ЮЛИЯ ЩУКО: ХОТЕЛОСЬ БЫ ПРОЖИТЬ НЕСКОЛЬКО ЖИЗНЕЙ
Актуальное интервью к вопросу о том, зачем директору собака.
Граждане, храните деньги в Сберкассе, а рукописи – в ВИНИТИ!
История жизни директора ВИНИТИ Юлии Николаевны Щуко, выпускницы Географического факультета МГУ, рассказанная ею самой, полна случайностей и содержит детективные моменты. Информация о ней в интернете скудна. Как эксперт-кинолог она едва ли не единственная, кого ни разу не обругали. Вниманием прессы Юлия Николаевна не избалована. Интервью с ней восполняет некоторый пробел. Отдельным подарком стал без проблем распознаваемый голос с четкими интонациями на диктофонной записи. Это редкость даже среди публичных фигур в Думе, депутатам бывает либо боязно, либо стыдно за свои вынужденные слова. Юлия Николаевна оказалась единственной среди множества моих собеседников, кто точно помнит название собственной диссертации.
Говорит свободно, без невнятных скороговорок. Я получил еще одно свидетельство того, что человек, который сидит на информации, получает способность к философским обобщениям. Например, по ключевому отличию цивилизаций евразийской континентальной и англосаксонской островной. Не могу согласиться с ее заниженной самооценкой собственной роли в науке. В «стране героев, стране мечтателей, стране ученых» номинально ученых не было, только безликие «научные работники». Почему-то нам всегда было стыдно за то, что мы сделали недостаточно. Момент истины наступил, когда уничтожили систему НИИ. Но ВИНИТИ сохранился.
Первое впечатление: Юлия Николаевна прежде всего человек и уже потом руководитель одного из крупнейших учреждений Российской академии наук. Причем человек добросовестный и очень доброжелательный.
За станцией метро “Сокол”, на улице Усиевича, спросил у женщины с типичным фенотипом советского научного работника: «Скажите, где тут ВИНИТИ?» «Да вот он, наш родной!» – махнула рукой она в сторону характерного высокого и объемного здания.
Неутраченная цивилизация.
Л. М. Юлия Николаевна, спасибо за согласие. Должен начать с того, что людей с такой ответственностью, обязательностью и пунктуальностью мне еще как-то не попадалось, хотя общаться приходится много. Структурированность жизни – это генетика от мамы с папой или какая-то работа над собой?
Ю. Щ. Тяжело ответить. Не привыкла говорить под диктофон, начинаешь пугаться. Я привыкла всегда быть дисциплинированной. Может быть из-за того, что у моего папы был такой подход, он очень хотел, чтобы его ребенок изучал немецкий язык и учился в немецкой школе. Так получилось, что мы уехали от этой школы, когда я только училась в первой четверти. Поэтому всю жизнь, пока я была маленькая, меня возили на автобусе на Маяковскую, где была немецкая специализированная школа. Так я всю жизнь и проездила в нее. Конечно, это дисциплинирует. Надо было успеть на автобус, доехать на метро. В какой-то степени я считаю, это структурировало подход к обучению.
Л. М. Почему немецкий?
Ю. Щ. У моего папы почему-то был такой подход. Он считал, что немецкий язык дисциплинирует. Что надо знать в лицо тех, с кем мы постоянно были в каких-то контрах. И что надо изучать их историю, чтобы эта история больше не повторялась.
Л. М. Кто был папа по специальности?
Ю. Щ. Радиоинженер.
Л. М. Он мог знать, что в XIX веке немецкий был языком науки, а вовсе не английский?
Ю. Щ. Я не думаю, что он точно знал. Он был шифровальщиком в свое время. Наверно, это связано с этой его ипостасью.
Л. М. География вроде наука такая, где все великие географические открытия совершены.
Ю. Щ. Да это так кажется! Все почему-то считают, что география – это куда-то поехал и открыл какой-то новый остров. На самом деле география очень многоплановая наука. Мало людей задумывается, что метеорология – это тоже подраздел географии и геофизики. Климатология тоже. Я экономико-географ. Изучаю экономические и социальные процессы. Это требует очень широкого кругозора, потому что без него не получается все это исследовать. И знания языков, потому что по своей специальности я изучала промышленность социалистических стран. Диссертацию писала по электронной промышленности ГДР и ФРГ.
Л. М. Актуальная была тема.
