. Ведь Чичиков — это персонаж, олицетворяющий черта. У Гоголя всегда «Ч» — это указание на бесовское происхождение. Например, в «Шинели», когда Акакий Акакиевич (герой повести Н. В. Гоголя — прим. редакции) поднимается к портному, он фактически идет к искусителю: на Четвертый этаж, по Черной лестнице, ближе к Чердаку.
«Мертвые души» — это плутовской роман, на мой взгляд. Ведь у Чичикова нет желания заработать, он искуситель. Он проверят, почему человек может пойти на такую сделку... как можно душами торговать? Не знаю. Первым на сделку подписывается Манилов. И Гоголь на полстраницы описывает, как тот открыл рот, удивился, начал заглядывать в глаза Чичикову — очень длинная пауза. Мы попробуем ее сыграть.
«Я как режиссер должна выстроить некое послание современному зрителю»
— В течение февраля в Молодежном театре будет проходить «Лаборатория зрителя» — серия мастер-классов, где будут исследоваться пьеса и спектакль. Для чего? В современный театр нужно приходить подготовленным?
— Именно так! Есть сценический текст, а есть просто слова. Предположим, сегодня мы репетировали сцену Собакевича. У него есть слова о том, что у него дома так еду подают, а у губернатора — по-другому: и кошку могут подать, и всяких устриц. И, мол, все, что у Собакевича выбрасывается, то у губернатора на стол идет. Но я строю сцену не про этот текст! В данном случае я делаю ситуативный разбор: Чичиков попадает к очень крупному бизнесмену, уровня серьезного мафиози, на мой взгляд. И Чичикова там проверяют: что ты такое есть, прежде чем начинать с тобой дело. Ведь у нас в России очень важны эти экивоки, особенно если нужно серьезные переговоры вести.
Получается, что мы играем не про этот текст. Кроме него на сцене еще что-то происходит. И еще я как режиссер должна выстроить метатекст, некое послание современному зрителю, правильно? И зритель должен все эти планы считывать. Мы ведь привыкли смотреть на мониторах сразу в несколько картинок — значит, это несложно.
— Но ведь далеко не все зрители смогут прийти на ваши мастер-классы и разглядеть все выстроенные планы и встроенные смыслы. Большинство придет просто «посмотреть классику».
— И хорошо! Пусть приходят смотреть классику. Лишь бы они были открыты и готовы воспринимать. Обычно на мои спектакли зрители приходят по несколько раз. В первый раз они считывают «верхний слой», во второй — подмечают нюансы, а в третий — начинают ловить кайф от целого.
Я хожу на челябинские спектакли и вижу, как местные зрители с открытым ртом слушают истории, которые им рассказывают со сцены. Современному европейскому зрителю это было неинтересно, скучновато... ему уже нужен более сложный сценический текст. Я постараюсь сделать что-то среднее по сложности, чтобы интерес возник у всех.
— Вы работаете во многих странах. Современные актерские школы сильно отличаются?
— К сожалению, сейчас актеры, застрявшие в школе психологического театра и натуралистическо-реалистической школе, стали абсолютно негибкими. С ними сложно современным режиссерам: актеры плохо работают с формой. На протяжении 15 лет я исследовала разные школы, которые, на самом деле, имеют русское происхождение: Мейерхольд, Гротовский, который говорил: «Я начал там, где закончил Станиславский». Наш великий Михаил Чехов в России неизвестен, это я могу сказать с абсолютной уверенностью. И даже те, кто говорят, что работает по Чехову, делают зачастую все совсем наоборот. Реально этот метод сохранился в Америке, где Чехов работал последние 15 лет своей жизни.
«Я высоко ценю русских актеров»
— Работа с формой и метод Чехова в России, как вы говорите, практически не изучены. Но все-таки вы ставите здесь спектакли.
— Русским актерам со мной трудно. Я чувствую сопротивление. Начинаю лепить форму и требую остроты сразу. В Челябинске мы начали с тренингов, надеюсь, что все получится. Ребята очень музыкальные, чувствуют ритм.
— В одном из интервью вы говорили, что работать с постоянной труппой не хотите, потому что 90 процентов времени будет уходить на актерское сопротивление. Что это такое?
— Работа по методу Михаила Чехова отличается от реалистического театра тем, что это работа с ар-хе-ти-па-ми. В чеховской школе очень легко читать Шекспира. Сразу становятся понятны мотивы Короля Лира, например. Актеры реалистической школы привыкли искать всему психологическое обоснование. Архетипы вызывают у них сопротивление. Трудно. Это сразу другой посыл.
Вот сейчас мы разбираем с ребятами Гоголя. И я все время им объясняю, что здесь никто не глупый. Это история о сделках, о переговорах. Важно осознать, что все герои сразу понимают, зачем приехал Чичиков — он по делу.
— Мастер-классы и тренинги — это кратковременное. Стрессовые ситуации, быстрые погружения, если можно так сказать. Они всегда срабатывают?
— Думаю, что почти всегда. Никто из моих групп не отсеивается, все доходят до результата, и результат этот очевиден.
— Зачем тогда получать актерское образование, если достаточно мастер-классов, интенсивов, тренингов?
— В России оно нужно, потому что без диплома на работу не возьмут. Во многих странах актеры обучаются по системе мастер-классов и на практике. Не могу сказать, что они хуже наших. Хотя, конечно, чем больше уходишь от системы Станиславского, тем выше ее ценишь. Это сильный фундамент. Когда я приезжаю в Европу или США на мастер-классы как ученик, то сразу вижу соотечественников. Система Станиславского — то, чего нет у других, а у нас есть.
— Почему вы согласились ставить в челябинском театре?
— Я высоко ценю русских актеров. И особенно здорово работать в провинции, потому что люди не рвутся на съемки, не бегают по десяти проектам. Они занимаются со мной каждый день. Это удивительное погружение, за которое я Челябинску благодарна.
Режиссер проведет несколько мастер-классов для зрителей в феврале. Подробности на сайте chelgmt.ru
