«Проснулся утром – уже чудо»: игумен Иоанно-Предтеченского монастыря о своем пути к Богу
Говорят, что человек предполагает, а Бог располагает. Он мечтал быть архитектором, но выбрал совсем иной путь. Он пришел в Церковь в лихие 90-е и остался на всю жизнь. Сегодня он – игумен Иоанно-Предтеченского монастыря и хранитель Музея Казанской епархии. Об архитектуре Казани и умении видеть чудо отец Аркадий рассказал в интервью «Татар-информу».
«Я был крещен в единственной действующей тогда церкви в пригороде»
Игумену Аркадию (Логинову) 53 года, большую часть своей жизни — 30 лет — он прожил в Екатеринбурге, в Казань приехал два года назад. А в начале лета стало известно, что его назначили игуменом Иоанно-Предтеченского монастыря в столице Татарстана.
Сидим беседуем с отцом Аркадием в Музее Казанской епархии – именно это место и этот проект стали главным его детищем по приезде в Казань.
Когда я переехал в Казань, митрополит Кирилл привел меня сюда и спросил: «Как тебе помещение?» «Большое пространство», – ответил я. «Давай сделаем музей», – предложил владыка. Так и занялись этим. Те, кто понимает, как это делается, сказали бы, что это невозможно, поскольку музей был создан с нуля за два с половиной месяца. Начинали с ремонта – здесь был другой пол, другие стены. Мы его создали и открыли в канун празднования Казанской иконы Божией Матери в 2022 году.
По словам отца Аркадия, многие, кто приходил сюда уже после открытия музея и не знал о его существовании, удивлялись, как все здесь стало «по-другому». К слову, такие кардинальные перемены в жизни игумена Аркадия уже происходили.
…
Родился Сергей, а именно это имя ему дали при рождении родители, в 1971 году в Йошкар-Оле.
«В своем детстве, которое пришлось на годы застоя, о Церкви я никакого представления не имел»
Фото: © Михаил Захаров / «Татар-информ»
В моем детстве Йошкар-Ола не была такой красивой, привлекающей потоки туристов, как сегодня. Она была небольшим провинциальным городом, хотя и столицей региона, и городом с историей. Когда-то, до революции, в нем было только три улицы, на одной из них стояли храмы, но лишь один из них сохранил более-менее узнаваемый вид, остальные были полностью разрушены.
В своем детстве, которое пришлось на годы застоя, о Церкви я никакого представления не имел, хотя моя бабушка была человеком верующим.
Она не могла себе позволить бывать в церкви регулярно, только тогда, когда папа ее отвозил. Но дома она всегда молилась, в доме у нее были иконы. Они находились в красном углу, папа сам ей помогал оформлять его.
Папа брал черно-белую фотографию иконы, сам ее раскрашивал немного, чтобы она цветность приобрела. Бабушка, сколько ее помню, молилась, читала. Мне она никогда ничего специально об этом не говорила, но детей в семье всех крестили, крещеный я был с младенчества, вероятно, в единственной действовавшей на тот момент церкви в пригороде Йошкар-Олы.
После школы Сергей окончил в родной Йошкар-Оле художественное училище и поехал поступать в художественный институт в Москву.
Не поступил, довольно сложно было пробиться даже на вступительные экзамены. Из Москвы я поехал в Свердловск, поскольку экзамены принимали в августе – я успевал. Но и там не обошлось без трудностей – один из экзаменов должен был быть по математике. Ну какая в художественном училище математика? А в архитектурном институте был экзамен по математике. Понятно, что по спецдисциплинам – рисунок, композиция – я получил высшие баллы, поскольку был на голову выше других абитуриентов.
Но математику, которой я четыре года в училище до этого особо не занимался, а еще и опоздал на экзамен, поскольку жил в противоположном конце города и проспал, я, конечно, завалил.
По словам отца Аркадия, секретарь приемной комиссии, проявив неожиданное расположение, посоветовала ему подать апелляцию. Он подал, апелляцию удовлетворили и разрешили ему пересдать математику с другим потоком.