Ю. Щ. Да. Пригодилось знание немецкого языка и работа в закрытых библиотеках ГДР. Электронная промышленность привела меня к информатике. Я ушла в ВИНИТИ и переквалифицировалась в информационно-телекоммуникационные технологии. Закрытый отдел, где работали бывшие разведчики. Я там была исключением. Этот отдел ВИНИТИ в 1961 году основал адмирал Владимир Филиппович Трибуц. Занимался отдел исследованием и анализом иностранной информации по техническим, политическим и геополитическим аспектам. Это тоже один из поворотов географической науки.
Л. М. Кем была мама?
Ю. Щ. Мама экономист, но из семьи рабочих и крестьян. Ее папа был из западной Белоруссии. Происходил он из крестьян, у него была церковно-приходская школа. Его в царской армии взяли в артиллерию. Бабушка, мамина мама, крестьянка из крепостных графа Бобринского в Тульской губернии. Неграмотная, отчего она очень переживала. Когда я пошла в школу, учила ее расписываться. Ее жизнь сложилась так, что она была выдана замуж насильно. Неграмотная крестьянка смогла развестись через Священный Синод. Дедушка ее второй муж. Было трое детей. Моя мама младшая. Из семьи без высшего образования, поступила в экономический институт. Работала всю жизнь экономистом, обсчитывая научные проекты.
Л. М. К вопросу о географии: что у нас с Землей происходит? Люди увлеклись политикой и планета осталась без присмотра? Магнитный полюс уплыл в Россию. Сутки увеличиваются. Говорят, скоро опять Гондвана будет.
Ю. Щ. Говорят много. Я честно говорю, я экономико-географ. Это вопросы региональные, социальные, геополитики. Вы задаете вопросы по физической географии и геофизике.
Л. М. Экономическая география сейчас не менее тяжелая, чем геофизика и климатология с запретами на профессии. Глобализация заставляет массу людей работать не там, где они живут, потреблять произведенное в других странах и свою продукцию отправлять куда-то. Не понимаю, как можно обосновать такое.
Ю. Щ. В свое время, когда я занималась немецкой электронной промышленностью как образец, чему мы должны следовать, и сразу становилось ясно: в те времена размещали предприятия электронной промышленности в Средней Азии, и было понятно, высокого качества электронику мы получить не можем. Рабочий ресурс не для того, чтобы получить соответствующую продукцию.
Л. М. Зато далеко от западной границы.
Ю. Щ. Казалось, мы идем правильным путем там, где дешевая рабочая сила. А нужна была высококвалифицированная рабочая сила. Дешевую надо обучать, и она должна отличаться очень большой усидчивостью и терпением. Размещали предприятия не там, где эти качества.
Л. М. Что с людьми произошло? У меня такое впечатление, потенциальное качество человеческого капитала выросло без всякой евгеники. Нынешние люди могут делать намного больше, в том числе в плане усидчивости и терпения. Это правильно?
Ю. Щ. Я бы не сказала, что это правильно. Мне кажется, это свойственно отдельным представителям, а не в целом населению. Для такого обобщения нужны исследования и большая выборка. Те, кто изначально обладал этими качествами, их развили. Произошло расслоение.
Л. М. Спортивные достижения объективно увеличиваются.
Ю. Щ. Смотрите, кто достигает очень высоких результатов? История с допингом. Мы же понимаем, все спортсмены в какой-то степени принимают какие-то медикаментозные препараты. У кого лучше развита фармацевтика, тот лучше это скрывает. Следовательно, у кого развита фармацевтика, у тех это выловить нельзя. Где фармацевтика менее развита, сразу выявляется. Сейчас лучше определяется, к чему способен человек. Есть возможность определить, ты склонен к фигурному катанию или к командным играм. Сейчас больше вариантов, куда можно отдать ребенка.
Л. М. Вопрос эксперту-кинологу. Что есть красота и почему ее обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде?
Ю. Щ. Для меня красота – это гармония. С моей точки зрения, когда ты видишь гармоничное создание, человеческое ли, особь животного мира или это какое-то растение, это вызывает восхищение. Да, гармония может быть не всегда привлекательной. Бывает гармония отрицательного. Но все-таки для человека мне кажется, что красивый человек… Назовете вы очень красивую девушку – стройную с прекрасным классическим типом лица, с красивыми глазами, прекрасно одетую – но, когда она откроет рот и вы услышите такую речь, что вся гармония будет разрушена. Или, например, она повернется к вам, и вы увидите злобный взгляд. Гармония у нее есть? Гармонии нет. В общем-то, это и разрушает красоту. А если обращаться к кинологическим вопросам, то же: гармоничное животное должно быть не просто идеально сложенным и наиболее приближающимся к идеалу стандарта данной породы. В описании собаки обязательно в общей характеристике отражается темперамент и характер. Вот, казалось бы, все углы правильные, голова прекрасных пропорций и линий, шерсть соответствует стандарту и движения очень хорошие. Но вот должен быть доброжелательным и веселым, а он весь понурый и трусливый. Все, никакие его правильные углы, никакие его соответствия описанию, какие должны быть соотношения морды к голове, разрез век и постав хвоста, уже не спасет общую ситуацию.
