«Не всегда вирусы рождаются в Ухани»

Театрально-образовательный онлайн-форум «Науруз» (организатор – ТГАТ им. Г.Камала) официально закрылся 17 июня. Но участники вебинара Юрия Альшица, известного театрального педагога из Германии, оставались в онлайне до самого августа, что стало абсолютным рекордом по продолжительности актёрского тренинга.

Лаборатория «Вертикаль роли» завершилась онлайн-показом творческих работ её участников, после чего основатель и художественный руководитель Всемирного института театрального искусства AKT-ZENT профессор Юрий Альшиц дал эксклюзивное интервью нашей газете, подробно освещавшей нынешний форум («РТ» от 12.06 и 27.06 с.г.).

Напомним, что в своё время Юрий Альшиц вместе с режиссёром Анатолием Васильевым основал в Москве театр «Школа драматического искусства» и здесь же начинал свою педагогическую деятельность. Позже переехал в Германию и создал в Берлине центр театрального образования AKT-ZENT, действующий ныне под эгидой ЮНЕСКО как Всемирный институт театрального искусства. Проект Юрия Альшица «Всемирная лаборатория/библиотека тренинга» признан важнейшим театральным исследованием наших дней. Сегодня его научные интересы сосредоточены на так называемой квантовой педагогике и новых возможностях, открываемых онлайн и смешанным обучением.

– Юрий Леонович, в одной из наших прошлых бесед вы сказали, что театральная педагогика должна идти впереди театра. А сегодня он явно пребывает в растерянности. Пандемия стала испытанием и для него тоже. По-вашему, какой вызов она бросает современному театру?

– Безусловно, пока ещё есть страх и неопределённость от того, куда эта пандемия нас приведёт. Но, как старый театральный человек, я надеюсь, что театр сам нам подскажет, что делать. Надо только это услышать. Театр переживал разные времена: и хорошие, и тяжёлые. И те, кто его слышали, знали, в каком направлении идти. Я хорошо помню, например, кризис, который наш театр «Школа драматического искусства» переживал в годы перестройки. С одной стороны, поменялась политика, появились новые сюжеты, темы, а также возможность ставить и играть то, что долгое время было под запретом. И в тоже время вокруг была очень агрессивная среда. Буквально. Одного из наших актёров убили на улице! Пандемии не было, но именно в те годы наш театр закрылся. А во времена революции? Кто-то выходил на улицу и делал площадные спектакли, а кто-то уезжал из России… Враждебная среда может быть не только в форме коронавируса.

Но я верю, что при любых пандемиях театр сохранит себя.

Другое дело, что понимать сегодня под словом «театр». За последние лет двадцать это понятие стало очень размытым. Сейчас делают не спектакли, а проекты. Если говорить о Москве, то актёры там не живут театром, а забегают туда. Отыграют спектакль, получат зарплату и снова разбегаются. Кто на съёмки, кто ещё куда-то… Они утратили ощущение театрального дома, которое было раньше. Вернётся ли это после пандемии? Не знаю.

Обо всём этом я пишу в своей новой книге «Дом актёра». Мне кажется, если бы все мы были в доме, то и театр был бы другим.

Работая со шведскими, итальянскими актёрами, я вижу, как они тянутся друг к другу, как устали от всех этих онлайн-проектов. Им хочется быть вместе. При том, что на Западе актёры давно приучены выживать в одиночку. Там нет такого количества государственных театров.

– Вы считаете, что у онлайн-театра нет будущего?

– Знаете, во время самоизоляции я с удовольствием пересматривал телевизионные спектакли Эфроса, Товстоногова… Это особое искусство – искусство крупного плана, и сегодня, к сожалению, им никто не занимается. А просто трансляция спектакля – это бледный слепок театра.

Некоторые, особенно молодые актёры буквально на следующий день после закрытия театров стали что-то придумывать и снимать. Камера тут, камера там… Появилось даже понятие zoom-театр. Но театр ли это? По-моему, это, скорее, какие-то визуальные коллажи. Лично мне это может не нравиться, но, с другой стороны, актёрам тоже надо чем-то себя занимать. К тому же ситуация может измениться, и появится что-то действительно интересное. Пусть даже это не будет называться театром.