Я повторно сдал экзамен на троечку, но в общей сумме получил проходной балл и смог поступить в архитектурный институт. И тогда я послал маме телеграмму: «Привет с седого Урала». Потом, когда уже приехал, мама сказала, что чуть с ума не сошла, получив ее. То есть ребенок уехал в Москву поступать в вуз, а телеграмма приходит из Свердловска, и мама понять ничего не может, потому что я ей ничего не сообщал, тогда же не было сотовых телефонов.
В Екатеринбурге, получается, я оказался, как кто-то бы сказал, случайным образом. А я, как священник, скажу: промыслом Божиим все случилось.
Свердловск стал Екатеринбургом именно в тот год, когда Сергей поступал в архитектурный институт. Вскоре и институт сменил название со Свердловского на Уральский архитектурно-художественный институт (позже стал академией). Во время учебы на 3 курсе, как вспоминает отец Аркадий, началось и его воцерковление. Именно тогда он впервые осознанно побывал на богослужении. Однокурсники сказали ему, что собираются в храм, и предложили пойти с ними.
«Начала действовать благодать Божия. Все лето я ходил в Вознесенский храм»
Фото: © «Татар-информ»
Шла Страстная седмица (неделя перед праздником Пасхи, – прим. Т-и). Богослужения в эти дни наиболее торжественные и проникновенные. Глубоко в моей душе они отозвались.
Ну а дальше, как мы всегда говорим, начала действовать благодать Божия. Все лето я ходил в Вознесенский храм.
Стоит напомнить, что в те годы был период активного возрождения церковной жизни – немало молодежи приходило в храмы, священники относились к этому особенно внимательно. Меня почти сразу пригласили помогать на службе в алтаре. Мне стало интересно, как построено богослужение — что и как во время него происходит. Я фактически занялся изучением литургики (наука о богослужении, — прим. Т-и). Уже тогда я имел хорошее представление о богослужении, уже прочитал Типикон — толстую книгу, которая регулирует православные богослужения. Я уже вел дискуссии с маститыми протоиереями по поводу некоторых уставных моментов.
«Были моменты, когда мой бутерброд состоял из черного хлеба снизу и белого сверху»
Один из молодых людей, с которыми я познакомился в церкви, который тоже помогал в алтаре храма, сказал мне, что поступает в духовное училище. Я решил, почему бы и нет, и тоже поступил. Потому что все это очень легло мне на душу, очень близко стало. Так и начался мой путь в Церкви.
Получается, на первую службу я попал весной, а уже осенью поступил в только открывшееся тогда в Екатеринбурге духовное училище, это был 1994 год.
«Решения в своей жизни я принимал сам, никто меня не останавливал»
Фото: © Михаил Захаров / «Татар-информ»
Что сказали ваши родители, когда узнали, какой вы выбрали путь?
Решения в своей жизни я принимал сам, никто меня не останавливал. Когда я пошел в Церковь, для них это не было неожиданностью – в нашем доме всегда были иконы. Не могу сказать, что мама и папа были глубоко верующими, но были крещеными. Они немного удивились моему выбору, но виду не подали.
Вы понимали в тот момент, что ваша жизнь делает крутой поворот?
Так оно так и происходит! Это же не расчет, не попытка просчитать. Объективно обстоятельства в тот момент были таковыми, что было экономически сложное время. Пока я учился в институте, были периоды, когда бутерброд у меня состоял из черного хлеба снизу и белого сверху, и все. Не могу сказать, что было в те годы невыносимо, нет, трудно было очень, но вполне сносно.
В конечном итоге выяснилось, что многие из однокурсников моих тоже не смогли утвердиться в профессии — кто куда был вынужден податься. Потому что пробиться в те годы и архитектурой зарабатывать на жизнь могли только те, у кого была «мощная» поддержка. Ну, например, у однокурсника папа — архитектор, мама — главный архитектор в одном из крупных городов. Понятно, что он довольно быстро смог сделать карьеру.
У другой однокурсницы не было таких родственников, но благодаря своей целеустремленности она пережила трудные годы и организовала свое архитектурное бюро. А многие просто получили профессию, но не могли в ней реализоваться. Ну потому что кто тогда строил в 90-е годы, кому до этого было? Тогда в основном борьба за выживание шла.
