Профессия подонки. Очерки о работе украинской карательной системы. Условия содержания

Материал предоставлен редакции автором.           Предыдущая часть.   Начало

Если бы эсэсовцы в Дахау или Майданеке увидели, в каких условиях содержатся украинские осужденные, то умерли бы от профессиональной зависти. По своей сути эти условия мало чем отличаются от условий в концлагерях. Но они прикрыты лёгкой вуалью гуманности и демократии. Нет, открыто здесь никого не убивают! Современные тюремщики оказались хитрее эсэсовцев. Убивают они людей медленно, изощрённо, наслаждаясь самим процессом.

Держали, к примеру, осужденных в камерах 2х3,5 м вчетвером. Низкий потолок подвального помещения, сырость. Даже летом зеки здесь сидели в фуфайках. О зиме и говорить нечего!.. Отопления не было. Пар от дыхания – обычное явление в камере. Доски на полу становились влажными от ледяной сырости, а иногда подмерзали и напоминали каток. С потолка свисали тяжелые капли воды. Когда они срывались, то звучно падали на пол, на стол, или бесшумно – на матрасы и нары, на головы и плечи осужденных.

В природе крысы и мыши не уживаются на одной территории. Но только не в тюрьмах. Очень часто здесь можно наблюдать рядом два вида этих грызунов. Под полом в камере копошатся мыши, а из дыры унитаза периодически выскакивают крысы, отряхиваются, удивленно-испуганно смотрят на людей и ныряют обратно в унитаз.

Ночью крысы охотились на мышей. Камера оглашалась отчаянным предсмертным визгом пойманных зверьков. Выдержать это трудно, но заключенные в камере были лишены выбора… Под конец привыкаешь даже к тому, как ночью, в темноте, по лицу пробегает мокрая крыса. Хотя ощущение не для слабонервных.

А с наступлением утра осужденным вновь грозила опасность со стороны зверей двуногих! По какой-то самостоятельно выдуманной инструкции заключенным в камере не разрешалось сидеть на матрасах. Матрасы сворачивались и складывались в угол. Хочешь присесть? Пожалуйста – но только на голые доски этих нечеловеческих кроватей. Если обитатель камеры клал на нары даже свернутый матрас и облокачивался на него, из-за двери раздавался окрик: «Что за сон?!». Несколько таких окриков – и осужденный получал от пяти и выше суток карцера. На досках можно только сидеть.

Сами нары здесь очень оригинальной конструкции. Располагаются они под углом к стене, задранные вверх. То-есть осужденный, укладываясь спать, по законам физики сползал к стене. Тогда между собой и стеной человек укладывал одеяло, отодвигался от стены, как только мог. Но во сне все равно сползал к ней. А стены в этом заведении холодные, влажные. И зимой, и летом. Электрические розетки отсутствуют, а про кипяток, приносимый вертухаями, я уже говорил…

Пищевой рацион настолько скуден, что через месяц питания супом с тремя зернами перловки и одним непорезанным листом капусты и почти такой же кашей в качестве второго блюда людей начинало ветром шатать в прогулочных двориках. В довершение ко всему, в 2002-2003 гг. посылки осужденные могли получать только раз в полгода, до 8 кг весом. Это позволяло лишь не умереть слишком быстро. Овсянку заливали с вечера холодной водой, к утру она разбухала – её и ели…

Но даже на эти редкие посылки администрация тюрьмы положила глаз. Был разработан целый механизм их отъёма. В тот день, когда человек идет за посылкой, ему в камеру подонок-контролер подбрасывает какой-то «запрет» – карты, заточку… Или пишет рапорт за сон днем. Осужденного без обсуждений закрывают в карцер. Ему уже не положена посылка! Её кладут в камеру, и она лежит там 10-15 суток. Осужденный, освободившийся из карцера, находит её в растерзанном виде. На все протесты тюремщики лишь цинично ухмыляются. И столь же цинично заявляют, что это – работа крыс!

Только вот ели крысы продукты как-то выборочно и изобретательно. Прежде всего съедалось мясное, сыр. Овощи и фрукты, как правило, оставались. Но, к сожалению, за две недели они увядали и сгнивали. Возможно, к уничтожению посылок и прикладывали свою лапу грызуны, но львиная доля съеденного приходилась всё-таки на «крыс» в форме, с первого взгляда похожих на людей…

Каждое утро во время проверки по камерам проходил майор Урсатий со своей отвратительной свитой. Кроме шмонов, отбора вещей и управления магазином поношенной одежды он еще и курировал тюрьму. Каждое утро, заходя в камеры, он с маниакальным постоянством повторял одну и ту же фразу: «Каждый зек должен болеть туберкулезом, геморроем и быть полуслепым! Если у вас всего этого ещё нет, то это не ваша заслуга, а наша недоработка!».