Л. М. Гармония поведения и облика всегда расходятся, как у той девушки, или все-таки могут сочетаться?
Ю. Щ. Я считаю, что гармония завязана на том, чтобы облик и поведение соответствовали. Их расхождение разрушает общую гармонию
Л. М. Занятия кинологией много дали?
Ю. Щ. Я кинологией занялась, когда поступила в аспирантуру. Всю жизнь мечтала о собаке. Была детская мечта неосуществимая.
Л. М. Именно о пуделе?
Ю. Щ. Нет. О собаке вообще, не о пуделе. Родители были против, тем более, что у мамы астма. Перед аспирантурой я еще на год уезжала на дипломную практику в Германию. Меня не было. Родители скучали. Затем поступление в аспирантуру, когда человек все время сидит в библиотеках, занимается, занимается, занимается. Мои родители дозрели до того, что ребенка надо отвлекать на что-то, чтобы человек гулял больше. Я сама понимала. У меня был пример, на год передо мной училась очень умная и образованная девушка. Она тоже была перфекционисткой и хотела быть как можно лучше. Произошел срыв, который закончился больницей. Я поняла, что так нельзя. Всегда надо иметь несколько направлений, потому что, когда ты в одном, отдыхаешь от другого, все равно твои мысли как у Менделеева выстраиваются. Казалось бы, ты об этом не думал, но потом они сложились в общую картину. Вот тогда и была заведена собака. А пудель получился случайно, потому что в тот момент это был вариант для людей, у которых есть аллергия. А у моей мамы была астма и предполагалось, что она аллергического характера. Подошла единственная порода – пудель. Это оказался очень хороший выбор.
Л. М. Мы плавно подошли к другому вопросу, чрезвычайно важному. Любой журналист знает, какую роль играет фактор случайности. Что-то вдруг произошло малозаметное, мог бы и не обратить внимание. Если обратил, данная случайность может запустить цепочку самоорганизации. О факторе случайности много написано. С точки зрения естественнонаучного подхода это можно как-то объяснить?
Ю. Щ. Наверно, можно. Я никогда не пыталась объяснять это вслух. Мне кажется, каждая случайность это в определенном смысле закономерность. Мимо случайности можно пройти. Правильно? А если ты обратил внимание и если эта случайность тебя повернула, значит, ты уже шел к этому, просто еще не осознавал, что ты ищешь какое-то направление. Именно случайность тебе его показала. Как правило, случайности все-таки приводят нас к нужному нам направлению. Потому что, если она мне не подошла, я ее не использую. Я от нее уйду.
Л. М. То есть накладывается на какую-то собственную генетику?
Ю. Щ. Да. На собственное восприятие мира. На собственную философию своей жизни. Потому что хоть мы и говорим, что мы не знаем, ради чего живем, но все-таки у нас есть в голове представление о своей философии жизни. Что для меня важно, что для меня не важно. Что я должна людям и что я ожидаю от людей.
Л. М. Почему Роман Вильфанд говорит, что сейчас редкие события с ничтожно низкой вероятностью повторяются. Допустим, прежде было два цунами в год, стало пять. Это время такое?
Ю. Щ. Вообще-то мне кажется, у нас наступает время катастроф. Во всяком случае у нас идут статьи на эту тему. Может быть, это очень жестко сказано, но все-таки мы расшатали своими действиями природу Земли. У планеты есть определенные циклы. Есть время, когда она в спокойном состоянии и есть, когда происходит возмущение. Очень много рассуждений о конце света, про ту же Атлантиду. Значит, какие-то циклы были, просто мы не можем найти достоверных свидетельств. Теория же есть.
Л. М. Такое впечатление, в климатологии запрет на профессии. Циклов очень много, они разного периода и накладываются друг на друга. Нам о волнах жизни рассказывал в своем спецкурсе Тимофеев-Ресовский. Циклы численности – это тот фактор, который работает и на макроэволюционном, и на микроэволюционном уровнях.