А когда в начале двухтысячных в стране начало все меняться, начался подъем, тогда я уже был священником и преподавателем духовной семинарии. Мой жизненный путь к тому моменту уже приобрел четкий вектор.
Здание Екатеринбургской духовной школы в 1994–2012 годах
Фото: epds.ru
Учась на последнем курсе духовного училища, я уже преподавал младшим курсам литургику, это оказалось моим – наука о богослужении, понимание богослужения, в этом я себя нашел.
Училище и семинария располагались в районе Екатеринбурга, который назывался Уралмаш. Это сейчас он вполне себе нормальный, благополучный район, а тогда он считался опасным с точки зрения криминогенной обстановки. И да, бывали стычки. Студентам училища и семинарии приходилось за себя постоять. Местная шпана пыталась кого-то в одиночку поймать. Когда об этом становилось известно, остальные вставали на защиту, случались драки. До серьезных увечий не доходило, но, тем не менее, приходилось защищать свою честь, здоровье и жизнь.
«Именно в 90-е пришло понимание, что образование священнику нужно обязательно»
Как вы приняли решение связать свою жизнь с монашеством?
Учась в училище, я принял монашеское пострижение. Еще в дореволюционной России существовала такая традиция, когда монашеская община создавалась в стенах учебного заведения. И эта традиция начала возрождаться в 90-е годы прошлого века — монашеские общины создавались при учебных заведениях из числа учащихся и преподавателей.
Мы вдвоем принимали монашеский постриг, а вскоре были рукоположены в священный сан.
В тот момент вы начали носить другое имя?
При постриге мне по традиции поменяли имя. Идея в том, что прежний человек умирает, отрекается от мира, поэтому меняется имя. Родителями я был назван Сергеем в честь преподобного Сергия Радонежского, память которого через два дня после моего рождения, а в пострижении имя обычно благословляет архиерей.
Имя мне дали в честь преподобного Аркадия Кипрского. Это такой древний святой, живший в IV веке. Но я проанализировал тогда практику нарекания имен владыкой и нашел совпадения с именами епископов, в разные годы возглавлявших кафедру в Екатеринбурге.
Тогда еще священномученик Аркадий (Ершов) не был прославлен. Он стал епископом Екатеринбургским в сложное время, в 20–30-е годы. Это было очень сильное решение – принимать архиерейский сан в то время, когда убивали просто за то, что ты – священник. Сделав этот шаг, он понимал, что идет навстречу своей смерти. Его арестовывали, ссылали. Сегодня он прославлен в лике новомучеников Российских.
Священномученик Аркадий (Ершов) стал епископом Екатеринбургским в сложное время, в 1920–30-е годы
Фото: wikipedia.ru / общественное достояние
Имя было редкое, меня даже путали поначалу, называли Артемием. Я даже сам поначалу предпринимал усилия, чтобы вспомнить, я Артемий или Аркадий (смеется).
После окончания духовного училища отец Аркадий остался преподавать в нем. В день окончания училища ректор – правящий архиерей, епископ Екатеринбургский — назначил его на должность инспектора, позже должность переименовали в проректора по воспитательной работе. На тот момент ему было 27 лет.
Это сегодня в семинарию приходят после окончания школы – 17–18-летние, а тогда мы все были примерно одного возраста, кто-то даже старше. Поскольку люди живые и молодые и такое тогда было сложное время в стране, конечно, всякое бывало. Случалось, кого-то и исключали за серьезные проступки. Ведь духовное учебное заведение имеет своей целью подготовку кадров — тех, кто станет потом кандидатами в священники. Это не происходит автоматически, это всегда и выбор самого человека, и выбор епископа, который рассматривает кандидатуры тех, кто желает стать священнослужителями.
Именно в то время пришло понимание, что образование священнику нужно обязательно, даже несмотря на дефицит кадров, который тогда был. Ну нельзя ставить священником вчерашнего тракториста без образования, например. Поэтому тогда было открыто заочное отделение, я же его и создавал для обучения тех, кто уже имеет священный сан. Некоторые из студентов этого отделения были в уже весьма солидном возрасте.
