ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА НА ТРОНЕ ЕКАТЕРИНА I. ПЕРВЫЙ БЛИН КОМОМ

Нет-нет, Марту Скавронскую, неграмотную дочку прибалтийского крестьянина, волею судеб и политической изворотливости сердечного друга Александра Меншикова оказавшуюся на российском престоле под именем Екатерины I, нимало не волновали детали работы государственного аппарата. Женщина она была мягкая, сердечная, с бурным человеческим прошлым, в коем было место и браку со шведским драгуном, и загулам солдатской маркитанки, и услугам наложницы в доме престарелого фельдмаршала Шереметева, и любовной связи со всемогущим фаворитом царя Меншиковым, и, наконец, венчанию с самим царем Петром Алексеевичем, которому она также наставила рога, получив «в награду» голову своего любовника Виллима Монса, отправленную далее в спиртовом растворе в Кунсткамеру. Катеринушку царь не тронул.
Приняв императорскую корону, Екатерина на протяжении своих недолгих двух лет не столько правила, сколько царствовала. Намерение продолжить дело своего мужа вылилось главным образом в именной указ, по которому велено было каждую неделю по четвергам в пятом часу пополудни собираться в дом ее императорского величества «на курдах, или съезд». И если подобные ассамблеи при Петре предполагали встречи важных вельмож, корабелов, иностранных послов и прочих важных лиц для обсуждения насущных вопросов, то при Екатерине подобные собрания превратились в нескончаемую цепь балов и увеселений. Посол Саксонии и Польши Лефорт в 1725 году ужасался: «Невозможно описать поведение этого двора: со дня на день, не будучи в состоянии позаботиться о нуждах государства, все страдают, ничего не делают, каждый унывает и никто не хочет приняться за какое-либо дело, боясь последствий, не предвещающих ничего хорошего… Кто бы мог подумать, что он (двор. – Д. П.) целую ночь проводит в ужасном пьянстве и расходится уже самое раннее в пять или семь часов утра. Более о делах не заботятся. Всё страдает и погибает».
Но это не означало, что жизнь в государстве Российском остановилась. Неугомонный Меншиков, пользуясь своей близостью к императрице, негласно заправлял в Верховном тайном совете. Человек он был всесторонне одаренный, имел талант и административный, и полководческий, но в своем новом качестве безродный светлейший князь все силы бросил на завоевание высшей власти – если не для себя, то для своей семьи. Понимая, что Екатерина – так себе императрица, Меншиков усиленно обхаживал одиннадцатилетнего внука Петра Великого, будущего императора Петра II, вынашивая идею обвенчать его со своей дочерью Марией. Понятно, что до какой-либо борьбы с мздоимством и казнокрадством у величайшего коррупционера (а если проще, то – вора) всех времен руки не доходили.
Практическая деятельность «меншиковского» правительства ограничивалась по большей части мелкими вопросами, в то время как в стране процветали казнокрадство и произвол чиновников. Ни о каких реформах и преобразованиях и речи быть не могло, внутри Тайного совета шла борьба за власть не на жизнь, а на смерть.
Да и в целом весь XVIII век отличался весьма прохладным отношением к лихоимству служивого сословия. Был какой-то «момент обмирания» во время царствования Петра, когда за злоупотребления по государеву ведомству легко можно было лишиться рук, ног, челюстей и даже головы. Однако уже при вдове его в 1726 году была возрождена старая, добрая система кормления от должности, и теперь никакие угрозы не могли повлиять на стремление отжать с подведомственного населения сколько будет возможно.
По инициативе светлейшего Верховный тайный совет обратился к Сенату с идеей сократить штаты центральных учреждений: дескать, ранее в приказах «дьяков и подьячих было умеренное число, а ныне чиновников умножилось». Предложено было вернуться к положению до 1700 года, когда в приказах «жалование не давано, а довольствовались от дел и ныне быть без жалования». На том и порешили. Отныне любая челобитная оплачивалась мздой каждому чиновнику сверху вниз по иерархии: канцеляристу, протоколисту, копиисту и пр. Само собой, дело от этого не ускорялось и не становилось более справедливым. Размер мзды решал и исход.
В противовес Меншикову действовал его очевидный противник генерал-прокурор Сената Павел Ягужинский. Именно он обратился к Екатерине с запиской, в которой изложил причины бедственного положения в стране и способы его преодоления. Среди основных причин экономического кризиза – неурожая и дурной налоговой системы – Ягужинский назвал мздоимство и казнокрадство чиновников областных администраций. Помятуя о приверженности царицы духу своего великого мужа, генерал-прокурор предложил обратиться к указу Петра I о направлении в губернии сенаторов-ревизоров для выявления злоупотреблений, «чтоб могло учиниться воровству пресечение и сбору как подушным, так и прочим порядочное течение». Ревизор имел право карать пойманных за руку злоумышленников вплоть до смертной казни.
Ягужинский упомянул, что с налогов, взимаемых с населения, в казну попадает всего 30 процентов, а все остальное разворовывается. Расходы, писал Ягужинский, следует жестко контролировать, в том числе и в центральных учреждениях, для чего предлагалось восстановить ликвидированную ранее Ревизионную комиссию.
В заключение генерал-прокурор вспомнил слова Петра Великого, призывавшего «разсуждать, каким образом вышепоказанные опасности и внутренние настроения успокоить и до государственного разорения не допустить».
Он, видимо, позабыл, что добродушная Екатерина не умела читать, и записка его без задержки полетела в меншиковский Верховный тайный совет, в Сенат, где служил Ягужинский, в Военную коллегию и к генералу Миниху. И если Сенат, Военная коллегия и Миних хоть что-то написали в ответ (в большинстве своем весьма бестолковое), то Тайный совет равнодушно проигнорировал наказ императрицы отреагировать на послание Ягужинского. Увы, никаких последствий записка генерал-прокурора так и не получила.
И лишь через год, когда кризис в экономике сделался очевидным для всех, Верховный тайный совет разродился подписанной Меншиковым, Остерманом и другими «Докладной запиской о государственных нуждах», суть которой сводилась к необходимости сокращения расходов «по всем фронтам». Какие-то последствия это имело. Была даже создана так называемая комиссия Голицына, призванная навести порядок в налогообложении крестьян. Однако начать работу в полной мере не удалось. Через полгода Екатерина скончалась, судя по всему, от воспаления легких. И в чехарде вокруг трона потерялись и все записки, и комиссия Голицына, и Кабинет ее императорского величества, и всякое желание служить государству, а не своим немедленным интересам.
Еще одно, на что обратили внимание злые языки. С подачи, скорее всего, Меншикова, поднаторевшего в подобных делах, Екатерина I разместила государственные деньги в амстердамском банке, положив таким образом начало дожившей до наших дней практике перевода госсредств на счета западных банков. Вот это им надо бы крепко запомнить…
Дмитрий Поляков.