«Пекарню на Тверской не давайте рушить». История самой хлебной династии Москвы
Прошло почти 200 лет с того дня, как в Москве родился человек, прославившийся тем, что пек торты даже для царской фамилии. Его звали Иван Филиппов. Когда-то в его магазин на Тверской с утра до вечера тянулись покупатели. Здесь, считали многие, был лучший хлеб во всей Белокаменной. Даже после 1917 года, когда отгремела революция, а сами Филипповы уже были в эмиграции, москвичи продолжали называть магазин «филипповским». Как русские пекари вытеснили из Москвы немцев, в чем был секрет идеальной выпечки и как жестоко обошлась судьба с самой известной московской династией булочников — в материале «Мосленты». Как иноземцев из Москвы прогнали Пушкин в «Евгении Онегине» нарисовал картину утреннего Санкт-Петербурга: …Открыты ставни; трубный дым Столбом восходит голубым, И хлебник, немец аккуратный, В бумажном колпаке, не раз Уж отворял свой васисдас… Что сие означало? А вот что — на дверях булочных были небольшие окошки. Торговец открывал их и спрашивал покупателя: «Was ist das?» — дословно: «Что это?» или «Что вам угодно?» Народ прозвал немецкие булочные «васисдасами». И не только в Санкт-Петербурге, но и в Москве хлебом торговали Веберы, Петерсы, Шуберты, Кольберги, Гельцеры. Продукция у них была чистая, добротная. До середины XIX века в Москве немецких хлебников было заметно больше, чем русских. Но со временем число отечественных пекарей росло, и они, крепко взявшись за дело, вытеснили из города иноземцев. Дело булочников Филипповых начал Максим, бывший крепостной, выходец из Калужской губернии. Он обосновался в Москве, учился у иностранцев. В 1809 году, накопив денег, открыл пекарню на углу Бульварного кольца и Мясницкой. Золотой калач на ветру Сын Филиппова Иван Максимович дело отца продолжил. Он развернул торговлю хлебом еще в двух местах — на Сретенке и Пятницкой. В 1837 году первых покупателей принял фирменный магазин Филиппова на Тверской, которому суждено было стать знаменитым. Там были изделия на любой вкус — бородинский, стародубский, рижский и прочие хлеба, французские булочки, маленькие «жулики», сайки, ситники, калачи, пирожки с разнообразными начинками. Всех них, дышавших свежестью и ароматом, голодный московский люд — студенты, курсистки, чиновники, домохозяйки — сметал с прилавков. «Над входной дверью — огромный золотой калач. Он качается на ветру, — вспоминала жена поэта Бальмонта Екатерина Андреева-Бальмонт. — Через запотевшие стекла маленьких окон ничего не видно. Из постоянно открывающейся двери валит пар и чудно пахнет теплым хлебом... Особенно мы любили заходить в среднее отделение; там продаются булки, калачи, пряники... И там всегда больше всего народу. Очень весело проталкиваться до прилавка, где возвышаются чуть ли не до потолка горы баранок, башни из сухарей...» О Филиппове сказано немало. Особенно аппетитно его вкусности описал летописец Москвы Владимир Гиляровский. И многим казалось, что династия одна властвовала над хлебом в Белокаменной. Но так ли это? Вот свидетельство автора книги «В родном углу. Чем жила и чем дышала старая Москва» Сергея Дурылина: «Хлеб продавался всюду: пекарни (в них не держали кондитерского товару) и булочные (с таким товаром) были на всех крупных перекрестках. Самые знаменитые из них были Филиппова (по всей Москве), Савостьянова (тоже) и Чуева (на Маросейке), но были и небольшие пекарни (например, Прыткова на Разгуляе), славившиеся своим хлебом…» Выходит, были у Филиппова и конкуренты. К вышеназванным можно добавить и другие фамилии московских хлебников: Сальников, Кондратьев, Морозов, Торпашев, Виноградов. Однако во мраке прошлого нынче различаются лишь их неясные силуэты. Стало быть, филипповская продукция оказалась лучше, качественнее. Выпечка-то выпечкой, а вся сила в муке Потчевал Филиппов сановных особ, дворян и купцов, выпекал на заказ пироги для именин и юбилеев. Бывали они таких непомерных размеров, что едва умещались в телегах, разнося аппетитный дух по всей округе. Да и самих государей и их ближних приохотил Филиппов к своим калачам и булкам. Он открыл булочную в Петербурге, но печь на невской воде было не сподручно — вкус не тот! Приходилось возить в столицу из Москвы дубовые кадки с ключевой мытищинской влагой, чтобы на ней месить тесто для царских пирогов. И они к утреннему кофию с пылу с жару в Зимний дворец поспевали. Не зря старался