Священнослужителем отец Аркадий стал еще когда учился. Вспоминает, что тогда наблюдал, как порой молодые священники теряли ощущение реальности.
Ты можешь быть человеком даже не самым хорошим, но если ты уже священник, то у людей уже другое отношение к тебе — к тебе подходят, благословляются. Если ты человек с мозгами, то понимаешь всю ответственность, которая на тебе лежит. Иногда у молодых священников случается, по-простому говоря – «крышу сносит». От того, что люди приходят к тебе с большим уважением, просят: «Батюшка, благословите», ручку целуют… Мне приходилось сталкиваться с тем, что люди жаловались на таких священников. В тот момент Священный Синод даже документ отдельный выпустил о младостарчестве. Потому что молодым священникам приходилось всю тяготу служения на приходах нести – общаться с людьми, которые старше их по возрасту. И вот случалось, что некоторые начинали себя мнить старцами, не будучи ими ни по возрасту, ни по опыту.
Что такое младостарчество? Это когда ты позволяешь людям сделать из тебя кумира, а это грех – тяжкий грех, прямое нарушение заповеди «Не сотвори себе кумира».
Это же тоже искушение, вы такое чувствовали?
Да, это искушение. Но поскольку я получил образование, с ним получил и некую прививку – нам об этом говорили, нас об этом наши наставники предупреждали. Так, чтобы почувствовать себя распорядителем душ человеческих, советовать всем, кому что и как делать, слава Богу, меня это миновало.
«Когда в 2020 году владыку Кирилла переводили в Казань, я сразу обозначил, что хотел бы продолжить служение под его архипастырским омофором»
Фото: © Абдул Фархан / «Татар-информ»
«Как архитектор, отмечаю положительные факторы в Казани, но есть и то, к чему у меня претензии»
Как вы узнали, что вас ждет Казань?
Когда в 2020 году владыку Кирилла переводили в Казань, я сразу обозначил, что хотел бы продолжить служение под его архипастырским омофором. И вот в 2022 году владыка Кирилл предложил мне приехать в Казань, посмотреть. Я приехал, мне все понравилось. На тот момент я оставался преподавателем Екатеринбургской семинарии и был настоятелем храма преподобного Симеона Мироточивого. Владыка Екатеринбургский отнесся благосклонно и благословил меня на переезд.
Как Казань вас встретила?
Солнечно, радостно. В Казани климат и погода намного лучше во всех смыслах, чем в Екатеринбурге. Здесь лето весь сентябрь может продолжаться, а там в начале августа уже почти осень.
Казань и Екатеринбург очень разные. Я же как архитектор еще оцениваю. Есть то, что я отмечаю как положительные факторы в Казани, есть то, к чему у меня есть претензии.
Екатеринбург, несмотря на то что город-миллионник, очень компактный, очень плотный. А в Казани плотный исторический центр, что естественно, конечно, а дальше – пространство, все эти новые районы. Магистрали, которые автомобилистам, может быть, и нравятся, но пешеходам доставляют массу неудобств. Поэтому мне очень нравится в центре Казани — здесь уютно и красиво.
«Екатеринбург, несмотря на то что город-миллионник, очень компактный, очень плотный»
Фото: © «Татар-информ»
Как архитектор скажу: важна среда. Мало сохранить какое-то красивое здание, важно сохранить окружение его — ту среду, в которой оно существовало, она создает эту общую пространственную ткань. И центр Казани исторический в общем и целом гармонирует с дореволюционной застройкой, с той, которая была. И более новые здания не выбиваются резко, как, например, современные здания из стекла и бетона.
Город, естественно, всегда растет, развивается, сменяются эпохи культурные, но здесь архитектура — человечная, гармоничная для восприятия. Она соразмерна человеку. Поэтому мне очень нравится центр Казани как архитектору, как просто человеку, как жителю Казани. Мне нравится гулять по этим улицам, где зеленые насаждения, а не как в Москве в лужковский период, когда расширяли дороги, сужали тротуары, вырубали все зеленые насаждения, а сейчас обратный процесс идет. В Казани этого в историческом центре избежали, поэтому в этом смысле она в лучшую сторону преобразилась.