Ю. Щ. Да, я хоть и не биолог, но про циклы численности я в курсе. Ну и которые мы наблюдаем иногда даже и в нашей такой короткой жизни. Везде. Наверно, это внутреннее. Иногда специально провоцируемое. Тут есть и конспирологический вариант. Я бы не хотела об этом рассуждать.
Л. М. Хорошо, не будем. Что можно сказать о нашей жизни – интересная? Жизнь удалась?
Ю. Щ. Не знаю, что подразумевается под «жизнь удалась».
Л. М. Собственные ощущения.
Ю. Щ. Что значит «удалась»? Я считаю, что пока человек жив, он свою жизнь меняет и куда-то направляет. Пока он жив. Как только он остановился, хоть он вроде бы и жив, но жизни уже нет. Для меня все время существует какой-то момент недовольства собой.
Л. М. Это же движущая сила жизни человека.
Ю. Щ. Потому что, казалось бы, вот тут мало сделал, вот тут мог бы больше сделать. И сюда не пошел, а мог бы пойти, но остановился по какой-то причине. Конечно, хотелось бы прожить несколько жизней! И попытаться пройти по тому пути, на котором ты остановился и решил, что он на данный момент для тебя по каким-то факторам не важен или невозможен, ты кого-то подведешь, если пойдешь этим путем. Кто-то из-за тебя пострадает. Потом думаешь: а было бы интересно, если сюда бы пошла. Интересно, что бы из этого получилось. Этот момент существует. Скажем так: сказать, что жизнь не удалась, я не могу. Я вообще пришла к выводу, радуйся тому, что ты имеешь. Радуйся, что ты сегодня себя хорошо чувствуешь. Что с тобой те, кого ты любишь. Потому что завтра их может не быть и это не зависит ни от кого. Многие ссылаются на то, что политика не та, страна не та, деньги не те. С моей точки зрения это все ерунда. Если ощущение сегодняшнего дня несет положительные эмоции, ты знаешь, что за сегодняшний день ты сделал все, что ты наметил. Ты никого не обидел. Ты даже может быть кому-то помог. Ты поговорил с тем, с кем тебе очень приятно говорить. Или наоборот, выдержал неприятный разговор, но у тебя остался от него положительный момент, что ты сказал то, что ты хотел, ты получил противоположное мнение. Не достигли консенсуса, но друг с другом уже объяснились. Проблема недосказанности, непонимания снята. Все, я считаю, день удачный.
Л. М. Можно двигаться дальше.
Ю. Щ. Да.
Л. М. Судя по вашему выступлению на круглом столе о наукометрии думского комитета по образованию и науке, ВИНИТИ оказался заповедником советского формата научной рубрикации и индексации, более адекватного относительно западного. Как это получилось?
Ю.Щ. ВИНИТИ был создан в 1952 году тогдашним президентом Академии наук, академиком Несмеяновым под его непосредственным патронажем. Это было его детище. Он понимал, что без научной информации, без ее сбора, анализа и синтеза невозможно продвижение вперед. На тот момент это был самый передовой институт мира. Сейчас все кричат о такой информационной системе, как Web of Science. Ее основатель в США Юджин Гарфилд. Прежде, чем создать основу, на которой работает Web of Science, он многократно приезжал в ВИНИТИ Академии Наук СССР и изучал созданные здесь технологии. Технологии сбора и обработки информации. Благодаря тому, что он здесь получил, он разработал свою систему.
Л. М. Да он просто погреб отсюда все, что ему было надо.
Ю. Щ. Правильно. Но до сих пор продолжается у очень старых наших сотрудников общение с его вдовой. Она до сих пор помнит наш Институт.
Л. М. Как происходил перевод баз данных с бумаги на электронные носители, это же очень трудоемкий процесс?
Ю. Щ. У нас и было в электронном виде. Всегда было, только на магнитных лентах. Это чисто технический перевод.
Л. М. Потрясающе! То есть прямо с 52-го года?
Ю. Щ. Да. У нас так было всегда.
Л. М. Я правильно понимаю, что в 52-м году ВИНИТИ создавался, когда Никита Хрущев еще не успел уступить США государственную информационную систему? Советский Союз был ведущей страной в кибернетике, это известный факт.
Ю. Щ. Похоже, что да. Скорее всего. Просто я в 52-м году еще не родилась и не знаю.
Тогда это было самое-самое передовое. Это продолжалось достаточно долго. Потом получилось так, что теории были, идеи были, но все это замедлялось отсутствием передовой технической базы. В США появились персональные компьютеры и затем суперкомпьютеры, а у нас это очень затормозилось. Первые компьютеры мы получали по соглашению с США.
