ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ТЕАТРА МЕЙЕРХОЛЬДА
7 января 1938 года был утвержден Приказ «О ликвидации театра им. Мейерхольда». На следующий день, после публикации в газете «Правда», он вступил в силу. В этот же день, 8 января, был сыгран и последний спектакль.
В приказе сообщалось, что Комитет по делам искусств при СНК СССР устанавливает, что театр им. Мейерхольда окончательно скатился на чуждые советскому искусству позиции и стал чужим для советского зрителя:
«1. Театр им. Мейерхольда в течение всего своего существования не мог освободиться от чуждых советскому искусству, насквозь буржуазных, формалистических позиций. В результате этого, в угоду левацкому трюкачеству и формалистическим вывертам, даже классические произведения русской драматургии давались в театре в искаженном, антихудожественном виде, с извращением их идейной сущности («Ревизор», «Горе уму», «Смерть Тарелкина» и др.).
2. Театр им Мейерхольда оказался полным банкротом в постановке пьес советской драматургии. Постановка этих пьес давала извращенное, клеветническое представление о советской действительности, пропитанное двусмысленностью и даже прямым антисоветским злопыхательством («Самоубийца», «Окно в деревню», «Командарм 2» и др.).
3. За последние годы советские пьесы совершенно исчезли из репертуара театра, ряд лучших актеров ушли из театра, а советские драматурги отвернулись от театра, изолировавшего себя от всей общественной жизни Союза.
4. К двадцатилетию Октябрьской революции театр им. Мейерхольда не только не подготовил ни одной постановки, но делал политически враждебную попытку поставить пьесу Габриловича «Одна жизнь», антисоветски извращающую известное художественное произведение Н. Островского «Как закалялась сталь». Помимо всего прочего, эта постановка была злоупотреблением государственными средствами со стороны театра им. Мейерхольда, привыкшего жить на государственные денежные субсидии.
Ввиду всего этого Комитет по делам искусств при СНК СССР постановляет:
а) Ликвидировать Театр им. Мейерхольда как чуждый советскому искусству;
б) Труппу театра использовать в других театрах;
в) Вопрос о возможности в дальнейшем работы Вс. Мейерхольда в области театра обсудить особо».
Последний свой спектакль ГосТиМ сыграл 8 января, и это было 440-е представление «Ревизора». Буквально на следующий день в театре приступила к работе «ликвидационная комиссия». О том, как «убивали» театр Мейерхольда, рассказывает в дневниках за январь 1938 года очевидец событий, журналист Александр Гладков: «Днем захожу в ГосТиМ (ред. – Государственный театр им. Мейерхольда). В. Э. (ред. – Всеволод Эмильевич) обрадовался, увидев меня, и мы с ним полчаса ходили по фойе. Уже где-то тут заседает комиссия по распределению актеров и его вызвали для консультации, но никто с ним не консультируется. Проформа. Он заметно растерян, расстроен, уныл, подавлен. Ждет еще худшего. Снова мечтает о переезде в Ленинград, город, где он, по его словам, провел лучшие годы жизни и единственное место, где ему почему-то всегда хочется писать. Перебираем с ним текст постановления, говорим о слухах и о его судьбе. Среди прочих, слух о назначении в Новосибирск, к чему В.Э. относится с ужасом. Я упоминаю о слухе о его приглашении в МХТ. «Что вы? Там же мой злейший враг Боярский!..». (…) Мне кажется, он все еще не очень ясно понимает — почему всё так случилось. Впрочем, кто же понимает? Разве я понимаю, что случилось с Лёвой? Я спрашиваю, не мешают ли ему мои частые звонки. «Нет, звоните, пожалуйста, звоните…» Вместе выходим из театра. Метелит. Провожаю его на Брюсовский. Он приглашает меня зайти. Колеблюсь, но захожу и потом понимаю, что им с З.Н. (ред.- Зинаида Николаевна Райх, актриса и жена Мейерхольда) вдвоем тяжелее, чем на людях. Оставляют меня обедать. Разговор неопределенен. На мои дежурно-оптимистические фразы отвечает: «Нет, не дадут мне больше работать…» Разговоры о театре мешаются с тоже не слишком утешительными новостями. В.Э. рассказывает, что арестован их хороший знакомый доктор Левин, лечивший его и З.Н. Около 7 часов приходит Б.Л. Пастернак.
