На 90-м году жизни скончалась поэтесса Клара Булатова

29 апреля ушла из жизни народный поэт РТ Клара Булатова. Ей было 89 лет, и за свою долгую жизнь она «снискала огромную народную любовь и уважение», – говорится в некрологе, подписанном официальными лицами Татарстана. «Татар-информ» публикует интервью поэтессы, вышедшее в «Интертате» в 2018 году.

«Я в деревне живу, как хозяйка усадьбы», - говорила поэтесса, лауреат премии Тукая Клара апа Булатова. Мы специально поехали в село Новое Надырово Альметьевского района, чтобы увидеть это своими глазами. Во время этой встречи я поняла, что Клара апа - не просто поэтесса, а настоящий современный менеджер.

На встречу были приглашены учителя татарского языка – те, для кого сама Клара апа когда-то была учительницей. Самобытные таланты исполнили песни на ее слова, прочитали стихи, которые посвятили ей. А с Кларой Булатовой мы поговорили о поэзии и любви.

«Останься я в Казани – давно бы уже съели меня по кусочкам»

- Клара апа, как ваши дела? Как поживаете?

– Вот уже 47 лет я здесь, в селе Новое Надырово. Все у нас хорошо. С мужем Нафисом эфенде живем в этом доме почти полвека. Вырастили всего одного ребенка. У нашего сына уже два своих сына и две дочери. Младшая, Айша, пишет стихи. Я очень рада - значит, растет моя преемница.

Говоря словами Хасана ага Туфана, «вся моя жизнь - в моих книгах». Одну из своих книг он мне подарил с подписью: «Ничек үтә дисәң көннәрең... Җырларымда минем йөрәгем» («Если спросишь, как проходят мои дни… Сердце мое в моих песнях»).

Мне часто говорят: «Если бы ты осталась в Казани…» Останься я в Казани – давно уже съели бы меня по кусочкам.

Фото: © Рамиль Гали / «Татар-информ»

- Клара апа, вы же всю жизнь преподавали татарский язык в школе…

– Да, в 1955/56 учебном году пришла работать в начальную школу села Нижний Лешев Сармановского района. 52 года преподавала в школах Альметьевского района.

- Скучаете по школе?

– Скучать мне не дают. Я так и не рассталась со школой - вот совсем недавно в школе №1 Альметьевска провела урок родного языка. Именно там после университета я проходила педагогическую практику.

- А дети сегодня понимают искусство поэзии, ценность поэта?

– Есть такие, кто понимает. Наверное, благодаря тому, что в школах Альметьевского района много учителей, которых я воспитала сама.

- Фанис Яруллин писал в своих дневниках: «Самое великое счастье – когда выходит твоя книга». Женщина-поэт свое счастье тоже видит в этом? Или ей, как женщине, ближе другие ценности?

– Знаешь, наверное, для женщины, которая занимается творчеством, есть два самых дорогих для нее счастья - это увидеть плод своего творчества, поделиться, показать его читателю, а второе, самое великое счастье - это ее семья. Семья – это государство в государстве. Когда есть дети, внуки… Я так думаю и стараюсь мириться с тем, что дома командует мой муж. Потому что он – мужчина. Стараюсь жить согласно выражению «Ир хакы – тәңре хакы» («Мужа следует почитать наравне с Богом». – Прим. перев.).

Фото: © Рамиль Гали / «Татар-информ»

«Будущего мужа я увидела во сне - он увел меня в ржаное поле»

- Расскажите, как вы познакомились с Нафисом абый.

– Это что-то удивительное. Даже рассказывать не совсем удобно. Первый раз я увидела его во сне, мне было всего 14 лет. Мы тогда жили в [кряшенском] селе Ляки [Сармановского района]. К слову, кряшенские обряды, традиции, которые есть в моей книге «Келәү», идут из этого села. Слово «келәү» означает «молиться», оно есть у кряшен и мишарей. Наш отец был директором школы в этом селе, и послевоенные голодные годы мы провели там.

И вот во сне я вижу, как с кряшенскими девочками мы идем из леса, куда ходили за ягодами. У моих спутниц ягоды на донышке, а мое ведерко полное до краев. Тут среди ржи появляется солдат, высокий, худой, как картофельный стебель. Девочки успели убежать, а я бежать не могу – рассыплю ягоды. Солдат меня схватил и потащил вглубь ржаного поля. От страха я тут же проснулась. Что он там со мной сделал - не знаю, дети в мои времена таких вещей не знали. Рука мужчины не должна касаться тела девушки до первой брачной ночи, такое у нас было воспитание.

И я жила в ожидании этого солдата. Не искала. Когда была учительницей в Новом Каширово [Альметьевского района], в школу пришел этот солдат. Его младшая сестра Танзиля училась у меня, он пришел проведать ее. 27 декабря мы с ним впервые увиделись, 7 января состоялась свадьба.

- Сколько вам было лет?

– 35. В 36 родила своего первого и единственного сына. Нафис моложе меня на 11 лет. Может, даже больше. Интересно? Мне самой тоже интересно. Но ведь разница в возрасте не была заметной.

