«Если кто-то хотел выпить, он знал, как достать». Российский дипломат об Афганистане до прихода талибов

Сегодня в Афганистане снова хозяйничает движение «Талибан», организация, запрещенная на территории России. В середине 90-х оно зародилось в среде афганских исламистов и уже не раз приходило к власти в этой стране. Но в 70-х годах прошлого века о талибах еще никто не слышал. Тогда Кабул был столицей светского государства, стоящего на пороге революции. Она произошла в апреле 1978 года, приведя к власти лидеров Народной демократической партии Афганистана, просоветского политического объединения, взявшего курс на еще большее сближение с СССР. О том, как жил Афганистан в это время, «Мослента» поговорила с советским и российским дипломатом, экс-послом России в Узбекистане и Дании и помощником президента РФ (с 1991 по 1997 год), москвичом Дмитрием Рюриковым. «Я видел революцию» В Афганистане я был дважды — первая командировка началась в середине 70-х, вторая пришлась на 80-е годы. Я работал в посольстве СССР в Кабуле при советских послах Пузанове и Табееве. Помимо прочих обязанностей исполнял роль переводчика с языка дари. Прошло так много времени, что уже и не вспомнить, что я чувствовал, когда узнал, что отправлюсь в Афганистан, и как прошла моя первая встреча с его столицей. Но помню, когда все изменилось. Я видел события апреля 1978 года, которые потом войдут в историю как апрельская революция. Был там. «Мы в этом не участвовали» В 1978 году был убит один из видных деятелей Народной демократической партии Афганистана (НДПА) Мир Акбар Хайбар. Его застрелили 17 апреля. Через несколько дней начались волнения. Его сторонники — как члены партии, так и поддерживающие ее люди — были уверены, что ответственность за убийство лежит на действующем президенте Мухаммеде Дауде и его правительстве. Начались демонстрации, жесткие массовые акции, которые организовала НДПА. Со стороны властей — соответствующая реакция. Отношение самих афганцев к моджахедам было очень разным. Я общался с представителями интеллигенции, которые, конечно, не испытывали к этим людям никакой симпатии. Но были и те, кто поддерживал их. Могу сказать, что все это происходило без какого-либо участия с советской стороны. Тогда мы жили в посольстве. Когда ситуация переросла в вооруженный конфликт, над ним летали снаряды и пули. Это было сражение двух сторон — власти и повстанцев. Люди были возмущены убийством одного из лидеров НДПА. Среди них были афганцы разных возрастов и рода занятий — были и военные, и гражданские. Но главное — они были уверены в виновности действующей власти и выступили против нее. «Они встретились где-то за городом» В этой истории есть один эпизод, который мало кто упоминает. Когда начались массовые выступления против Мухаммеда Дауда, его родственник Мухаммед Наим договорился о встрече с послом США. Она была неформальной. Они встретились за городом, не в столице. Наим хотел узнать мнение американского посла о происходящих событиях, об этих выступлениях и о том, какие действия может предпринять власть. Представитель США дипломатично ответил — у действующего правительства есть все необходимые права, чтобы поступить согласно конституции страны, позиция посла была понятна. Начались аресты протестующих. Все это вылилось в открытый силовой конфликт, победителями в котором стали повстанцы. Не помню, что неравноправие женщин представляло собой какую-то проблему, не помню, чтобы от этого кто-то по-настоящему страдал Дальнейшая история хорошо известна: после государственного переворота Мухаммед Дауд был застрелен 28 апреля 1978 года в президентском дворце вместе с восемнадцатью его родственниками. К власти в Афганистане пришла НДПА. И началась совсем другая политика. «Люди из Пакистана» В декабре 1979 года СССР ввел войска в Афганистан. В то время мы уже знали о моджахедах. Движение «Талибан» появилось позднее. А тогда это были люди из Пакистана, в основном пуштуны, отличающиеся ярко выраженной исламистской направленностью действий. И у них была поддержка. Сначала скрытно, но потом все более и более явно их поддерживали США. Когда американское военное присутствие в Афганистане, наконец, оформилось, это делалось уже в открытую. Спустя многие годы об этом писал американский государственный деятель и политолог Збигнев Бжезинский. США хотели при поддержке моджахедов устроить Советскому Союзу советский Вьетнам. И мы четко это видели. «На войне ясно, что мнения разные» Отношение самих афганцев к моджахедам было очень разным. Я общался с представителями интеллигенции, которые, конечно, не испытывали к этим людям никакой симпатии. Но были те, кто поддерживал их, были несогласные с действиями новой власти и НДПА. Свою роль играли ошибки нового