Экс-главврач ГКБ №2 Алексей Пичугин: «Я не знаю, за что меня уволили»

В эксклюзивном интервью Udm-Info уволенный главврач ижевской ГКБ №2 Алексей Пичугин рассказал о перепрофилировании больницы в ковид-центр, инцидентах в больнице и возможных причинах своего увольнения.

- Алексей Иванович, Вы понимаете, за что Вас уволили из ГКБ №2? Вам разъяснили причины увольнения? - Сложный вопрос, думаю, что большая часть реальных причин моего увольнения от меня скрыта. Я не понимаю, как принималось это решение, кто является его бенефициаром. - Известен, по всяком случае, повод… - Да, увольнение случилось после инцидента, который произошел в больнице в ночь с 28 на 29 мая. Около двух часов ночи пациент 12 раз ударил ножом другого пациента. Они лежали в одной палате, у них были одинаковые диагнозы – пневмония. Напавший с ножом – сравнительно молодой человек, пострадавший – пожилой, ему была оказана помощь, он был доставлен в другое медицинское учреждение, где впоследствии скончался. - Что стало причиной нападения? - Это самая большая загадка, причины случившегося должно определить следствие. Нападавший поступил к нам за три дня до случившегося. Нанеся ножевые ранения соседу по палате, он пытался держать дверь, но росгвардейцы зашли в палату и обезвредили его. Немедленно была оказана первая помощь потерпевшему. Что стало причиной нападения – психическое заболевание, алкогольный делирий или что-то еще – должна сказать экспертиза. - Вы присутствовали в этот момент в больнице? - Нет, я находился в гостинице, где жил как работавший в «красной зоне». Идти от нее до больницы недалеко, я почти сразу был на месте. Следователи беседовали с докторами и медсестрами, которые находились в этот момент в больнице. С меня показания по поводу случившегося не снимали. - Эта история и стала предлогом к увольнению? - Стала. Несмотря на то, что всерьез привлечь к ответственности главврача не за что. Подобного рода инциденты происходят в больницах регулярно. Досмотр поступивших в обычные соматические отделения не осуществляется, только в психиатрические и наркологические. Нож или иной колюще-режущий предмет можно пронести без труда. - Что происходило дальше? - На следующий день, 29 мая, около 10 часов утра я был вызван на беседу с руководителем администрации главы Смирновым и замминистра здравоохранения Свириным. Мне было сказано, что некие прегрешения за мной числились и раньше, а тут очередной инцидент. Было понятно, что виноватым попытаются сделать меня. Я озвучил свою позицию. Сказал о том, что пронести нож в отделение больницы может любой человек, администрация медицинского учреждения препятствовать этому не может. Рассказал об определенных обстоятельствах случившегося, о том, что помощь потерпевшему, учитывая обстоятельства, была оказана вовремя и в полном объеме. Потом был звонок из минздрава, к 15 часам я приехал к замминистра Свирину, который в этот момент являлся и.о. министра, поскольку министр Щербак ушел в отпуск. В кабинете присутствовала советник по кадрам главы Удмуртии Ирина Макарычева. Свирин сообщил, что ко мне «и раньше были вопросы». И вот почти дословная его формулировка: «принято решение о вашем увольнении». Макарычева предложила мне написать заявление об увольнении по собственному желанию, а в понедельник начать общаться о возможном дальнейшем моем трудоустройстве. Я ответил на это категорическим отказом и им пришлось переделывать документы, уволив меня по статье трудового договора. После этого я поехал в больницу, где меня ждал коллектив. Все уже понимали, чем все закончится. - Письмо на имя Президента страны в вашу поддержку было написано коллективом именно тогда? - Нет, ни о каком письме 29 мая речь вообще не заходила, а на следующий день я приехал в больницу, чтобы освободить кабинет от личных вещей. В этот же день в ГКБ №2 появились проверяющие. Думаю, в субботу и возникла идея коллективного письма, а в понедельник оно было написано и подписано. Я, разумеется, не имел к нему никакого отношения. И единственное, что сделал, понимая, как работает административная машина, предупредил сотрудников и попросил взвесить все, прежде чем принимать какое-то решение. - Возможны ли, на Ваш взгляд, какие-то