Хотя, конечно, появилось и немало нелепых сооружений… Есть и неосвоенное масштабное пространство. Ну а новые районы — что говорить, можно в них оказаться и не понять вообще, в каком городе находишься, — одинаково все.
А уже современная застройка – последних десятилетий – улучшается немного и в плане архитектуры, и в плане концептуального подхода к созданию новых кварталов. У людей есть жизненное пространство, оно отделяется от шумных магистралей – это, на мой взгляд, правильное направление.
Я рассуждаю как архитектор, хотя задачи у меня на сегодня другие. Но хочу сказать, что мне как священнику мое образование, мой опыт, который я когда-то приобрел, помогают решать некоторые задачи.
Иоанно-Предтеченский монастырь находится рядом с Казанским Кремлем, существует он с 1565 года
Фото: © Владимир Васильев / «Татар-информ»
«В ночи, когда все стихает, вдруг раздается рык льва – такая вот монашеская романтика»
Не так давно ко всем прочим задачам отца Аркадия добавилась еще одна – он стал игуменом Иоанно-Предтеченского монастыря в Казани. Монастырь находится рядом с Казанским Кремлем, существует он с 1565 года. Строился первоначально как подворье Свияжского монастыря его основателем – святителем Германом, вторым после свт. Гурия Казанским архиепископом.
Это по сегодняшним меркам что такое 50–60 километров (от Казани до Свияжска, – прим. Т-и), а тогда это было ого-го! Конечно, архимандриту монастыря нужно было помещение, где по приезде в Казань можно было бы остановиться, а также иметь представительство при архиерейском доме, — это нормальная практика. Но собственно монастырем подворье стало спустя 30 лет, когда будущий Патриарх митрополит Ермоген получил благословение и открыл Иоанно-Предтеченскую обитель. Во времена реформ Екатерины, например, из-за небольшого числа насельников он вообще должен был закрыться, но благодаря усилиям Казанского архиепископа Вениамина (Пуцек-Григоровича) сохранился, хотя и оказался заштатным монастырем – не получал финансирования от казны.
С другой стороны, это о многом говорит. Значит, казанцам этот монастырь был нужен, раз они взялись сами его содержать и не раз восстанавливали после пожаров. А после революции монастырь на какое-то время стал центром церковной жизни Казани. После закрытия Благовещенского собора в нем разместил свою резиденцию и епархиальное управление Казанский митрополит священномученик Кирилл.
Сейчас братия монастыря состоит из шести человек, я – седьмой, игумен. Вся братия – все священнослужители, иеромонахи и иеродиакон.
«В наше время должны быть монастыри в центре города, чтобы служить этаким маяком, чтобы люди могли среди городской суеты найти убежище»
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
Хотелось ли бы вам, чтобы братия монастыря стала более многочисленной?
Ну что значит хотелось бы? Мне, как игумену, конечно, да. Сегодня многие, начитавшись книг о монашестве, ищут такого же книжного уединения. А у нас рядом начинается улица с развлечениями. Музыка доносится постоянно.
Хотя вспоминается, как в первый год после пострига я служил в монастыре, который примерно так же находился посреди города, стоял он рядом с зоопарком. В этом была своя прелесть. В ночи, когда все уже стихает, вдруг раздается рык льва – это же монашеская романтика (смеется). Когда читаешь рассказы о древних подвижниках, которые уходили в пустыни и там совершали подвиги. А что там, в пустыне? Лев рычит, слон трубит, и тут в реальности слышишь эти звуки.
Но в наше время должны быть монастыри в центре города, чтобы служить этаким маяком, чтобы люди могли среди городской суеты найти убежище. Людям нужно куда-то приходить в поисках Бога, молитвы и веры. Монастырь – лучший вариант духовной помощи. Ради этого можно, даже нужно жертвовать своим комфортом.