Мы остались всего с одним ребенком. Потому что сын у нас с одной почкой. Если бы я была одинокой мамой, может быть, и смогла бы вырастить этого ребенка, но после пережитых им операций - нет, не смогла бы. Мы это сделали благодаря тому, что нас двое, мы вместе.

Сейчас Марсу 46 лет, он сам уже дедушка. Его старший сын женился и у него есть двухлетняя дочь.

- Расскажите все-таки и о муже.

– За все те годы, что мы вместе, он ни разу сам не сказал «Я тебя люблю». За него эти слова произносили певцы в своих песнях. В те годы Илсаф исполнял мою песню, написанную в 1972 году. Однажды мы с мужем работали в огороде, и он вынес транзистор. Поет Илсаф. Сначала спел эту мою песню, а потом начал другую, на слова Гульшат Зайнашевой. Там такие слова: «Губы твои – красная вишня, глаза – голубые пуговки». «Выключи пока, – прошу Нафиса. – Какая-то фарфоровая кукла перед глазами встает».

А он говорит: «Сейчас он споет слова, которые я хочу сказать тебе». И дальше там: «Гомерлеккә сөйдем сине, ташлап китәр бу димә» («Полюбил тебя на всю жизнь, не говори, что брошу»). Это признание от Нафиса я услышала всего один раз, и то произнес он его не сам.

Фото: © Рамиль Гали / «Татар-информ»

«Боялась признать, что Тәнәкә - это я»

- Клара апа, вы ведь были музой Хасана Туфана? Поделитесь воспоминаниями об этом.

– Это сама по себе история. Хасана абый я впервые увидела в 1957 году. Его дочь моя сверстница. Гульгену он называл Гулей, а свою жену Луизу апа - Лулу.

В том году нас, молодых писателей, впервые пригласили в Казань. Тогда я и увидела Хасана абый - седого худощавого мужчину в костюме пепельного цвета и с не самым запоминающимся лицом. Поскольку он был осужден, его стихи тоже были под запретом. Но я знала их наизусть, потому что моя мама была учительницей литературы. У нас в подполе в коробке хранилась фотография, где они втроем – Хади Такташ, Хасан Туфан и Фатхи Бурнаш. Такташ избежал репрессий – умер, ему было всего 30 лет. Бурнаша расстреляли. Туфану смертную казнь заменили лагерями.

У меня есть такие строки: «Тукайны мин тумышымнан беләм, Такташны мин үлеп яраттым. Ә Туфанны үзе онытып беткән шигырьләрен ятлап караттым» («Тукая я знаю с рождения, Такташа любила безумно. А Туфана привлекла тем, что выучила стихи, которые он и сам уже забыл»). На тот момент Хасан абый был один, он страдал от одиночества…

Если вы читали, в первом номере «Казан утлары» вышла подборка моих стихов.

«Ялгышлардан язмыш тукыйбыз да

Язмышларга шуны сылтыйбыз

Гомер буе гөнаһ кылабыз да

Олыгайгач дога укыйбыз».

(«Из ошибок сплетаем судьбу / И на судьбу обижаемся / Всю жизнь совершаем грехи / А состаримся – отмаливаем»)

Ошибки бывают, безусловно. Человек от ошибок не застрахован, надо уметь их исправлять и жить дальше. Человек, перед тем как уйти в вечный мир, не должен сидеть в ожидании смерти.

Фото: © Рамиль Гали / «Татар-информ»

Раз уж мы говорим о Хасане Туфане, не могу не вспомнить одно из его стихотворений – «Ходайны күрдем төшемдә» («Бога увидел во сне»). Я знаю его наизусть. В 1968 году нас, группу писателей и композиторов, отправили по районам встречаться с читателями и слушателями. И именно в те дни Хасан абый написал мне письмо, которое, к сожалению, я не успела получить до отъезда. В письме он просил меня читать во время этих встреч его стихотворение, а если у меня самой не получится, то попросить Роберта Батуллина. Это были времена, когда он был не Батулла и не Рабит… Он тоже, как и я, татарский писатель, выросший среди кряшен.

Потом оказалось, что я должна читать это стихотворение на каждой встрече. Оно было написано в те времена, когда о родном языке сильно кричать не стоило, а Хасан абый, слегка необдуманно, коснулся своей критикой всех чиновников, писал, что татарский язык должен сохраниться как язык веры, чести, праведности. Сегодня наш язык ведь переживает именно эти события. Татарские средние школы в селах закрылись. Нехорошо ведь это. Когда-то Челны, Нижнекамск, Альметьевск подняли именно ребята, которые учились в этих школах… Я это сказала словами Туфана. А сама когда-то написала такие строки:

«Сингапурда минем виллалар юк,

Акчам да юк чит ил банкында,

Әлмәтемдә хәтта фатирым юк

Мирас итәр өчен артымда».