санкции к подписавшим письмо? - Я, конечно, допускал, что эти санкции возможны, но очень надеялся, что репрессий по отношению к подписавшим письмо в мою защиту не последует. Однако последние события убеждают в том, что надежды были напрасными: в отношении сотрудников раздаются угрозы, у них под угрозой увольнения требуют отозвать подписи и отказаться от своего мнения. Система давит на людей, поскольку она предполагает отсутствие собственного мнения и выполнение приказов и распоряжений начальства. Если дана команда подпрыгнуть, твоя задача не спрашивать, зачем, а поинтересоваться, на какую высоту, и подпрыгнуть. Я устроен по-другому и всегда высказывал собственную точку зрения на организационные и лечебные вопросы. Поэтому трения с руководством, включая и руководство минздрава республики, уже имели место. - И.о. министра Свирин сказал, что вопросы к Вам были и раньше. Что имелось в виду? Инцидент с больными, которые снимали на видео ремонт в ГКБ», которых глава республики назвал «негодяями»? - Расскажу о том, как развивалась ситуация. Согласно распоряжению минздрава, к 28 апреля мы должны были перепрофилироваться в кофид-центр. Для перепрофилирования необходимо было провести ремонтные и строительные работы. Начали их 16 или 17 апреля, и проводились они, к сожалению, в присутствии пациентов. Те двое пациентов, что снимали гневный ролик об условиях содержания, лежали вдвоем в палате на 4-м этаже. Строители меня торопили, требуя предоставить им для ремонта максимальное количество площадей. Но я как главврач не имел права и возможности переводить пациентов куда бы то ни было, поскольку они лежали с пневмониями. Перевести их куда-то я мог только с санкции минздрава, а ее не было. Что касается ведра, на которое особенно обращали внимание пациенты, то оно стояло в палате исключительно для того, чтобы больные не контактировали со строителями. В 10 метрах от их палаты был туалет и, разумеется, предполагалось, что ведро – для, скажем так, легкой формы. Больные также сообщали, что их якобы закрыли в палате, но я соответствующих распоряжений не давал. Кто их закрывал и закрывал ли вообще, правды сейчас уже не узнать. Эта история была подана в СМИ под определенным углом. Сообщалось, что минздрав инициировал в отношении меня как главврача проверку. Она действительно была, и по итогам в министерстве официально заявили, что не увидели нарушений в моих действиях. Что вполне объяснимо: минздрав не смог определиться с переводом этих пациентов куда-то еще, и если бы в министерстве заявили, что претензии ко мне есть, выстрелили бы себе в ногу. - Роспотребнадзор придерживался иного мнения… - Специалисты ведомства появились в ГКБ №2 позже. Они увидели, что ремонт продолжается, спросили, находились ли пациенты во время ремонта в отделении. Им эту информацию подтвердили. А у них есть нормативные акты, согласно которым ремонт в присутствии пациентов проводить нельзя. Они зафиксировали нарушение, я с этим согласился. На меня наложен штраф, но в каком размере, я пока не знаю. - Поясните, пожалуйста, что такое «перепрофилирование» больницы под ковид-центр, что оно подразумевает? - ГКБ №2 попала в программу перепрофилирования, скорее всего, потому что, во-первых, у нас имелось больше 60 кранов подачи кислорода, а во-вторых, потому что вокруг больницы существует ограда. Сначала была перепрофилирована РКИБ, потом Завьяловская ЦБ, в какой-то момент дошло и до ГКБ №2. Предполагалось увеличение количества кислородных кранов, ремонт и создание шлюзов, которые отделяют «красную зону» от чистой. - Минздрав каким-то образом участвовал в перепрофилировании? В коллективном письме в Вашу защиту говорится о том, что минздрав чуть ли не самоустранился. - Когда специалисты Роспотребнадзора спросили о ремонте, у меня на руках никаких документов, кроме распоряжения о перепрофилировании под ковид-центр, не было. Деньгами я как главврач не распоряжался – это были деньги не наши. Я приглашал специалистов – начмеда и главную сестру РКИБ. Мы обследовали корпус, чтобы отчетливо понимать, где именно должны быть шлюзы, какой будет архитектура центра. Однажды вместе с нами в этом принимал участие замминистра здравоохранения. А минздрав