В Палехе овчинный промысел был привлекательнее росписи шкатулок
Несмотря на то, что большая часть работ уходила заграницу, в первые годы существования артели художники жили бедно
"ИГ" завершает рассказ к 100-летию палехской миниатюры. Ранее читатели узнали, как появилась артель художников, сегодня поговорим о первых годах ее деятельности. Они были не самыми простыми.
Москва задерживала с оплатой
Первыми к "отцам-основателям" артели в марте 1925 года присоединились Алексей Ватагин и Григорий Баканов. В ноябре о желании вступить в организацию заявили еще десять человек. На общем собрании выбрали лучших из них: Алексея Блохина, Дмитрия Буторина и двух Вакуровых – Ивана Петровича и Ивана Васильевича. Остальных не приняли "за неимением полуфабрикатов".
Значительно был повышен вступительный и ежегодный паевой взнос. Если при образовании артели вступительный составил 2 рубля, а паевой – 10, то год спустя – 35 и 60 рублей соответственно.
В первый год деятельности артель выпускала пудреницы, чайницы, табакерки, портсигары, шкатулки, ящики и подносы. Самые маленькие пудреницы (4 на 4 см) стоили 5 рублей, а самые крупные шкатулки (20 на 20) – 40. За уникальные вещи просили дороже. При этом артель предлагала свои услуги также в "реставрации древних памятников и искусства – икон и стенной живописи в церквях", а также в изготовлении образов. Впрочем, данных о работе артели в этом направлении по понятным причинам не сохранилось. Судя по всему, оно являлось запасным на случай перебоев с заказами на изделия по "основному профилю".
Самыми тяжелыми стали весенние месяцы 1925 года. В начале апреля секретарь артели Александр Зубков писал представителю в Москве Александру Глазунову, что если так дела будут складываться и дальше, "охота отпадет и придем к тому, что каждый будет вести дело самостоятельно". В начале мая он же сообщал, что артель не успевает исполнить заказ, поскольку на деле сильно отражаются полевые работы. Большинству мастеров пришлось "принанять" работников, сам пахал только Иван Баканов. Но времени всё равно не хватало – было некогда изготавливать сами полуфабрикаты (те же шкатулки и подносы, которые нужно раскрашивать).
В середине сентября Зубков упрекал Глазунова в перебоях с поставками материала и выплатой денег: "...посылаем Вам работу, а от Вас ни денег, ни полуфабрикатов, ни отчетов даже нет". У Глазунова были свои проблемы: он жаловался, что "Мосэкуст" задерживает прием изделий и "ведет себя по отношению к делу скверно".
Гораздо лучше шли дела с заказчиками из Нижегородской конторы Госторга. В начале сентября они сделали новый заказ на изделия, которые планировались направить за границу в качестве образцов. При этом из Германии сообщали, что палехские работы "имеют значительный успех, но цены на них очень высокие".
Главная мечта – организация ученичества
1925 год ознаменовался для палешан очередным триумфом – изделия Артели древней живописи получили Гран-при на Всемирной выставке декоративных искусств в Париже. На фоне этого успеха между государственными организациями разворачивается настоящая борьба за право заграничной торговли палехским искусством.
На художественном совещании при ВСНХ развернулся горячий спор. Директор Кустарного музея Алексей Вольтер заявлял, что его организация возродила Палех, а деятели "Мосэкуста" его "роняют". Представитель последних Тихон Сорокин обвинялся в искажении "художественных форм кустарных изделий" по своему вкусу. Вкус этот понятен – любитель иконы Сорокин пытался склонить мастеров к максимально близкому воспроизведению иконописной техники. Он полагал, что такие изделия будут иметь большой спрос за границей.
Искусствовед Анатолий Бакушинский полагал, что артели необходима большая свобода "как в экономическом, так и в идейно-художественном отношении". Ни одна организация не должна была "забирать монополию" над сбытом палехских изделий.
В столице организовано Общество содействия художественной кустарной промышленности и культуре, представители которого интересовались нуждами мастеров. Палешане писали Глазунову, что их главная мечта – организация ученичества при артели. Для создания школы пока просто не хватало средств – ученикам нужно было платить стипендию (до 12 рублей в месяц), да и обучающих материалов у художников не было. А ведь ученичество позволяло "сохранить ценность артели", ведь манера каждого мастера была индивидуальна.
В начале января 1926 года принимается решение немедленно приступить к поддержке "всеми возможными способами кустарей-художников Палеховского района". В том числе к организации учебно-показательной мастерской, руководителями которой должны стать лучшие художники. Прошло совещание по оказанию поддержки Палехской артели, инициированное и Нижегородским бюро Госторга. Глазунов главной проблемой назвал "несовершенство и однообразие полуфабрикатов", на которых приходилось работать художникам. Кроме того, ставился вопрос об улучшении быта кустаря-художника, которому по недостатку средств приходилось обязательно заниматься сельским хозяйством. Совещание постановило войти в правление Госторга с ходатайством об установке в артели штамповальных машин и обжигательной печи для заготовки полуфабрикатов.
Нижегородские заказчики стали монополистами
В начале мая 1926 года члены артели обсудили предложение заведующего Госторгом Фортуната Жоховского о заключении крупного контракта на поставку продукции. Для выяснения деталей в Нижний Новгород был командирован Иван Маркичев, который получил предложение о договоре "на всю продукцию артели". Художники согласились. Правда, в таком случае артели оказывался не нужен ее фактический инициатор – московский агент Александр Глазунов.
Свою позицию палешане изложили ему в специальном письме. Они отмечали, что в настоящее время встал вопрос о существовании артели. Кустарный музей и "Мосэкуст" уже четыре месяца от их изделий отказывались. Поэтому и приходилось пойти на предложение нижегородцев. В итоге договор был заключен, и даже не на кабальных условиях – артели оставлялось право "удовлетворять некоторых старых заказчиков".
Постепенно артель растет. В ноябре появляется и первый ученик – Павел Баженов. Сначала ему определили стипендию в 12 рублей, но с февраля 1927 года повысили до 20. Баженов показывал приличные успехи, но заработок его не удовлетворял. Он рвался на овчинный промысел, где доходы были в пять раз больше. С огромным трудом удалось уговорить его не оставлять артель.
Удалось добиться субсидии на ученичество от Нижегородского Госторга – артели выделяли на эти цели 900 рублей в месяц на 6 учеников. К концу 1928 года их численность увеличится до 12.
80% работ уходило за границу
А вот количество изделий артели на протяжении первых лет ее работы не особенно увеличивалось. И формы также были достаточно простыми – артель выпускала табакерки, шкатулки, ящички и пудреницы. Клеили их сами мастера на специальных болванках.
Всего в 1925 году было изготовлено 1100 изделий, в 1926-м – 1346, в 1927-м – 985, в 1928-м – 1046. Подавляющая их часть уходила государственным органам, поставлявшим палехскую продукцию за границу (до 80%).
Оставшееся распределялось между частными заказчиками, среди которых были крупные чиновники. Несколько шкатулок изготовили по заказам председателя Совнаркома СССР Алексея Рыкова, наркома путей сообщения Яна Рудзутака, директора Третьяковской галереи Алексея Щусева…
В 1929 году у артели появится своя мастерская с печью для обжига папье-маше, деревообделочными станками и прессом. Художники наконец переберутся из своих изб в общее помещение. К 1930-му в артели уже состояло 32 человека, при ней имелось 18 учеников. Небольшой коллектив единомышленников постепенно начинает превращаться в настоящее промышленное предприятие.