(«Нет у меня вилл Сингапуре / И денег нет в иностранном банке / В моем Альметьевске у меня нет даже квартиры / Чтобы оставить в наследство»)

И это реальность. Потом, я боюсь включать телевизор. Во времена нашей молодости артисты выходили и пели своими голосами. И юбки не укорачивали. И на груди разрезов до пупка не делали. Каждое их выступление было как урок – как одеваться, как прикрывать нужные места. Это не только мое мнение. Мы - дети военных лет. Смотрите, какой сейчас мир. У детей войны очень маленькие пенсии. Сейчас сын мне говорит: «Почему ты не осталась просто швеей? Издаешь книгу за книгой, кому надо то, что ты пишешь?».

Кому надо? Вот тебе надо? Думаю, что надо, иначе не приехала бы вот так, с оператором, фотографом, на машине издалека.

Фото: © Рамиль Гали / «Татар-информ»

- Как же быть поэту в такой ситуации? Что он может сделать?

– Поэт может донести до читателя добрые мысли, которые рождаются у него в душе.

- А как дойти до читателя?

– У нас ведь еще есть прекрасные газеты, выходящие на родном языке. Одна из таких газет - «Татарстан яшьләре», ее редактор Атлас Гафиятов – мой ученик.

- Клара апа, стихи о любви все еще пишутся?

– Если перестают рождаться стихи о любви, поэт уже не живет. Почему же не пишутся? Пишутся! Вот же, на 45-летие нашей свадьбы посвятила мужу:

«Синең белән яшәү – тоташ бәхет түгел.

Күрәм көннең төрле хәлләрен

Ә шулай да син бит минем

Гомерлегем, бердәнберем, хәләлем».

(«Жить с тобой – не сплошное счастье, / Разные бывают дни, / Но все же ты ведь мой / Навсегда, единственный, суженый»).

Фото: © Рамиль Гали / «Татар-информ»

«Открою музей в одной из комнат у себя в доме»

- Вы не рассказали о Хасане абый.

– Для этого надо встречаться отдельно.

- У него есть посвященные вам стихи...

– Конечно, есть. У меня хранятся 76 его писем. Все написаны стихами.

- В будущем отдадите их в музей?

– Я открою музей у себя в доме в одной из комнат наверху. Не хочу, чтобы после моей смерти руководители в Надырово ругали меня и жаловались, мол, умерла, а нам теперь музей делать… Работы я им не оставлю. А в музее будет вышивка, сделанная моими руками, платья, которые я сама сшила, кружева, которые сама сплела…

В этом году, в год моего 82-летия, в Татарском книжном издательстве, Алла бирса, должна выйти книга, где я собрала стихи Хасан абыя: это письма в стихах, которые он посвятил мне, а также несколько писем, которые я писала ему, тоже в стихах. Эта книга, даст Бог, дойдет до читателя (книга «Искәндәр кыйссасы» вышла в 2020 году, - прим. ред.).

Одно из его писем называлось «Ул нәкъ менә синең шикелле» («Она точно такая же, как ты»). Энвер Бакиров написал мелодию, и сейчас это стало песней «Әйткән идең» («Сказала ты»).

«Әйткән идең: «Әгәр сөя калсаң

Миннән башка берәр бүтәнне,

Сөй… бары тик миннән яхшыракны,

Сөймә ләкин миннән түбәнне…»

(«Сказала ты: «Коль влюбишься ты вновь,

Не упрекну тебя я за любовь.

Но будет пусть избранница твоя

Не ниже, а достойнее меня!»)

(Перевод Рифката Гардиева).

Он пишет: «Нәкъ синдәйне көтте йөрәгем» («Сердце ждало точно такую, как ты») - это он обращается к Луизе апа.

Юлыктым мин, Лулу, бер чәчәккә,

Көтмәгәндә, уйламаганда,

Нәкъ синдәйгә, синең шикеллегә,

Әйтерсең лә синең дәвамга…

«Нишләргә соң?» — дигән сорау белән

Киләм менә рәсемең каршына…

Үзең булсаң әгәр, мондый уйлар

Килер идемени башыма.

(«Мне встретился прекраснейший цветок,

Когда о нем и думать я не мог.

Тебя мне в ней напоминает все,

Она как продолжение твое.

И как мне быть, никак я не пойму.

Я подхожу к портрету твоему.

Я разве б мог подобные слова

Произнести, коль ты была б жива»)

(Перевод Рифката Гардиева)

Когда он пишет «точно такую, как ты» – это его Тәнәкә, та, кому он посвящал свои стихи. Тогда я еще не могла сказать, что его Тәнәкә – это я. Я довольно долго боялась принять это, признаться себе, что это обо мне. Одно из стихотворений называлось «На экзамене».

«Челтерәп аккан чишмә кебек уйна, әйдә, кыз бала

Тынып калды, үзендерме, безнедерме кызгана.

Кыен аңа – бер үк айда ике төрле имтихан.

Фәнне беләм, ә сөюдә, ялгышамдыр, ихтимал…»

(«Как звонкий родник, ты резвись и играй, девчонка.

Но притихла – пожалела то ли себя, то ли нас.

Трудно ей – в одном месяце два таких разных экзамена.

Науку-то знаю, а вот в любви, наверное, ошибаюсь я…»)

Фото: © Рамиль Гали / «Татар-информ»

Рузиля Мухамметова, Интертат, перевод с татарского