на начальном этапе принимал решение о перепрофилировании. Причем нас изначально готовили как ковид-центр под моноинфекцию, поскольку быть диагностическим центром мы не могли – в палатах нет туалетов, соответственно, изоляция пациентов невозможна. Министерство определило, что у нас будет 172 койки, расписало, какое оборудование и какие медицинские учреждения нам должны передать. - Что представляла собой ГКБ №2, когда Вы возглавили ее? - Мой предшественник руководил больницей в течение 16 лет. И (тут я буду предельно мягок в выражениях) состояние зданий и сооружений больницы пришло за это время в удручающее состояние. Коллектив же, за отдельными исключениями, в больнице был - и остается теперь - очень хорошим. - Существует мнение, что 2-я ГКБ – едва ли не худшая городская больница Ижевска. - Мне кажется, что если в течение 16 лет руководитель, мягко говоря, ничего не делал, наверстать и изменить ситуацию за два года невозможно. Я представляю другую медицинскую школу, меня как врача сформировала 7-я ГКБ. Там мера ответственности каждого – и врача, и завотделением, и руководителя – была совершенно иной. А в ГКБ №2 администрация жила своей жизнью, клиническое отделения - своей. Я начал с главного – кадров, руководителей структурных подразделений. Именно завотделением занимается подбором врачей и сестер, главврач этим заниматься не может и не должен. Роль личности заведующего отделением в этой ситуации огромна. - Знало ли руководство республики о том, в каком состоянии находится 2-я ГКБ? - В 2018 году девушка, лежавшая в нашей больнице с пневмонией, написала в соцсетях главе республики, что ее плохо лечат. Он приехал с букетом цветов, поддержал девушку, сфотографировался с ней. В коридоре спросил меня о годе постройки здания, я ответил: 1966-67. И что строилось оно как общежитие для медработников. Глава спросил, во сколько обойдется капремонт, но кто же без подсчетов скажет точную цифру? - То есть провести капремонт не просили? - К этому времени у меня уже было сформировано другое предложение. Не трогая больницу, на соседнем участке, где раньше находился врачебно-физкультурный диспансер, строить высокотехнологичную больницу скорой медицинской помощи, а рядом с ней, если хватит площади, поликлинику. В совмещении стационара и поликлиники есть свои несомненные плюсы. Дорогостоящее высокотехнологичное оборудование может использоваться и стационаром, и поликлиникой, это дает существенную экономию без снижения эффективности. - Вы предлагали кому-то этот проект? - Я озвучил его министру здравоохранения и руководству республики. Но в итоге идея трансформировалась в намерение проектировать поликлинику на 80 тысяч человек прикрепленного населения, причем до сих пор непонятно, где. Я предлагал поликлинику на 110 тысяч человек прикрепленного населения. - Знали ли Вы, что на этом участке планируется строить новое здание МВД? - Да, знал. Как бы то ни было, коронавирус процесс прервал, что будет дальше, непонятно. - Проводились ли во 2-й ГКБ выемки документов в связи с выплатами медикам президентских надбавок? - Нет. - Выплаты производились полностью и в срок? - В марте и апреле с ковид-пациентами у нас работала только поликлиника. Это были добровольцы, их было не так много, мы сознательно ограничивали круг лиц, работающих с коронавирусом. Наша главная задача – защитить сотрудников, поскольку если заболевает врач, работающий на приеме, он может заразить большое количество пациентов и сотрудников. Все выплаты за март и апрель были сделаны, а по итогам мая пришлось общаться с замминистра Свириным, который отказывал в выплатах, несмотря на то, что мы уже стали ковид-центром. - На каком основании замминистра отказывал? - Тут необходимо пояснить. Распоряжение о перепрофилировании ГКБ №2 под ковид-центр датируется 15 апреля. После его выхода комиссионно было решено, что к нам можно завозить только больных с подтвержденной коронавирусной инфекцией, так как нет возможности оборудовать отдельные боксы. Но в итоге к нам стали привозить всех больных пневмонией или с подозрением на пневмонию. Маршрутизация больных по республике, согласно которой к нам госпитализируются все пациенты с внебольничной пневмонией, была