«Швейцары знали, где можно было зашибить деньгу». Кем были и как зарабатывали московские привратники
Швейцары действительно родом из Швейцарии. Мужчины из этой страны часто уезжали в другие государства, где служили стражниками и солдатами. Облюбовали они и Россию. В Москве приезжие устраивались на работу в богатые дома и гостиницы, чтобы открывать двери гостям, помогать им, следить за порядком. С годами слово швейцарец сократилось и трансформировалось, и профессия получила название — швейцар, а вот от национальности ее представителей уже не зависела. «Мослента» решила вспомнить, чем были знамениты столичные швейцары и почему простой народ сильно их недолюбливал. На страже барских владений Швейцары были неизменным атрибутом российской дореволюционной жизни. Пушкин в «Евгении Онегине» писал: «Вот наш герой подъехал к сеням; / Швейцара мимо он стрелой / Взлетел по мраморным ступеням…» В «Идиллии» Чехова читаем: «На быстром, как молния, лихаче вы подкатываете к подъезду, залитому светом… Минуя солидного швейцара с сверкающей булавой, вы заносите ногу на ступень, покрытую бархатным ковром…» Гоголь в «Мертвых душах» нарисовал мимолетный портрет нашего героя: «Один швейцар уже смотрит генералиссимусом: вызолоченная булава, графская физиогномия, как откормленный жирный мопс какой-нибудь; батистовые воротнички, канальство!..» Увы, о швейцарах во все времена говорили мало хорошего. Были они и вправду плутоваты и нагловаты: богатым кланялись в три погибели, от простолюдинов презрительно отворачивались, а бедных и вовсе гнали взашей. Как у Некрасова в «Размышлениях у парадного подъезда». Множество просителей стремилось к дверям роскошного особняка, за которыми была обитель важного господина. Явились и крестьяне, бедняки, с котомками за плечами, в самодельных, стертых от долгой ходьбы лаптях. Видно, в конец заела их нужда, да злые помещики замучили барщиной и оброком. Вот и пришли бедолаги искать правды и защиты. Да не тут-то было… «Кто-то крикнул швейцару: “Гони! / Наш не любит оборванной черни!” / И захлопнулась дверь. Постояв, / Развязали кошли пилигримы, / Но швейцар не пустил, скудной лепты не взяв, / И пошли они, солнцем палимы…» В богатых домах швейцары были фигурами важными, а порой и судьбоносными. Они служили высоким лицам, от которых зависели выгодная должность, изрядное жалованье и прочие милости. Но попасть к ним на прием было нелегко — то они в присутствии, то в гостях, то почивают. Швейцары же к тем важным господам имели доступ… На картине творившего во второй половине XIX века художника Николая Загорского «В швейцарской» — два персонажа, стоящие перед лестницей, устланной ковром, ведущей в барские покои. Один — в густых бакенбардах, одетый в шинель с лентой и с булавой для солидности. Он глядит на другого надменно, поджав губы. Тот, хоть и по виду человек заслуженный, со Святой Анной в петлице, склонился в угодливом поклоне. Причина унижения гостя проста: он принес письмо — вероятно, прошение — и просит швейцара передать хозяину. Привратник, быть может, отнекивается: мол, нельзя-с, их благородие не велели тревожить. Однако конверт с посланием этот хитрец уже взял в правую руку, а левую ловко подставил для ассигнации. И дело, с которым пришел орденоносец, возможно, сладится. «Ундеры» при дверях «В больших московских домах, в каморках под лестницей, жили швейцары. Хлопот у них, как и у дворников, было немало. Утром нужно подмести лестницы, убрать мусор. В некоторых домах швейцары, получив от почтальонов почту, сами разносили ее по квартирам. По утрам перед выходящими из дома квартирантами швейцар, поздоровавшись, должен был открыть дверь… — писал Георгий Андреевский в книге «Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX-XX веков». — Жильцы не давали покоя швейцару и по ночам, то возвращались домой далеко за полночь из ресторана, театра, клуба или из гостей, а то и сами приглашали к себе гостей, и те среди ночи начинали расходиться по домам…» Дежурили высокие, крепкие люди у дверей больших московских магазинов — Елисеевского, Верхних торговых рядов — ныне ГУМа, пассажей: Петровского, Солодовниковского, Фирсановского и других. На места швейцаров, как, впрочем, и дворников, городовых, сторожей, обычно брали вышедших в отставку унтер-офицеров, или, как их называли, «ундеров». Дежурили швейцары и у «Мюра и Мерилиза» — теперешнего ЦУМа. Александра Толстая в книге «Жизнь с отцом» вспоминала, как