«Нужно научиться жить сегодняшним днем»
Так или иначе, но многие из нас, обращаясь к религии, ждут какого-то чуда, желательно мгновенного: чудесного исцеления, коренного изменения хода событий. То, что мы, мирские люди, называем чудом, воцерковленные православные называют Божиим Промыслом. Не могла не спросить у отца Аркадия, случалось ли ему сталкиваться с такими чудесами.
Люди по-разному относятся к пониманию чуда. Для кого-то чудо – это такая вспышка – бах, явление света, то, что является сверхъестественным. Такой человек, как правило, проходит мимо настоящих чудес и не замечает их. А другие – напротив, видят их и радуются. Как к чуду, например, относятся к тому, что вышел на улицу и увидел сияющее солнце и красоту мира. Господи, слава Тебе за такой чудесный день!
Ведь человек верующий просыпается и первым делом благодарит Бога за то, что пережил эту ночь. Не секрет, что в христианстве, в принципе, сон, ночное время – это образ смерти. Поэтому перед сном мы молимся о том, чтобы нам «не впасть в напасть». Люди часто умирают во сне. Хотя такая смерть у нас считается самой легкой, но не хочется ведь так – сегодня уснул, а завтра не проснулся. Мы ведь строим планы какие-то. Но опыт верующего человека, он ведет к пониманию того, что нужно научиться жить сегодняшним днем. Радоваться тому, что ты имеешь сегодня. А завтра – оно будет завтра, если будет… (улыбается отец Аркадий).
«Умение разглядеть чудо в других людях – иногда Бог дает мне такую радость: увидеть»
Фото: © Михаил Захаров / «Татар-информ»
— Глубоко верующий человек, конечно, думает о каком-то будущем, о том, что что-то нужно будет сделать, о каких-то планах, но разница все-таки есть. Он не полагает все свое упование на это будущее. Он, думая о том, что предстоит, возлагает это в своей вере на милость Божию. Владыка часто говорит, если на завтра намечается служба: «Завтра, если даст Бог, помолимся вместе». Вот это – подход верующего человека.
У меня со временем сложилось такое же отношение к чуду. Каких-то чудес сверхъестественного плана в моей жизни не было или я просто не заметил. А вот умение разглядеть чудо в других людях – иногда Бог дает мне такую радость: увидеть. Бывало иногда люди приходят и благодарят: «Спасибо вам, батюшка, вы мне так помогли. Вы так мне сказали. Я вас попросил помолиться, и у меня все устроилось». Я понимаю, что в этом никакой моей заслуги нет, но люди в моем лице благодарят Бога за какое-то чудо в их жизни. С таким я, как священник, нередко встречался.
К слову, музей, созданием которого отец Аркадий занялся, приехав в Казань, не был первым опытом такого рода в его жизни. В 2015 году в Екатеринбурге под его руководством был создан Музей святости, подвижничества и исповедничества на Урале в XX веке.
Проект получился интересный, он прозвучал. Мы делали выставки, которые иногда имели широкий резонанс. Например, выставка на тему красного террора, который был направлен на уничтожение духовенства в первую очередь как непримиримого классового врага пролетариата.
Недавно в музее проходила выставка, посвященная императору Николаю II и его семье
Фото: © Михаил Захаров / «Татар-информ»
Буквально вот только в музее закрылась выставка, посвященная императору Николаю II и его семье. Чего ожидаем дальше?
Есть планы, но пока секрет (улыбается). Это будет новая выставка, новый проект, который приурочен к нескольким круглым датам. В 1604 году на Руси началась Смута. Это не главная тема нашего проекта, но она будет звучать в нем. В 1594 году был заложен, построен и освящен в октябре первый каменный собор в честь Казанской иконы Божией Матери. А еще в 1594 году митрополитом Казанским и будущим Патриархом Московским и всея Руси Ермогеном была написана «Повесть о явлении и чудесах Казанской иконы Богородицы».
В принципе, именно он – Патриарх Ермоген – как одна самых значимых исторических личностей России и станет главным героем нового проекта. Думаю, Казань должна почтить своего выдающегося сына не только нашим музейным проектом, но и увековечить его память в назидание потомкам. Стоило бы, например, поставить ему памятник, как это сделали в Москве в 2013 году к столетию его прославления.