Л. М. Поправка Джексона-Веника не мешала?
Ю. Щ. Нет, тогда не мешала. По тем временам были персональные компьютеры и, как говорится, спасибо большое. Институт продолжал совершенствовать технологии. В последнее время перед распадом СССР была создана Государственная система научно-технической информации. Она очень хорошо работала. Наш институт был головным. В нее входили все отраслевые институты, все бюро технической информации. То есть были взаимосвязи и был взаимообмен. Конечно, эта система была разрушена при распаде Советского Союза. Причем разрушена не за счет ВИНИТИ, а за счет того, что многие предприятия закрывали свои информационные центры. Отраслевые информационные центры тоже закрылись. Вот вам, может, ближе как биологу медицина. В свое время мы делали реферативный журнал и базу данных по медицине. Она пользовалась большим спросом. Когда создали информационный центр по медицине, у нас это забрали. В итоге они рухнули, и сейчас нет вообще баз данных по медицине. Недавно была конференция Ассоциации научных редакторов, подходят специалисты из медицинских журналов и просят возобновить эту базу данных. Возобновить всегда тяжелее, чем продолжать. Но сейчас мы ставим вопрос о ее возобновлении, потому что потеряна. Конечно, сыграл нехороший вариант, вот эти годы, когда вся наука и в том числе наш институт не жил, а выживал. В 90-е годы не платили зарплаты. Я уходила в отпуск за свой счет и ездила в качестве переводчика с нашим оркестром народных инструментов по Германии. Четыре месяца с ними ездила. Просто потому, что жить надо, как-то зарабатывать деньги и выживать.
Л. М. Все же какая-то работа продолжалась?
Ю. Щ. Институт все равно выжил. Вот это самое главное. Самых ценных специалистов он не потерял. Идеи были сохранены. Пострадало техническое обеспечение, потому что любая техника финансировалась по остаточному принципу. А для наших баз данных, естественно, нужны сервера, сети и так далее. На круглом столе Никонова вы прочитали «Возродить систему реферирования». А чего возрождать, она есть эта система реферирования. Другое дело, что раньше, чтобы стать референтом ВИНИТИ, народ боролся. Вспомните, сколько мы получали МНС. Вы получали 90?
Л. М. Я получал 120, когда закончил МГУ, но это было запредельно и должность была нестабильная.
Ю. Щ. Это было запредельно. Реферат подготовить в те времена стоило от полутора до трех рублей. Хороший был заработок. Тогда реферирование финансировалось отдельной строкой. Поступали деньги конкретно на подготовку рефератов. Эта статья ушла, дай бог найти деньги на зарплату основных сотрудников. Постепенно самые высококвалифицированные референты ушли. А в референтах были будущие академики. Раньше литература была в ВИНИТИ. Многие готовы были реферировать бесплатно. Получали за это дефицитные статьи, которые невозможно было достать. Это тоже было для людей, если я работаю по этой тематике и мне по ней дают все статьи, я нарабатываю полный литературный обзор, и я в курсе событий в мире, что происходит конкретно по моей области исследования. А теперь за один реферат мы можем максимально заплатить 28 рублей. Сравнение: сейчас 28 рублей и тогда от полутора до трех. В это входит: человек должен написать реферат, указать к нему стандартизированные ключевые слова, проставить рубрикационный шифр. Рубрикатор мы ставим по ГРНТИ – Государственный рубрикатор научно-технической информации. По нему можно перейти в УДК, это разработано в нашем Институте. Государственный рубрикатор разрабатывается постоянно, потому что появляются новые термины, новые понятия. Рубрикатор ведется, он никогда не умирает. Если остановиться, он устареет. Институт является представителем России в консорциуме УДК – Универсальной десятичной классификации. И мы для всей России рубрикаторы. У нас консультируются. В Институте есть бесплатная справочная служба, чтобы получить УДК.
Л. М. То есть если сам не разберешься, можно обратиться в ВИНИТИ?
Ю. Щ. Можно, но только конкретно для своей статьи. Если целый журнал, то извините. На сайте ВИНИТИ контакты есть. Так как сейчас много всяких классификаторов, мы разрабатываем сопоставимые рубрикаторы. ГРНТИ и УДК у нас сделаны. ГРНТИ только три уровня. Сами представьте, в вашей науке три уровня достаточно? Есть еще рубрикатор ВИНИТИ, восемь уровней глубина. Мы разрабатываем сопоставимую систему, чтобы можно было нажать УДК и запросить, чтобы, например, математический рубрикатор показал, чему это соответствует. Покажет вам автоматом, не надо думать. Или наоборот. Математики любят свой рубрикатор специальный, математический.