Иван Максимович, угождая монархам. За отличное качество и широкий ассортимент изделий его фирма удостоилась звания Поставщика Двора Его Императорского Величества. Впрочем, Филиппов радел и людям бедным, для которых и лишний медяк — счастье. Для них он продавал копеечные хлебцы и калачи. Он был «агентом» — чиновником Сущевского отделения попечительства о бедных, состоял в Совете московских детских приютов. Регулярно отправлял возы хлеба в Бутырский тюремный замок. Когда у Филиппова пытались выпытать секрет успеха, он скромно отвечал: «Хлебушко заботу любит. Выпечка-то выпечкой, а вся сила в муке. У меня вся мука своя: рожь отборную покупаю все больше тамбовскую, из-под Козлова, с Раминской мельницы». Увы, судьба отвела Ивану Максимовичу всего пятьдесят с лишним лет. После его ухода фирму возглавила вдова Татьяна Ивановна. Однако вскорости и она отдала Богу душу, и бразды правления перешли сыну Дмитрию. Он и его братья создали фирму «Филиппов Иван наследники». Месть коварной судьбы Рядом со своим магазином на Тверской Филипповы открыли отель «Люкс». К хлебному производству и магазинам добавили кофейню с огромными окнами с зеркальными стеклами, мраморными столиками, удобными сиденьями и лакеями в смокингах. Интерьер украсили Петр Кончаловский — дед Андрона Кончаловского и Никиты Михалкова — и Сергей Коненков. Коротала время в филипповской кофейне публика солидная — дамы в дорогих нарядах, их вальяжные спутники с пухлыми бумажниками, лощеные офицеры, любопытные иностранцы. Но облюбовали заведение и аферисты, шулера, воры и прочие темные личности. Они шептались, обменивали таинственными знаками, нехорошо улыбались. И беспрестанно озирались, зная, что в кофейню часто заглядывают агенты сыскного отделения, находящегося неподалеку, в Малом Гнездниковском. Но до этого господам Филипповым не было никакого дела. Главное — дела шли исправно, капиталы множились. Но, увы, уже подстерегали династию большие несчастья... Сначала умер один сын Ивана Максимовича, потом второй, третий. Спустя какое-то время по какой-то неведомой причине Филипповы влезли в непомерные долги и обанкротились. Изменчивая судьба, прежде к ним благоволившая, начала им за что-то мстить. Однако Филипповым удалось все же встать на ноги, покрыть долги. Они уже и размечтались о полном возрождении фирмы, но тут грянул октябрь 1917-го. И делу хлебных королей пришел окончательный конец. Слезы приятеля Маяковского В октябре 1924 года в «Правде» была опубликована небольшая, полная злобного ехидства заметка «Наши за границей». В ней сообщалось, что Николай Филиппов, живущий за границей, прислал слезное письмо московским пекарям, в котором просил помочь с деньгами, чтобы вернуться в Россию с больной женой и дочерью. Наверняка среди рабочих были те, кто помнил, что Филипповы относились к ним по-божески — платили хорошее жалованье, предоставляли бесплатные жилища, обеспечивали отоплением, освещением, одеждой. И к праздникам не скупились на наградные. Но разве могли рабочие об этом говорить вслух? Нет, конечно. И скинуться на бедность своему бывшему хозяину им бы никто не позволил. Да еще крепко дала бы им Советская власть по шапке за пособничество «недобитым буржуям». Зато подсуетился вездесущий Маяковский. И сочинил стихотворение под названием «Грустная повесть из жизни Филиппова, просим пекарей не рыдать и не всхлипывать!». В нем Маяковский безобразно поиздевался над Николаем Филипповым, с которым, между прочим, приятельствовал. Тот сочинял стихи, и одно время примыкал к футуристам. В 1918 году он вложил свои средства в кафе «Питтореск» на Кузнецком Мосту, где Маяковский не раз бывал и наверняка бесплатно едал. Вот фрагмент из злой оды Маяковского: Филиппов — не из мелочей, Царю он стряпал торты. Жирел с продажи калачей — И сам калач был тертый. Октябрь подшиб торговый дом. Так ловко попросили их, Что взмыл Филиппов, как винтом, До самой до Бразилии… В конце пролетарский поэт зачем-то выдумал, что рабочие прислали эмигранту не деньги, а шоколадный кукиш. Разумеется, Маяковский «забыл», что Филиппов в свое время помог ему выпустить несколько поэтических сборников. Перед тем как навсегда закрыть глаза, Иван Филиппов просил: «На Тверской пекарню не давайте рушить...» Это к тому, что уже который год его бывшее заведение в Москве на Тверской закрыто и занавешено строительной пленкой. И не дает покоя тревога: откроется ли оно снова?