правительства. Речь здесь идет, в первую очередь, о непроработанных и слишком поспешных реформах. Все это создавало сложную, противоречивую картину. После апрельской революции прошло не так много времени, как в стране началась гражданская война, а в такой ситуации ясно, что мнения у сторон очень разные. «Ничего, кроме добра, из СССР не несли» Новая власть в те годы взяла курс не только на революцию в афганском обществе в соответствии со своей просоциалистической доктриной, но и на преимущественное развитие связей с Советским Союзом. При этом и во время правления Мухаммеда Дауда отношения между Кабулом и Москвой были весьма благоприятными. Развивалось наше экономическое сотрудничество, строились заводы и фабрики, создавались учебные заведения, например, Кабульский политехнический институт, набирала обороты торговля. К советским людям в Афганистане относились традиционно — с радушием. Как иначе? Ничего, кроме добра, люди из СССР не несли. Их пребывание на афганской территории местные жители связывали с ощущением развития своей страны. И это не было каким-то «свежим дыханием». Наши отношения были устоявшейся доброй традицией нашей политики. Многие советские специалисты самых разных профессий побывали в Афганистане, многие афганцы учились в советских университетах. Когда ситуация в регионе дестабилизировалась и начала ухудшаться, сложности возникли и в отношениях между нашими странами. То, что можно создавать общими усилиями в мирное время, в условиях гражданской войны делать практически невозможно. «Такого неравноправия не было» В 70-е годы к женщинам в Афганистане относились с должным уважением. Конечно, здесь была своя специфика — исламская. Но положение женщин было абсолютно адекватным традиционной ситуации. Все ходили, как хотели. Кто-то носил европейскую одежду, кто-то — мусульманскую. У всех было право выбора Я не помню, что неравноправие женщин представляло собой какую-то проблему, не помню, чтобы от этого кто-то по-настоящему страдал. Да, разные семьи вели себя по-разному. Они придерживались собственных взглядов и традиций. Кто-то выбирал европейский, а еще точнее — советский или западный образ жизни, кто-то сохранял верность традициям ислама. Но острых проблем, насколько я помню, не было. «Все ходили, как хотели» Не было в то время никаких ограничений на перемещения по городу, например. Ни для кого. Можно было спокойно пойти куда угодно, заниматься, чем угодно, носить, что угодно. Все ходили, как хотели. Кто-то носил европейскую одежду, кто-то — мусульманскую. У всех было право выбора. Культурная жизнь в Кабуле тоже была довольно разнообразной. Можно было, например, вечером пойти в театр или оказаться на концерте. Да, музыкальных представлений было не так много, но они были. И ничего никем не насаждалось. С алкоголем было сложнее. Афганистан в этом плане очень отличается от России. Здесь публичное распитие алкоголя всегда было редким явлением. Горячительные напитки — нетрадиционный отдых для афганцев. Конечно, если кто-то хотел выпить, он знал, как достать. Но это было совсем не так, как происходит в наших или в европейских ресторанах. Алкоголь в Афганистане по традиции не распространен и порицаем. «Молиться никто не запрещал» Каких-либо гонений против религии в 70-х и 80-х я тоже не помню. Мечети функционировали, верующие были. Все, кто хотел посетить мечеть и помолиться, могли это сделать в любой момент. Антирелигиозную политику правительство не проводило. «Мы переводили афганские повести» Мы, сотрудники посольства, конечно же, общались с жителями Кабула. Среди них у нас были хорошие друзья. Мы довольно часто встречались, иногда бывали у них дома. Большей частью они были из столичной интеллигенции. А еще вместе с моим коллегой и впоследствии будущим послом в Афганистане Михаилом Алексеевичем Конаровским мы перевели произведения афганских авторов-литераторов на русский язык, была издана книга «Караван уходит в горы». Но прошло столько лет. К сожалению, сохранить отношения с друзьями из Афганистана мне не удалось. Мы затерялись во времени. После моего возвращения из второй командировки меня захлестнули, закрутили другие дела, и контакт оборвался. Но я всегда с теплотой вспоминаю о них. «Колоссальная трагедия» Я вернулся из Афганистана году в 86-м и больше не возвращался туда, но было бы интересно побывать там снова, снова увидеть эту страну. У нее древняя история и удивительная культура, а еще она очень красива. Хотелось бы увидеть снова ее горы и горные реки. То, что происходит там сейчас, вызывает у меня огромное сожаление и сочувствие. Это колоссальная трагедия для афганцев. Очень жаль, что уже не одно десятилетие афганский народ проходит через этот ужас. И выхода из него до сих пор не видно…