Л. М. То есть существуют перекрестные связи между разными рубрикаторами?
Ю. Щ. Да.
Л. М. Я, к сожалению, в этом вопросе совершенно неграмотный, но это чрезвычайно важно.
Ю. Щ. Это действительно важно, потому что принятые в разных отраслях рубрикаторы разные. Библиотеки требуют свой рубрикатор ББК. Чтобы все это соединялось и не надо было затрачивать интеллектуальные усилия, затрачивают усилия наши сотрудники, чтобы это все пересекалось и перетекало друг в друга. Так легче искать.
Л. М. Работа с научной информацией, рубрикаторы, перекрестные ссылки, это как-то способствует извлечению смысла из нарастающего потока данных?
Ю. Щ. Это способствует. Прежде всего, у нас в отличие от Scopus и Web of Science, идет обработка информации независимо от того, вошел журнал в них или не вошел. Да, тут есть определенный субъективный фактор. Но нашему редактору все равно, журнал этот в Scopus, Web of Science, РИНЦ или это пришла какая-то конференция, нигде не заявленная, или это региональный университет, который пока не вошел ни в какие базы данных. Редактор ВИНИТИ выбирает по сути статьи. И по сути статьи это попадает в базу данных. Референт получает то, что редактор отобрал. Тут не играет роли статус журнала. Другое дело, что у нас идет оценка журналов. У нас есть служба, которая оценивает журналы, насколько часто в этом журнале появляются высококачественные статьи по такой-то тематике. Но опять же. Что для нас важно. Вы же знаете закон рассеивания информации?
Л. М. Я не знаю такого закона.
Ю. Щ. Это закон Бредфорда рассеивания информации. Если вы будете читать по своей тематике только чисто биологические журналы, то вы получите примерно только 30-40% информации по вашей тематике. Потому что остальное уйдет в журналы смежной тематики. И, например, ваша библиотека не получает ваши журналы, потому что они не по вашей тематике. У нас же все естественные и технические науки. И у нас одна и та же статья, если она политематическая, она сразу уходит в несколько направлений. Например, эта статья может уйти одновременно в химию, биологию, даже в металлургию и машиностроение, потому что там тоже это затребовано в разных областях. Конечно, это помогает собирать информацию из разных источников, но по одной тематике. Именно то, что индексируется каждая статья вручную, тут прикладывается не автоматическое, а человеческое эвристическое индексирование, интеллект исследователя позволяет все это собирать. Говорили, а зачем вы нужны, Интернет есть, в Интернете набрал, в Интернете все получил. Мы тоже пользуемся Интернетом. Но получается так: специально со студентами, приходящими на практику, руководители для примера искал «успехи органической химии» сначала в Интернете, потом в наших базах данных. У нас политематическая база данных. Вы можете заказать поиск только в базе данных химии. А можете сказать: хочу искать во всей базе данных, но задаю только период таких-то лет в зависимости от того, что интересует. Поставили такую задачу, и из Интернета вышла куча. Смотрели первые пятьдесят работ. В них примерно тридцать были рекламные, научно-популярные и научных настоящих вышло менее пятидесяти процентов. Остальное все шум. Естественно, из нашей базы данных выходит уже конкретно, потому что ищется четко и ясно. А если еще вы сами сомневаетесь в поиске, то вы можете заказать такую услугу, как поиск с помощью специалиста.
Л. М. Это дорого?
Ю. Щ. Нет, это недорого, пятьсот рублей.
Л. М. Копейки.
Ю. Щ. Вы со специалистом разговариваете, он понимает, как составлять запрос, а вы объясняете, что для вас важнее всего. Тогда запрос получается очень релевантным, и вы получаете более четкий ответ. Вам уже заранее отсеивают шум, и вы получаете конкретную выборку, какая вам нужна.
Л. М. То есть ваши роботы и ваши специалисты в отличие от роботов Яндекса или Google неподкупны коррупционно?
Ю. Щ. Дело в том, что нам никто не платит. Я честно говорю, нам никто за это не платит.
Л. М. А то б могли? Я тоже говорю: я журналист продажный, но дешевый – и все равно никто не платит.
Ю. Щ. Действительно так. Еще у нас есть очень интересная база данных по структурной химии. В России другой такой нет. Есть заграничные базы – США, международная. Эта база данных позволяет прогнозировать свойства соединений.
