"На войне я не был ветераном..."

О своей фронтовой юности ивановский поэт Владимир Догадаев рассказал не только стихами, но и не менее лиричной прозой в повести "Не без любви". Мечтал мальчишка стать летчиком, учился в спецшколе ВВС, но в 1943-­м в свои неполные семнадцать был призван в пехоту, а затем определен артиллерийским топоразведчиком в знаменитой Панфиловской дивизии. На Втором Прибалтийском фронте в 1944-­м был в числе тех, кто добивал врага, зажатого в Курляндском "котле", получил медаль "За боевые заслуги"...

Этот общий для многих и вроде бы не столь отмеченный какими-то особыми событиями путь по фронтовым дорогам довелось ему, однако, пройти как раз в том возрасте (в победном мае 1945-­го Догадаеву и было-то всего восемнадцать с половиной лет), когда уже накрепко закладываются в характере главные его качества.

Среди поэм Владимира Догадаева (а их немало) есть одна с названием "Обязанный земле". Не слышно ли здесь отчетливое созвучие с тем словом, с которым когда-то шел он на призывной пункт, – словом "военнообязанный"? И в названии его повести, уже здесь помянутой в связи с такой жестокой страдой, как война, – случайно ли слово "любовь"?

Все знающие Владимира Догадаева наверняка сойдутся в том, что ответственность за дело, которому он посвятил жизнь, будь то литература или журналистика, и органическая доброта и мягкость в отношениях с другими – они и есть тот сплав, из которого сформировали его характер самые разнообразные перипетии его судьбы, в первую очередь – военные. И этот характер, безусловно, проявляется во всей его поэзии, которая всегда светла – каким-то уверенным в своей силе и прекрасно знающим себе цену светом.

Владимиру Догадаеву – 95. Хорошо, что столько лет рядом с нами этот красивый душой человек и поэт.

Родине

Выпита самая горькая чаша.Родина, дважды живем!Вся от стропил до лучистых ромашек –В радостном сердце моем.

Вся – с непомерной дорогой скитаний,Вновь устремленная ввысь.Полная добрых надежд и мечтаний,Тех, за какие дрались.

Вся – с истомившейся утренней далью,С домом, где пир и нужда,Вся с настороженной вдовьей печалью,Вновь привыкающей ждать.

Будто бы лист на весеннем побеге,Что ему пепел и страх?Вся – молодым ощущеньем ПобедыВ юных и старых сердцах.

Как не любить мне простор твой широкий,Милые сердцу края!В радости светлой твоей и высокойСветится радость моя.

  1945

          * * *

На войне я не был ветераном,Был я очень молод на войне.Это слово поздно или рано,Видимо, пристанет и ко мне.

С возрастом – не будет удивленьяНи у деда, ни у молодца...Так и обобщают в поколеньяхЧерточки необщего лица.

Но пока владычествует память,Ощущенье младости живет –Словно май живыми лепесткамиДолг всему живому отдает.

Потому и сила, и надежда.Зрелый возраст голову белит,А оно – то чувство – как и прежде,И стареть, и плакать не велит.

 Век ты мой...

Вступление в поэму

А время, как время – приходит, проходитИ белой кормою вдали пароходит.Туманцем забвенья подернется даль,И чья-то навеки уймется печаль...

Занятная штука – житейская память.Как батик – прозрачный рисунок по ткани.В прозрачном окошке и цвет, и узор...О чем любопытствует медленный взор?

О дальнем, о кровном, размытом порошей?Так всё это в прошлом. Теперь уже в прошлом.Теперь его столько, что некуда деть, –И враз не объехать и не оглядеть...

Но ты до того, как сработаешь в ящик,Еще в настоящем, как штык – в настоящем.И хочешь держать непременный ответЗа свой – на тропинке оставленный – след.

 Пора высоких юбилеев

Лене

Пора высоких юбилеев.Зима... И надо ж – бокогрей!И только волосы белееДа взгляды пристально-добрей.

Да рассудительней былое –Оно от века и навек.Тепло души немолодоеНе остудил вечерний снег.

"О, сколь властительно-прекраснаЛюбовь неспешных зрелых лет.Ни мишуры-то в ней напрасной,Ни подозрительности нет", –

Так мыслю я. И, обнаруживТот самый жар в моей груди,Он до сих пор, мой лебедь, кружитИ манит счастьем впереди.

Пора высоких юбилеев.Нещадно время в сонме дней.И только волосы белееДа взгляды пристально-добрей.

 О хорошем

Это чувство – ни радость, ни грусть,И назвать я его не берусь.

Вспоминал по-за Юрьевцем дедСветляки незапамятных лет.

Будто сказку рассказывал онПро вечерний малиновый звон,

Про товарищей – как на духу.Про стерляжью на зорьке уху…

Лишь худого не вспомнил никакИзбродивший полсвета бурлак.

Остывали слова на губах.И плескалась Волга в ногах.

И красавец – речной теплоход,Как из дедовой сказки плывет.

Сон – не сон, а на явь не похож,Дед хватает меня: не встревожь!

И спешим мы по лугу вдвоемЗа большим, как луна, кораблем…

Это чувство – ни радость, ни грусть,И назвать я его не берусь.

Тихой ночью в тени шалашаО хорошем пропела душа.