Слушая каждый день этот бред садиста, зеки зверели, начинали ещё больше ненавидеть тюремщиков и… болели. Через полгода после того, как в это страшное место завезли людей, осужденных на тюремное заключение, из 70 человек 30 заболели туберкулезом и были вывезены в туберкулезную колонию в Херсон. Многие не вернулись оттуда.

Колония особого режима для больных туберкулезом конца 90-х – начала 2000-х – не больница, а, скорее, фабрика по уничтожению заключенных. Голод, антисанитария, отсутствие грамотной диагностики и, соответственно, отсутствие полноценного лечения. Были моменты, когда за год численность этой колонии не изменялась, хотя туда постоянно приходили этапы с больными зеками, а освобождалось в три раза меньше, чем поступало. Впрочем, другие тоже освобождались. Только в гробах.

Еще одним поводом ущемить заключенного является свидание с родственниками.
Человека, как чучело, одевают в грязную тюремную робу, чудовищную шапку, заковывают руки в наручники – не спереди, а за спиной – и потом выкручивают руки назад, при этом наклоняя голову зека почти к земле… И так ведут на свидание. Причем администрация пытается так подстроить, чтобы родственники увидели зека именно в таком положении, а не спокойно сидящим за стеклом в кабинке для свиданий.

Для чего это нужно таким, как майор Урсатий? Опять же, с точки зрения психологии тюремщики всё рассчитали правильно; если учесть, что их цель в данном случае – продемонстрировать свое могущество и полную беззащитность заключенного. Они пытаются внушить даже родственникам осужденных, что человек, попавший в тюрьму, – ничтожная букашка, которую в любой момент могут раздавить.

Есть разные матери и жены. Одни, видя унижение сына или мужа, только плачут. Другие, возможно, считают, что наказание справедливо – так и надо ему!.. Но такие, как правило, и на свиданья не ездят.

А есть родственники, которые, увидев издевательство над близким человеком, и без того наказанным лишенным свободы, идут жаловаться прокурору.

В последние годы подобное отношение к заключенным уже не является постоянной практикой, но периодические всплески хамства и садизма со стороны тюремной администрации по-прежнему наблюдаются.

Стоит уделить внимание и гостинице при колонии, предназначенной для длительных свиданий заключенных с родными. Стоимость одного места в сутки – 10 гривен. Заключенные тоже платят. Если к человеку на свидание приехала жена с ребенком, то за трое суток они должны заплатить 90 гривен. Прошу заметить, что в 2006 году цены начали расти. Во многих колониях в сутки за одного человека уже требуют 15 гривен. А в отдельных колониях – и 17, и даже 20!

Какие же удобства в этих тюремных гостиницах? Маленькие комнаты с обшарпанными стенами – ремонт если и делался, то давно. Кровати с продавленными сетками, грязные, драные матрасы, из которых сыплется труха и в которых живут клопы. Постельное белье выдают, но вид у него уж очень непривлекательный… К тому же и влажное оно. На полу облезлый линолеум. Настолько облезлый, что рисунок на нём определить невозможно. В некоторых местах линолеум отделился от пола, порвался окончательно, и через дыры видны серые доски.

Наступает ночь – начинается мышиная охота. Продукты на столе оставить нельзя, иначе к утру большая часть ваших припасов будет изгрызена.

Но самое «замечательное» – это температура. Зимой в углах комнаты под потолком иней. Шапку снять невозможно – мерзнет голова. Мама, которая приехала ко мне, пальто не снимала. Так, одетые, и спали. Горячей воды, конечно, тоже не было. А чай, если завариваешь его не в кухне, а в комнате свиданий, от холода не заваривался.
Вот в такие условия попадают родители, жёны, дети осужденных. Покорно платят столько, сколько «заломит» администрация. Желание увидеть близкого человека, страдающего в тюрьме, преодолевает всё!

Если говорить конкретно о Сокирянской колонии, то там был случай: мать одного из осужденных, вернувшись в декабре с длительного свидания, заболела тяжёлой формой бронхита. Тогда ее сын-осужденный, плюнув на то, что он полностью зависим от тюремной администрации,  написал заявления в Прокуратуру Украины и в Евросуд. Естественно, администрация ИК начала его прессовать. При этом использовала один из своих излюбленных приемов – «воспитание через коллектив».

