ДУША – БОГУ, СЕРДЦЕ – ЖЕНЩИНЕ, ДОЛГ – ОТЕЧЕСТВУ, ЧЕСТЬ – НИКОМУ!

Цикл очерков о дуэльных законах и нравах

В XIX веке общественное мнение России целиком и полностью за дуэль. Не учитывать его невозможно. И Николай I смягчает наказание за участие в поединке. Секунданты и врачи вообще освобождались от ответственности, а виновники – заключались в тюрьму на шесть-десять лет с сохранением дворянских прав. На деле в тюрьму не сажали, а отправляли на Кавказ, как Лермонтова за дуэль с де Барантом.

Проходит еще полвека – и Александр III официально разрешает дуэли в офицерской среде. Не сыграл ли здесь роль тот самый случай с самоубийством? Однако «разрешение» – совсем не то слово. Дуэль вводилась в обязательный обиход. Уклонившийся от поединка, должен был в двухнедельный срок подать прошение об увольнении. Иначе его увольняли без прошения.

Смерть Лермонтова

Однако, при официальном введении дуэлей в военную среду, не было никаких регламентирующих документов.

Не было – не значит, что не думали. Думали, даже пытались разработать письменный дуэльный кодекс. Даже создавалась специальная комиссия. Но потом победил здравый смысл и нравственное чувство: в таком тонком деле важнее правила неписаные, какие есть. То бишь дуэльный кодекс графа Шатовильяра и графа Верже, с некоторыми поправками повсеместно принятый в Европе. А, как известно, нет ничего жестче неписаных правил, особенно при том уровне самосознания в дворянском обществе. Малейшие отступления от кодекса дворянской чести карались беспощадно – общественным презрением.

Здесь нет нужды останавливаться на отдельных пунктах дуэльных правил. Но обязательно следует упомянуть, что перед поединком Пушкина и Дантеса составили письменный документ с условиями. Так, пункт четвертый гласил: «Когда обе стороны сделают по выстрелу, то в случае безрезультатности поединок возобновляется как бы в первый раз…»

Другими словами, мирно разойтись они не могли, иначе их обоих подвергли бы обструкции. Дуэль была договорена до крови. Увы, пролилась не просто кровь – случилась смерть.

Общественное мнение обязывало оскорбленного человека вызвать обидчика на дуэль. Даже если он предпочитал проглотить обиду, боялся. Но – не мог.

Иначе – презрение, руки не подадут.

Но ведь можно выстрелить в воздух. Дуэль вроде состоялась, оскорбление как бы смыто. Ан нет. Тот, кто вызвал, не имел права стрелять в воздух. Иначе поединок превращался в фарс.

Потому-то Мартынов не мог выстрелить в воздух на дуэли с Лермонтовым.

Это мы, идеологически настропаленные с детства, обрушили все проклятия на голову бедного Мартынова, вся вина которого в том, что он не гений и остался жив. А поединки чести, повторю, проходили по очень жестким правилам.

По команде «раз» дуэлянты начинают сходиться. По команде «два» они обязаны стрелять. По команде «три» дуэль считается завершенной.

Как установил литературовед-исследователь Николай Кастрикин, в той кавказской дуэли после команды «раз» Лермонтов не двинулся с места. После команды «два» не прицелился, не выстрелил, а поднял дуло пистолета вверх – то есть принял позу того, кто уже выстрелил и ждет ответного выстрела.

По дуэльным правилам, это не только уклонение от дуэли, то есть – позор и бесчестье, но еще и оскорбление противника и его секундантов, за что обязательно призовут к ответу.

Вот в какое положение поставил себя и всех Лермонтов.

От такого невиданного поведения секунданты так растерялись, что один из них тоже нарушил правило. Он выкрикнул слова, не предусмотренные никакими правилами. Он крикнул: «Стреляйте, или я вас разведу!»

То есть, как бы вынуждал Мартынова к выстрелу. И Мартынов выстрелил.

Впоследствии он вспоминал:«Я вспылил и спустил курок. Дуэлью и секундантами не шутят».

Представим Мартынова в той ситуации. Обыкновенный офицер, дворянин, не такой знатный (хотя по материнской линии его род восходил к Софье Палеолог, племяннице последнего императора Византии, великой княгине Московской, жене великого князя Ивана III), не такой светский, не такой блестящий, как Столыпин, Васильчиков, Лермонтов и прочие тамошние«львы». Мечтающий выслужиться на Кавказе в большие чины. Довольно нелепый в глазах света. Современники вспоминают, что Мартынов «ходил в черкеске с огромным кинжалом на серебряном поясе, огромными усами и огромной папахе мерлушковой». И огромный кинжал, и папаха, и фамилия беспощадно высмеивались в летучих эпиграммах и карикатурах Лермонтова. Вплоть до того, что Лермонтов обыграл в одной из эпиграмм имя его отца (что приличные и просто воспитанные люди никогда себе не позволяют):

… Наш друг Мартыш не Соломон,
Но Соломонов сын,
Не мудр, как царь Шалима, но умен,
Умней, чем жидовин.

Александр Арнольди, на тот момент поручик лейб-гвардии Гродненского гусарского полка, впоследствии вспоминал:
«Шалуны товарищи показали мне тогда целую тетрадь карикатур на Мартынова, которые сообща начертали и раскрасили. Это была целая история в лицах вроде французских карикатур…»

Екатерина Быховец, дальняя родственница Лермонтова, через двадцать дней после его гибели в одном из писем рассказывала:
«Этот Мартынов был глуп ужасно, все над ним смеялись; он ужасно самолюбив; карикатуры его беспрестанно прибавлялись; Лермонтов имел дурную привычку острить. Мартынов всегда ходил в черкеске и с кинжалом; он его назвал при дамах m-r lepoignard и Sauvage’ом. Он (Мартынов) тут ему сказал, что при дамах этого не смеет говорить, тем и кончилось. Лермонтов совсем не хотел его обидеть, а так посмеяться хотел…»
Досмеялись…

Мартынов был уязвленный, и потому, естественно, нервический человек. А тут еще – прямое оскорбление в ходе самого поединка. Да еще крик секунданта с угрозой развести. Позор. Ведь он, Мартынов, вызвал, и потому он не мог не стрелять и не мог стрелять в воздух.«С дуэлью и секундантами не шутят».

Все это – в мгновения. И Мартынов – выстрелил.

Никто из свидетелей сразу же, по горячим следам, не рассказал полной правды о том, как проходила дуэль. Возможно, потому, что поведение Лермонтова в злоязыком обществе расценили бы как уклонение от дуэли, а следовательно, бесчестье. Но трусом Лермонтов никогда не был, и почему так повел себя, знал только он один. Наверно, свидетели тогда поступили правильно: ведь Лермонтов был мертв и уже не мог сказать ничего. Так что виноватым во всем оказался Мартынов.
Хочется верить: Лермонтов повел себя так странно, потому что был в смятенных чувствах, осознал, что вел себя по-хамски, бесчестно, понял, до какой роковой черты довел Мартынова и себя.

Сергей БАЙМУХАМЕТОВ.
(Окончание следует)

На снимке: Мартынов и Лермонтов.