однажды Лев Николаевич удивил домашних: «А я сегодня был у Мюра и Мерилиза! — сказал он. — Больше двух часов провел у Большого театра, наблюдая. Если дама подъезжает на паре, швейцар выскакивает, отстегивает полость, помогает даме вылезти. Если на одиночке, он только почтительно открывает дверь; если на извозчике, не обращает никакого внимания…» Ушлые швейцары знали, где можно было зашибить деньгу. Подъехала мадам «на паре», значит, особа состоятельная, со своим выездом и в солидных чаевых не откажет. Та же, что прибыла на одиночке, разве что мелочью одарит. А от женщины, которая с извозчика слезла, и вовсе ждать нечего. Впору самой дать монетку на монпансье… Со швейцаром связана одна политическая история. В марте 1917 года Керенский был назначен министром юстиции Временного правительства. У входа в ведомство его ждала толпа журналистов и фотографов. И самовлюбленный Александр Федорович решил «поиграть в демократию» — у входа демонстративно пожал руку швейцару Моисееву. Однако старика этот жест не порадовал. «Ну что это за министр, — недовольно проворчал он, — ежели со мной за руку здоровается?» «А вы, прошу прощенья, кто такие?» В советское время количество швейцаров поубавилось. Но суть их оставалась прежней: они открывали двери перед «кем надо» и запирали перед носом «ненужных». В газетах они были постоянными объектами критики и темами для карикатур. Самым верным «пропуском» в гостиницы, где вечно пылилась табличка «Мест нет», служила банкнота. Чтобы попасть в кафе или ресторан — перед входом в эти заведения змеились густые очереди — нужно было проделать ту же «чаевую» процедуру. Те же, у кого денег было в обрез, томились у входа, ругая тех, кто уже устроился за столиком В одном из стихотворений Высоцкого есть такие строки: «А люди все роптали и роптали, / А люди справедливости хотят: / “Ну как же так?! Мы в очереди первыми стояли, / А те, кто сзади нас, уже едят!” / Им объяснили, чтобы не ругаться: / “Мы просим вас, уйдите, дорогие! / Те, кто едят, ведь это — иностранцы, / А вы, прошу прощенья, кто такие?”» Впрочем, бывали дни, когда швейцары равнодушно отворачивались от «трешек» и «пятерок». Это означало, ожидаются люди состоятельные, толстосумы, и улов привратников обещает быть гораздо богаче. Эту историю, похожую на анекдот, приписывают писателю Олеше, который частенько заглядывал в ресторан при московской гостинице «Националь». Однажды он, выходя из него, увидел человека в форме, расшитой золотыми галунами. – Вызовите мне такси! — потребовал Юрий Карлович. – Я не швейцар, я — адмирал! — обиженно возразил обладатель пышного одеяния. Но Олеша не смутился: «Тогда попрошу крейсер!» В погоне за длинным рублем И еще про корабль, правда, в иносказательной форме. В репертуаре «Машины времени» была песня «Кафе "Лира"». Находилось такое модное молодежное заведение на Малой Бронной. На его месте в 1990 году открылся первый в Москве «Макдоналдс». У дверей в заведенье народа скопленье, Топтанье и пар. Но народа скопленье не имеет значенья - За дверями швейцар. Неприступен и важен стоит он на страже Боевым кораблем. Ничего он не знает и меня пропускает Лишь в погоне за длинным рублем… И еще один камень в огород моих героев. Швейцары были порой связаны с криминалом. В сериале «Место встречи изменить нельзя» оперативники устраивают проверку документов в плавучем ресторане «Прибой» на Якиманской набережной. И Шарапов-Конкин случайно видит, как привратник тайком выпускает на улицу девицу легкого поведения по кличке Манька Облигация. Ее возвращают на «пароход», и с ней беседует Жеглов-Высоцкий. Потом он с жесткой усмешкой оборачивается к испуганному швейцару: «А про тебя, старик, я чуть было не забыл». Достает из его потайного хранилища деньги, драгоценности, духи и приказывает: «Старик, собирайся, поедешь с нами». Тот даже не смеет возражать. Ту маленькую роль замечательно сыграл актер Георгий Всеволодов. А его коллега — Борис Гитин — некоторое время вынужден был работать настоящим швейцаром. Это было в 90-е годы, когда режиссеры о нем забыли. А вот Гитин, открывая и закрывая двери в «Метрополе», свою добрую улыбку не забыл. Только она была уже невеселая… В наше время на швейцаров большой спрос — они требуются во многих местах. Кстати, в этой профессии появились женщины и весьма привлекательные. Такая посмотрит — рублем подарит. Впрочем, тут все наоборот — щедро платить придется мужчинам.