Л. М. Это то, что Артем Оганов делает? Он вернулся из США, где у него шикарная лаборатория на берегу океана.
Ю. Щ. Кажется, я слышала эту фамилию, я же сама не химик. Специалисты извлекают из статей по органической химии вот эти структуры и описывают их со всеми их свойствами. Во-первых, это позволяет прогнозировать. Во-вторых, вы сразу видите, что это касается органической химии.
Л. М. Получилось здорово, потому что вопрос о феномене «Зеленой тетради» Тимофеева-Ресовского, Циммера и Дельбрюка, который я не успел задать, уже получил ответ. Кстати, «Зеленую тетрадь» в Интернете найти можно, она видимо так нашумела.
Ю. Щ. Слава богу, хоть что-то можно.
Л. М. Остается такой не очень приятный вопрос. Товарищи ученые академики очень гордятся двойным слепым рецензированием рукописей научных работ перед публикацией. На практике ничего слепого, кроме сокрытия махинаций с допуском в печать.
Ю. Щ. Что я могу сказать? Вообще-то мы являемся в свое время всесоюзным, теперь всероссийским депозитарием депонированных рукописей. Сейчас это вроде бы кажется не очень современным. Но на самом деле многие ученые-исследователи используют это для того, чтобы застолбить свое первенство. Они депонируют рукописи у нас. В обязательном порядке ставится дата депонирования. Об этом сообщается в аннотированном указателе депонированных рукописей. Раньше он был печатный, теперь размещается на нашем сайте в электронном виде. Вы застолбили идею и после этого, сколько бы вас ни мурыжили в каком-то журнале, вы все равно первый. Потому что иначе встает вопрос, я почему-то сталкивалась с химиками и медиками, что у них в момент рецензирования идея уходит на сторону. Наше депонирование обеспечивает первенство публикации, которое гарантирует автору, что он эту идею первый выдвинул.
Л. М. Рецензент журнала может быть не вполне честный?
Ю. Щ. Ну, это бывает. Я не знаю, как в большинстве журналов. Я сама была редактором журнала. Настоящий рецензент, кто подходит к этому делу честно и осознанно, кто будет писать рецензию действительно с замечаниями и с желанием, чтобы автор увидел эту рецензию и поправил. Автору это передается. Такой человек возьмет мало статей на рецензию, потому что это действительно серьезный научный труд. И в общем-то труд плохо оплачиваемый. А когда это пускается на поток, когда при журнале два-три прикормленных рецензента, извините, что я так говорю, в общем, это формальность, такая рецензия. То да, тут играют роли личные симпатии, конфликт интересов. Что прислана статья из той организации, которая нам конкурент. Что нашей организации грант был не дан, а им дан, на который сделана работа. Им нужно теперь опубликоваться, ну вот они увидят, как опубликуются. И все прочее играет роль. Тут субъективный фактор очень важен.
Л. М. Из этой серии остался совсем неприятный для меня вопрос о том, что эксцентричный генетик Владимир Павлович Эфроимсон называл неэтичной конкуренцией. Два последних советских десятилетия стали кошмаром. Требовали работы, из ревности не давая ни работать, ни публиковаться. Заносили заразу в культуры. Запахивали посадки. Подкручивали контактный термометр, чтобы мухи сдохли. На себе ощутил центрифугальный отбор Шмальгаузена, обратный дарвиновскому. Вопрос: как в науке может появляться что-то новое? И почему при этом наука в России сохраняется до сих пор и остается передовой?
Ю. Щ. Вот, кстати, меня это и пугает. Начинают говорить, что надо все статьи писать на английском языке и отправлять в лучшие иностранные журналы. Получается, что мы лучшую свою научную мысль поощряем отправить, чтобы ее слизали. В западных журналах зачастую на этапе рецензирования у вас идею уже увели, а потом статью вернули с отрицательным отзывом. То, что мы пропагандируем, отдайте сначала туда, мы не только свои журналы понижаем уровнем, кроме того, мы теряем свой научный язык. Отсутствие научной терминологии приводит к гибели науки. Нельзя развивать свои научные направления, не называя их на своем родном языке. И вот это я считаю очень важным.
Л. М. Нам повезло, у нас родной язык русский. Русский все же больше подходит и для науки, и для образования, чем большинство остальных языков, начиная с английского.
Ю. Щ. Согласитесь, что немецкий язык давал всегда очень хорошие определения. А теперь, например, физики на немецком не пишут и не говорят. Про физиков я знаю точно. Все только на английском.
