Карантин строгого режима. Репортаж глазами свободного человека
Поехать в исправительную колонию я напросилась сама. Хотела посмотреть на другую жизнь — решётки на окнах, зашарпанные стены, грязные матрасы и пресную еду.
Поехать в исправительную колонию я напросилась сама. Хотела посмотреть на другую жизнь — решётки на окнах, обшарпанные стены, грязные матрасы и пресную еду. С этим в моей голове ассоциировались учреждения уголовно-исполнительной системы до того, как переступила порог мужской исправительной колонии строгого режима (ИК-10) в Екатеринбурге.
Говорят, что осуждённые часто считают себя жертвами обстоятельств, а их любимая фраза — «я случайно». Очень хотелось с такими поговорить, но, как оказалось, за решёткой люди не сильно сговорчивы.
Так или иначе, всем, кто попал в колонию строгого режима, приходится принимать новую жизнь. Хотя надо отметить, что в городе жизнь за этот год тоже поменялась: дистанционная учёба и работа, кризис малого и среднего бизнеса, регулярные меры безопасности. Коронавирус постарался на славу, и кто знает, может быть, осуждённым с ним бороться даже легче.
По ту сторону свободы
Когда мы подошли к неприметному со стороны дороги зданию, нас встретил мужчина в военной форме и проводил к маленькому окошечку. Здесь нам померили температуру — новое обязательное правило во время пандемии — и выдали пропуск: «Вложите его в паспорт, иначе дальше не пройдёте».
Я осмотрелась по сторонам: большое количество белых зданий с решётками на окнах и коты, вольно гуляющие по территории. На КПП нет чувства, что здесь ограничивают свободу.
Далее заходим в тяжёлые железные двери, которые явно с первого раза открыть сможет только крепкий мужчина. За ними — снова охрана. С собакой. Неприветливой.
— Это объект, обеспечивающий безопасность и охрану осуждённых, фотографировать его нельзя, — предупредили сотрудники ФСИН и попросили сдать телефоны и паспорта. — Вернётесь — заберёте. И бегом уже, у нас режим.
Соблюдение режима, по моим ощущениям, самое главное правило в исправительных колониях. Такое, что если его нарушишь, у тебя заберут последнюю возможность наслаждаться свободой через маленькое окно.
«На воле в Боге не нуждался»
Пока мы идём к храму при колонии, сквозь решётки на нас с любопытством смотрят осуждённые. В их взглядах сквозит радость: то ли от того, что именно в эту минуту им ничего не нужно делать, то ли от возможности разглядеть людей. Новых. Разных.
— Это церковь, внутри вас уже ждёт осуждённый Александр, — сотрудники ФСИН указали нам на небольшую жёлтую церковь и вместе с нами зашли внутрь.
Здесь тихо. Уединение, сокровенные мысли, фантазии, мечты, образы — это всё, что можно делать в любое время, но в церкви этот процесс кажется более настоящим, живым.
В отличие от остальных осуждённых, дневальный православного храма Александр Подальников не против, чтобы его запечатлели в нынешнем положении, поэтому с удовольствием с нами разговаривает. Тем более что у него есть что рассказать: в колонии строгого режима он прожил восемь лет, а в феврале следующего года его ждёт подача на УДО.
— На воле я в Боге не нуждался. Но он, меня не спросив, сам пришёл, когда случилась беда. Я вообще был неверующим, а теперь в храме встречаю всех, кто приходит: тому, кто меня попросит, помогаю где-то молитву почитать, где-то так подскажу чего. Первое молитвенное правило начинается в 6:25, сегодня было порядка двадцати человек. Второе правило читается в семь утра. У нас время завтрака-то разное — одни отряды идут есть, другие — молиться.
Щуплый мужчина невысокого роста сказал, что к жизни в колонии он уже привык: «Что делать, если уже попал сюда? Продолжать жить». На праздники к осуждённым приезжает батюшка, а когда не может — лишённые свободы справляются сами.
— На Пасху мы и без батюшки справились — провели крестный ход. И застолье получилось нормальное. Администрация нам праздничные яички и пироги подарила. Да всё у нас хорошо проходит, мне нравится, — поделился эмоциями осуждённый Александр.
За лёгкой улыбкой и блестящими карими глазами чувствуется желание говорить ещё и ещё. Но охранники прерывают разговор: «Хватит, мемуары уже начались». Александр смиренно соглашается и даёт понять, что ответит на любые вопросы.
Тушёный картофель и запечённая сельдь
В ИК-10 можно выучиться на швею, столяра, автослесаря и другие рабочие специальности. Здесь, как и на свободе, у людей есть выбор: их не заставляют работать, но дают возможность получить образование и заработать.
24-летний Вячеслав Топорков сидит по статье УК 228 (за незаконный сбыт и употребление наркотиков) пять лет, впереди ещё шесть. Улыбчивый парень не боится срока, потому что время назад всё равно не вернуть. Принял для себя решение — работать.
— Находясь в отряде, многому не научишься, поэтому я пришёл на производство. Сначала просто упаковывал коробки, потом изучил каждый станок и стал сам изготавливать мебель для детских садов и школ, офисную мебель и т.д. У нас хорошее поощрение за труд — заработная плата, благодарность, дополнительная посылка, короткое свидание. Планирую освободиться и продолжить столярничать.
В ИК-10 можно работать не только с деревом и металлом, но и с продуктами питания. Такой выбор для себя сделал Андрей Дворников, который попал в колонию за продажу и употребление наркотиков, а сейчас он повар 4-го разряда.
— Я ещё на воле начал учиться, но в 2015 году попал сюда. В колонии закончил школу, 12 классов, и пошёл учиться в профучилище. Получил образование повара. Хорошо, что нам разрешают экспериментировать: я читаю книги, смотрю рецепты и пробую готовить. Торт «Прагу» пёк. Пекарня у нас тоже своя — на обед даём белый хлеб, на ужин — ржаной, — говорит Андрей Дворников.
Осуждённые, с которыми нам всё-таки удалось поговорить, поинтересовались: «А как у вас там — на свободе?» — и искренне порадовались, что коронавирус до них добраться не может. Другой вопрос, как люди, проведя десятки лет за решёткой, привыкнут к во всех смыслах новой жизни.