– Часть творческих работ участников вашего семинара тоже была представлена в форме видеоклипов. Возможно, таким образом – за счёт природных видов, ассоциативного киноряда и т. д. – они пытаются восполнить живую энергию зала, которая подпитывает их на сцене? И эта проблема, кстати, остаётся, учитывая, что даже после снятия ограничений театральные залы будут заполняться лишь наполовину.

– Подпитываться можно, когда ты и художник, и исполнитель в одном лице. Это заложено в профессии актёра. Если ты просто исполнитель, то батарея не работает. А если ты сам художник того, что делаешь, то это высвобождает огромную энергию творчества, и она самодостаточна. Энергия исполнения совсем другая. Она всегда требует оценки со стороны: как я играю, нравится ли это публике? Без зрительного зала такая энергия, конечно, работать не будет.

До финала лаборатории «Вертикаль роли» дошли более 20 участников из Москвы, Петербурга, Минска, Ташкента, Элисты, Самары, Альметьевска и других городов.

Больше того, авторская позиция актёра, на мой взгляд, возникает именно в те моменты, когда он вынужденно остаётся в одиночестве. Если актёр знает, что никакой режиссёр к нему не придёт и не скажет, что и как надо делать, то ему не остаётся ничего другого, как стать хозяином роли. Об этом ещё Станиславский говорил.

Таким крупным мастерам, как, скажем, Иннокентий Михайлович Смоктуновский, было абсолютно всё равно, какой рядом с ним режиссёр. То же самое Копелян или Юрский. Все они были натренированы на самостоятельное творчество. А девяносто процентов сегодняшних актёров, к сожалению, к этому не приучены.

– То есть сейчас будет происходить что-то вроде естественного отбора, и профессия актёра может снова стать штучной?

– Думаю, да. Выживут именно те, кто смогут проявить свою индивидуальность и чья жизнь в театре будет художественно наполненной.

– В связи с этим хотелось бы спросить о национальных театрах, где зависимость от публики, её реакции и вкусов как-то особенно заметна. К тому же некоторые из них позиционируют себя сегодня как последний оплот сохранения языка. Наверное, в какой-то мере это справедливо. Но при всём том бывает обидно, когда даже в хороших театрах начинает провисать художественная планка.

– Мне кажется, именно сейчас идут поиски какого-то нового статуса театра, и здесь нет пока единого понимания или рецепта. Скажем, в Москве есть «Гоголь-центр», который, безусловно, является чем-то большим, чем театр. Там есть и профессиональная жизнь, и самодеятельность, и какие-то встречи, разговоры. Забота о сохранении языка тоже может придать театру какой-то новый статус. Причём, я считаю, что в защите нуждаются все языки. То, как говорят сегодня в русском театре, лично у меня тоже вызывает сожаление. И даже английский, хоть и стал языком международного общения, исковеркан настолько, что хорошую английскую речь не услышишь даже в Лондоне.

Богатство языка – это не всегда только слова, это мышление. Слова можно выучить, но если мышление остаётся примитивным, то это не спасает. Поэтому думать о сохранении языка надо, к сожалению, языки умирают, но ещё важнее через язык, хорошую литературу тренировать мышление.

Я не специалист, но мне кажется, что на таких фестивалях, как «Науруз», где собираются носители родственных языков, надо больше проводить именно языковых тренингов.

– Для меня, как и для многих, вы и казанский театрально-образовательный форум уже неотделимы друг от друга. По-вашему, что ещё из его нынешнего опыта могло бы получить развитие?

– В этом году «Науруз» впервые проходил онлайн и оставил у меня довольно хорошее впечатление. После лекций я не уставал, как обычно, а наоборот, чувствовал вдохновение, потому что видел: то, что ты делаешь, вызывает резонанс.

Не всегда даже живые контакты могут это гарантировать.

Трудно сказать, каким будет следующий «Науруз», но мне кажется, что на будущее необходимо найти какой-то баланс между онлайн и традиционным обучением. В этом я вижу следующую ступеньку для форума.

– Юрий Леонович, последний и, наверное, самый больной вопрос – вернётся ли в театр публика?

– Я задавал этот вопрос в Германии и понял, что старики, скорее всего, не пойдут, потому что это действительно небезопасно. Молодёжь более мобильная, и она, возможно, придёт в театр. С одной стороны, ситуация патовая, поскольку это продлится не месяц, не два, а как минимум пару лет. Но с другой стороны, суетиться не надо. Конечно, финансово театрам придётся нелегко, но, думаю, без поддержки их не оставят.