Я узнаю его голос еще из передней: этакое милое гудение. Он сидит недолго. Говорит о заразительности безумия. В первые минуты нового года у него родился сын. Потом заходит речь о деньгах. В.Э. снова говорит, что у него нет никаких сбережений и что ему придется продать машину».
Весь январь в театре заседала ликвидационная комиссия. 16 февраля 1938 года журнал «Советское искусство» среди гневных заметок под заголовками, больше напоминающими приговор («Печальный итог», «Антинародный театр» и т.п.), в статье «Где будут работать артисты бывшего театра им. Мейерхольда» сообщал: «Закончилось распределение по московским театрам тех актеров бывшего театра им. Мейерхольда, которые к концу января еще не получили назначения. Некоторые актеры получили приглашения в другие театры вместо тех, в которые их предлагалось назначить первоначально.
В Театр Ленсовета приняты Суханова, Пшанин, Хераскова (ранее предполагалось, что она будет работать в Третьем театре для детей), Темерин и Савин. В Московский театр сатиры вступил Бентис, в Первый рабочий театр — Малахова и Твердынская, в театр им. Ермоловой — Федотов и Логинова (вначале предполагалось, что она будет работать в Первом рабочем театре); в Госцентюз принята Опанова. Мартинсон, который по первоначальному проекту должен был вступить в труппу Московского эстрадного театра, принят в Театр Революции. Эйвин (он тоже намечался в состав труппы Московского эстрадного театра) поступил в Центральный транспортный театр. В Московский драматический театр приняты Маслацов (вместо Московского эстрадного театра) и Зюзин. Старковский принят в труппу Малого театра, Субботина и Глумова — в ТРАМ» (ред. ТРАМ – «Театр рабочей молодежи», позже переименованный в «Ленком»).
За 8 лет до этих трагических событий во время гастролей ГосТиМа в Берлине Всеволод Мейерхольд встретился Михаилом Чеховым – «коллегой по цеху», перебравшимся на Запад.
«Я старался передать ему мои чувства, скорее предчувствия, об его страшном конце, если он вернётся в Советский Союз. Он слушал молча, спокойно и грустно ответил мне так (точных слов я не помню): с гимназических лет в душе моей я носил Революцию и всегда в крайних, максималистских её формах. Я знаю, вы правы — мой конец будет таким, как вы говорите. Но в Советский Союз я вернусь. На вопрос мой — зачем? — он ответил: из честности», – так рассказывает о подробностях состоявшегося разговора Михаил Чехов в своих воспоминаниях.
20 июня 1939 года Мейерхольд был арестован, а 2 февраля 1940-го – расстрелян…
P. S.
В декабре 1961 года вдохновлённая решениями XXII съезда КПСС группа видных деятелей культуры — людей, связанных в прошлом с ГосТиМом, таких как Игорь Ильинский, Михаил Царёв, Александр Безыменский, Кукрыниксы, и не имевших к нему никакого отношения, таких как Вера Марецкая, Юрий Завадский, Рубен Симонов, Борис Ливанов и Сергей Образцов, — обратились к Никите Сергеевичу Хрущёву с просьбой осудить приказ от 7 января 1938 года, как «лживый и клеветнический от начала до конца». В письме, в частности, говорилось: «Благотворное влияние ГосТиМа сказалось не только на советских, но и на прогрессивных зарубежных театрах. В спектаклях лучших иностранных театров, гастролировавших в Москве в последние годы, наша молодёжь с увлечением отмечала ряд новаторских приёмов, но мы, люди старших поколений, обнаруживали во многих из этих приёмов творческое восприятие достижений Театра Мейерхольда».
Реабилитация состоялась. Уже в первой половине 1960-х годов Театральная энциклопедия писала: «Сведение деятельности театра только к ошибкам, оценка театра как политически враждебного советской действительности, выдвинутая для обоснования его закрытия, искажала объективно-историческое значение деятельности театра».
Сергей ИШКОВ