Л. М. Английский слишком свободный и фантазийный. Генетическая терминология на английском, и это неудобно. В общем, держите деньги в Сберкассе и публикуйте сначала в ВИНИТИ.
Ю. Щ. Мы хотим стопроцентно отражать русскоязычный поток. Раньше мы информировали об иностранной литературе и в этом были ценны, потому что ее мало кто видел. Она же поступала практически только к нам и в ряд закрытых библиотек. И именно мы сообщали всем ученым, что есть иностранные источники, там изложено то-то и то-то, вы можете получить полный текст статьи. Теперь много иностранных баз доступны нам. Поэтому, например, математики говорят, у нас есть своя. В биологии есть база, хотя она охватывает далеко не все отрасли биологические. Хорошая база и в ряде биологических отраслей, очень полная. Но возникает вопрос отражения всей русскоязычной литературы. Ставим такую задачу, стопроцентное отражение. Конечно, с условием ее качества. Если мы видим статью, которая не является чисто научной, естественно, мы ее отражать не будем.
Л. М. Такого много?
Ю. Щ. Хватает.
Л. М. Гуманитарные или естественные?
Ю. Щ. Гуманитарных у нас нет. Только естественные, технические, точные. У нас единственное, что есть, экономика. Как ее отнести, к каким наукам, но у нас экономическое направление хорошо развито.
Л. М. На мой взгляд, экономика вполне транспонируется через экологию. Если брать не кликушество полит-экологии, а точную науку, стратегии те же – виоленты, патиенты, эксплеренты.
Ю. Щ. А вообще-то мусорные статьи есть в любой практически отрасли. Например, когда просто идет набор терминов.
Л. М. Какие-то алгоритмы идентификации этого есть или только эвристически?
Ю. Щ. Эвристически. Мы много раз пытались ввести автоматическую процедуру, и все-таки никакой искусственный интеллект не заменяет человека. Можно ввести предварительную обработку, некоторым образом облегчить дальнейший труд. Все равно окончательный вывод должен делать человек.
Л. М. Бывает так, что рукопись принимается к депонированию, а она уже опубликована в ЖЖ?
Ю. Щ. Такое бывает, но, как правило, те, кто депонирует, предпочитают сначала депонировать у нас, чтобы у них была конкретная дата и номер. Если автор собирается на эту информацию ссылаться потом, для него важно, когда она опубликована. На антиплагиат стали недавно проверять, до этого не проверяли.
Л. М. С этим безумием вокруг Big Data, как все же извлекать смысл, когда поток только идет, или когда массив уже сформирован?
Ю. Щ. У нас есть несколько этапов оценки потока. Первая оценка идет на входе. Часть поступает в электронном виде, часть в бумажном. На входе идет первая оценка. Там сидят специалисты по широкой области. Быстро просматривается заголовок и аннотация, ставится, например, машиностроение – химия – физика. Дальше это обрабатывается специалистами-библиографами в стандартизированной форме – вы всегда найдете заголовок, автора, где опубликовано, на каком языке. Все основные библиографические данные. Далее это поступает уже в более тонкую разметку. Специалисты могут получить на компьютер в удаленном доступе или работать в Институте. Люди разного возраста имеют разные предпочтения. Могут прийти и смотреть конкретный журнал. Тут решается, беру – не беру и куда это пойдет. Например, машиностроение в какое – транспортное, робототехнику. Раз беру, это в электронном виде пошло в отдел. Если уже пришло в электронном виде при предпочтении работы на компьютере, но не подошло, просто нажимаю кнопку «отказ». Тогда распределяется другому редактору. Когда отдел взял, в нем идет тонкое индексирование по очень узким областям. Например, химия и конкретно производство пищевой продукции. Редактор распределяет по тонким рубрикам до восьмого уровня.
Л. М. В биологии есть многовековой опыт нумерической систематики. Известны попытки применения автоматических процедур кластерного анализа по Дюрану и Оделу для создания рубрикации? Любая таксономия строится на сочетании эвристики и формализации. Или рубрикация только на основе вкусовщины?
Ю. Щ. Нет, рубрикация без всякой вкусовщины. У нас подробно разрабатывается две рубрикации. Русский вариант УДК, потому что он отличается от международного. Хотя мы состоим в консорциуме УДК и выдвигаем туда свои предложения, он очень консервативен. Очень долго принимаются предложения, в течение двух лет. Процедура забюрократизирована. Поэтому мы делаем свои русские таблицы УДК. Сначала вручную. Потому что любой новый термин долж?