Камеру, где сидел строптивый осужденный, стали чаще, чем обычно, обыскивать, переворачивая всё вверх дном, разбрасывая по полу зековские пожитки и топча их сапогами. Сокамерникам говорили, что всё это из-за того жалобщика… И нашлись несколько человек, которые пошли на поводу у ментов. Но остальные зеки их быстро поставили на место. Ведь среди заключенных есть полезная традиция – не верить ментам, считать все слова и действия тюремщиков вражеским деянием и провокацией. К тем, кто все-таки, по своей глупости, поддержал администрацию, сразу изменилось отношение – они стали чужими, почти врагами.

Зато после всех скандалов обстановка в свиданочной гостинице изменилась к лучшему. Начался ремонт, и в каждую комнату поставили вентиляторы-обогреватели. Лед тронулся!

Но почему родители осужденных раньше ничего не предпринимали? Ведь многие годами ездят к своим мужьям и сыновьям в колонию. Зимой мёрзнут, простужаются. Летом обливаются потом, покрываются сыпью и пьют сердечные капли… И молчат. Покорно, униженно, как рабы. Люди просто опасаются за здоровье и жизнь своих близких, находящихся за решёткой полностью во власти администрации. И думают, что благополучие осужденных всецело зависит от покладистости и послушания. Также надеются они на порядочность тюремщиков… А вот этот последний пункт особенно хромает!

Так сложилось в украинских правоохранительных органах (ПО), что работа в тюрьмах и колониях является самой непрестижной, самой низкой ступенькой в иерархии могущественной силовой системы. Сотни, а может и тысячи работников милиции совершают по всей стране различные преступления. Начиная с пыток задержанных в райотделах милиции и заканчивая взятками, перепродажей изъятых наркотиков, «крышеванием» наркобаронов. Но очень редко преступники в погонах попадают за решётку. Система бережёт честь мундира. Она рьяно охраняет свое спокойствие и создаёт над собою ореол непогрешимости и величия.

Своих сотрудников, преступивших закон, система укрывает от правосудия. На все жалобы заключенных по поводу пыток, других незаконных методов ведения следствия, даются стандартные отписки – мол, «факты, изложенные в жалобе, не подтвердились». Но бывает, что дело заходит слишком далеко. Слухи о преступлениях подчинённых доходят до руководства МВД и до прокуратуры. Более того – выплескиваются и за пределы… Сильно скомпрометированных ментов уже не могут оставить работать на старом месте, – их начинают «прятать». Лучше всего это можно сделать, отправив проштрафившегося мента на работу в тюрьму или колонию, эту клоаку правоохранительной системы.

За всё время нахождения за решеткой я редко встречал кадровых тюремщиков – тех, кто осознанно, после срочной службы во внутренних войсках, шел на постоянную работу в эту систему. Но и такие фанатики, по мере продвижения по служебной лестнице, подверглись профессиональной деформации, становились бездушными и жестокими. А огромный опыт работы, хитрость позволяли им манипулировать заключенными, стравливать зеков между собой. И, если в начале своей карьеры они бескорыстно несли службу, то, получив офицерские звания и дослужившись до больших должностей, они поплатились за это душевным опустошением. Такое зло, как коррупция, их тоже не миновало.

Но другой вид тюремщиков ещё отвратительнее. Они не деформировались под воздействием пенитенциарной системы, они пришли в неё из других подразделений ПО уже такими – полностью коррумпированными, с садистскими наклонностями и наплевательским отношением к закону.

Несколько примеров:

Начальник сектора максимального уровня безопасности в Сокирянской колонии Келя В.В. раньше работал в таможне на границе Украины и Молдавии. Там, используя своё служебное положение, он напропалую брал взятки со своих и чужих. Его рьяность даже бросилась в глаза местному таможенному начальству, которое само честностью и бескорыстием не отличалось. Даже этих монстров коррупции поразила патологическая жадность Кели В.В.! Его не смогли больше терпеть, уволили.

Келя не пошёл работать в тракторную бригаду. Ведь физический труд ниже достоинства таких деятелей. Он пошел работать в местный райотдел милиции. Тут он тоже показал свою подлость, болезненное честолюбие и ненасытное сребролюбие. Уж очень Келя хотел продвинуться по служебной лестнице, – а сделать это можно, лишь имея хорошие показатели раскрываемости преступлений. Было бы сказано!.. Келя стал самозабвенно пытать задержанных, выбивая из них «нужные» для следствия показания. Мираж капитанских погон, перемигивающихся золотыми звездочками и сулящих прибавку к жалованию, застилал разум Кели. Но жестокость бывшего ворюги-таможенника уже не нравилась даже райотделовскому начальству. Начался процесс «съедания» Кели с последующим увольнением.