доведена до нас только 12 мая, а работать как ковид-центр мы начали с 1 мая. Я изначально предлагал возить их в РКИБ, а при выявлении коронавируса доставлять к нам. Но было принято решение, которому я оппонировал, но оппонировать после того, как вышел приказ, я себе не позволяю. Решение было принято, и к нам поступают пациенты со всей республики. У каждого берут мазок, но результат теста становится известен только через 2 дня. Мы эти два дня с пациентом, больным коронавирусной инфекцией, работаем. Мы являемся ковид-центром по распоряжению минздрава, работаем в СИЗах. Но нам говорят, что поскольку у нас нет законченных случаев коронавирусной инфекции, то есть мы не принимаем и полностью излечиваем пациентов, а через 2-3 дня отправляем в РКИБ или в Завьяловскую ЦБ, выплаты нам не положены. Я высказал замминистра свою точку зрения, сказал, что 200 человек, не дождавшись выплат, могут встать и уйти. Видимо, в минздраве посчитали риски и решили заплатить, но документы на выплаты подписывал уже не я. - Вы лично получили выплаты как работавший в «красной зоне»? - Когда история с коронавирусом только начиналась, я заявил коллективу, что буду работать и жить вместе с ними. Я клиницист, заходил в «красную зону» и в ней работал, проводил административно-клинические обходы, осмотры пациентов. И жил, как и все наши врачи, которые могут таким образом обезопасить семьи, в гостинице. Какие именно выплаты мне положены и получил ли я их, я в точности не знаю. Мне были выплачены три «увольнительных» среднемесячных зарплаты и отпускные. Еще мне перевели 25 тысяч рублей, но за что, я не знаю. Разберусь с этим позже. - Есть ли у Вас предположения, за что Вас уволили? - Всех причин я не знаю, но они должны быть серьезными. Не знаю, кто их выгодоприобретатель. Письмо в мою защиту из канцелярии Президента страны, насколько я знаю, «спустили» в секретариат премьера Ярослава Семенова. По доброй традиции проверять себя должен проверямый. Меня насторожило и неприятно удивило другое. 1 июня и.о. главврача ГКБ №2 был назначен начмед Александр Сорокин, он проработал в этой должности два дня. А 4 июня распоряжением правительства фонду ОМС, минфину и минздраву было поручено провести проверку деятельности ГКБ №2. - Вам есть чего опасаться? - Мне нечего стыдиться, это я знаю точно. И виноватым себя не чувствую. Может быть, они надеялись, что я напишу заявление по собственному желанию, и все уляжется. Но увольнять меня пришлось по статье трудового договора, по которой уволить могут без объяснения причин, что и произошло. Не исключено, что «наверху» решили, что если уж работал главврачом, то уж точно где-то, что-то, как-то, но себе брал, и проверка-то уж все покажет. Но повторю, проверок я не боюсь, нечего бояться. Опасаюсь лишь за одно – как бы что не придумали. - Что Вы планируете делать дальше? - Планирую стать дедом, очень жду этого момента. Взял месячную паузу и полностью посвящаю себя этому вопросу. Что будет дальше? Есть много вариантов развития ситуации. Допускаю ли восстановление по каким-то причинам в должности? Да, но только после извинений со стороны минздрава и главы республики. Дело в том, что замминистра Свирин, представляя и.о. главврача Шаклеина, сказал, что расстались со мной потому, что «это было решение главы». Если это действительно так, становится ясно, кто именно принимал решение. Да и восстановление в должности не гарантирует, что дадут работать: «влепят» два выговора за месяц и уволят «по статье». Другой вариант – находиться, что называется, в свободном полете. Думаю, что теперь мне не трудоустроиться ни на одну позицию в государственных медицинских учреждениях республики. - Система не даст? - Да, потому что устроена так, как я выше уже говорил – на выполнение приказов и распоряжений вышестоящего начальства и подавление любого мнения, которое идет вразрез с мнением начальственным. В то время как начальство все более походит на колониальную администрацию, даже не предполагающую, что у аборигенов есть и должно быть собственное мнение. Происходящее, и говорю я не только о системе здравоохранения, все больше походит на то, с чего начинали страны, известные как тоталитарные. Вот это страшит больше всего.