Он в ответ тоже попытался «съесть» своё милицейское начальство, но оно оказалось ему не по зубам. Все его интриги и сплетни в райотделе не привели к желаемому результату. Келю В.В. выперли из милиции, приклеив ему замечательную кликуху – «Гад». Под этой кличкой он стал известен всем Сокирянам.

И уже как «Гад» Келя В.В. пришел работать в Сокирянскую исправительную колонию № 67. Так же, как на предыдущих местах работы, «Гад» этот начал гадить и тут. Взятки с заключенных за самые ничтожные нарушения режима содержания, поборы за «благосклонность» – это когда у осужденного берутся деньги, а взамен Келя его теряет из виду…

Сейчас, по крайней мере, сняты ограничения на получение посылок и бандеролей. Но раньше, когда посылку можно было получить раз в полгода, когда зеков держали впроголодь – это было время Кели! Стоило только родителям осужденного ошибиться и прислать посылку чуть раньше положенного времени, сразу начиналось вымогательство сигарет у получателя – в обмен на разрешение эту посылку вообще получить.

Любимое занятие Кели В.В. – задерживать письма осужденных. Как уходящие, так и приходящие. Скрупулезно, строчка за строчкой, прочитывал Келя все письма, попадавшие в его руки. Любые попытки осужденных сообщить родителям о беспредельщике-капитане пресекались им на корню – такие письма попросту никуда не уходили.

Келя В.В., с точки зрения психологии… Нет, в данном случае уже с точки зрения психиатрии! – типичный больной, страдающий комплексом неполноценности. Маленького роста, и от этого таскающий туфли на высоченных каблуках, похожие на клоунские, с загнутыми вверх носками. Неудачник, так и не сделавший ту блестящую карьеру, о которой всегда мечтал… И, плюс ко всему этому, патологически жадный. В каждом заключенном такой тюремщик видит врага, насмехающегося за спиной над его ростом. Он ненавидит за это всех.

К сожалению, Келя не одинок. Такой психологический тип людей встречается среди работников пенитенциарной системы довольно часто.

Есть и другие – просто садисты. Их хлебом не корми, только позволь поиздеваться над живым существом.

Славик был в звании прапорщика и работал старшим смены одного из корпусов Одесской тюрьмы. К сожалению, не помню фамилии этого экземпляра. Пришёл работать в тюрьму он после ЧП на месте прежней службы. А служил он раньше в подразделении «Беркут» и однажды, во время задержания каких-то наркоманов, переусердствовал – забил задержанного до смерти. Возбудили уголовное дело. Но на следствии он оправдался, настаивая, что, де, убил задержанного случайно, когда тот оказывал сопротивление. Я видел Славика, разговаривал с ним – и не верю в подобную случайность. Славик невысокого роста, коренастый и широкоплечий. Каждое движение выдает в нём спортсмена, бойца. А массивная голова с абсолютно плоским затылком и обрюзгшим от пьянки сальным лицом свидетельствует о «высоких» интеллектуальных способностях этого человека.

Привычка забивать кого-то до полусмерти осталась у Славика и после перехода на новое место работы. Заключенные ненавидели его. Очень часто, за малейшее нарушение, Славик вытаскивал арестанта из камеры, отводил его в так называемую галерею – подземный ход между жилыми корпусами тюрьмы и привраткой, и там избивал человека уже так, как хотел. А потом беззастенчиво оформлял на него протокол «о нападении на представителя администрации» и закрывал избитого в карцер.

Очень часто на работу в пенитенциарную систему попадают бывшие ГАИшники. Их жадность воспета в анекдотах и не является секретом ни для кого.

Работник другой колонии – оперуполномоченный Подсинев Е.П. – до того, как стать тюремным опером, был оперуполномоченным в Торезовском отделе по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. О жадности и злобности этого человека ходят легенды! Торезские наркоманы, отбывающие срок здесь же, вздрагивали от страха, увидев на территории колонии Подсинева, который еще недавно избивал их в милиции!

Возможно, кто-то мне возразит: мол, и хорошо делал, что бил этих наркоманов… Спорить не буду. Вот только подобная «работа» не имеет ничего общего с законностью и демократичностью, постоянно декларируемыми украинским правительством.

Приводить подобные примеры можно и далее. В пенитенциарной системе их пруд пруди. Как в помойную яму, сюда сливается вся грязь ПО. И здесь они продолжают свою подлую деятельность.