Анатолий Баташев: «Зелёные» должны быть в Госдуме
Зелёный политик Анатолий Баташев – возможный участник президентских выборов 2018 года. Кандидат вырос в Нальчике, кавказские реалии великолепно знает, сообщает sk-news.ru.
Баташеву 41 год. Он выпускник МГИМО, работал журналистом, пиарщиком, был советником председателя Пенсионного фонда России. Последние шесть лет Анатолий решительно оставил карьеру, полностью сосредоточившись на экологии и защите природы. На сегодняшний день он, пожалуй, самый успешный экологический гражданский активист в стране и, возможно, восходящая звезда российской политики.
– Анатолий Геннадьевич, в Германии «Союз 90 / Зелёные» на днях прошли в Бундестаг и с высокой долей вероятности войдут в правительство. Каковы перспективы российских зелёных?
– Пока перспективы плачевые. Чтобы российская экологическая партия «Зелёные» смогла пройти в Госдуму, нужна мощная инфраструктура и средства. Сейчас организационная основа слабая, её почти нет, но я и мои единомышленники очень хотим такую инфраструктуру создать. Партия должна шаг за шагом проходить в законодательные собрания регионов, пока у нас в региональных заксобраниях есть депутаты лишь в Кабардино-Балкарии и Башкирии. Тем не менее шансы на то, что зелёные станут реальной силой высокие. В России много разрозненных групп экоактивистов – очень светлых и достойных людей. Есть запрос на то, чтобы жить достойно, в благоприятной окружающей среде. А к хорошей экологии трудно прийти, если нет людей, готовых ради этого работать 24 часа в сутки. Если мы объединимся, то «Зеленые» смогут не просто пройти в Думу, но и решать более серьезные задачи.
– Зелёный министр, зелёный губернатор – это реально?
– Это не самоцель. Однажды у меня был разговор с крупным чиновником от экологии. Я ему рассказывал, как мы боролись в Кучино и стояли лагерем за спасение рощи, как три года чистили лес, как ликвидировали прорыв канализации в приток Волги. Он слушал меня, слушал, а потом и говорит: «Впервые в жизни вижу настоящего, реального эколога». К сожалению, это показатель того, что в экологии сегодня хватает людей случайных, попутчиков или лоббистов. У нас так сложилось, чем больше кампания загрязняет природу, тем громче она борется за экологию. А крупнейшие вредители используют слово «эко» в названиях предприятий. Половина свалок в стране «экологические предприятия». Важно, чтобы были не просто функционеры, а реальные настоящие зелёные, те, кто любит природу, кто хочет изменить мир к лучшему, кто готов природу защищать. В Германии, например, много лет министром иностранных дел был зелёный политик Йошка Фишер. А председателем правительства богатейшей земли Германии Баден-Вюртенберг является зелёный Винфрид Кречман. У нас губернаторов назначает президент, выборы носят формальный характер. Возможно, зелёный губернатор у нас тоже появится. Важна не вывеска, важно заслужить, важно соответствовать чаяниям народа.
– Как вы относитесь к кадровой политике на Кавказе? Назначение Васильева на Дагестан – оправданно?
– А что в этом назначении удивительного? В Дагестане стали чередовать, чтобы республикой руководили представили крупнейших народов республики. Русский народ тоже местный. И титульный во всех субъектах федерации. Во-первых, это справедливо. А, во-вторых, Дагестан – один из самых многообещающих и в то же время самых депрессивных регионов в стране, с запредельной бедностью и безработицей. Тут нужен федеральный политик. С одной стороны, тяжеловес. С другой, разбирающийся в правоохранительной системе, способный гарантировать гражданам безопасность. Все, кто постарше, помнят трагедию с захватом заложников на спектакле «Норд-Ост», и как раз Васильев общался с журналистами. И я помню то огромное горе, которое было на его лице по результатам трагической гибели свыше ста заложников, несмотря на то, что спецоперация прошла блестяще. Васильев много лет работал в системе МВД СССР, потом России. Генерал-полковник. Длительное время депутат Госдумы, один из лидеров «Единой России». В-третьих, в назначении есть и экологический подтекст. Васильев в Госдуме представлял Тверскую область – там все связано с Волгой. Сейчас Путин анонсировал масштабный проект приведения Волги в порядок. Но начинается Волга далеко, а притекает в Каспий, в Дагестан. Важно не только очистить, а сберечь и преумножить рыбные богатства, и тут роль Дагестана высока. Особенно в части сбережения осетровых.
– Справится ли Васильев? Какие задачи Вы видите для Дагестана?
– Республика Дагестан – непростой регион, там проживает 3 млн россиян, поэтому его роль – государствообразующая. Причем здесь высокие темпы рождаемости, что очень хорошо. Но важно, чтобы у этих людей было достойное образование, работа. Надо искоренить коррупцию, местничество. Важно, чтобы состояния выходцев из Дагестана помогали республике развиваться. Удивительный пример, как Сулейман Каримов, заработавший порядка 25 млрд долларов на акциях «Газпрома» и «Сбербанка» в один момент умудрился потерять это грандиозное состояние во время мирового финансового кризиса. А ведь он мог бы на эти средства поднять республику. Чтобы в Дагестан было безопасно инвестировать, нужен мудрый и сильный руководитель. Васильев – опытный, и ему доверяет президент. Он наведет порядок. Абдулатипов сделал много верных шагов, и вектор развития республики сейчас правильный. На мой взгляд, нужно вложиться в Дербент. В 2000-е мы сделали большую инфраструктурную ошибку, построив крупную военную базу в Ботлихе, а не в Дербенте. Инфраструктура должна работать на население, быть в местах, где живет много людей. Есть великолепный город Кизляр. Надо привести в порядок Махачкалу, городу нужны не меньшие инвестиции, чем Сочи. Я бы рекомендовал вернуть Махачкале историческое название Петровск, но это должны решать жители. В Хасавюрте великолепный исторический храм Знамения Божией Матери, и его важно восстановить. Дагестан – это огромное число районов. Чтобы экономика работала, нужно помогать малому и среднему бизнесу, развивать сельхозпроизводства. Все у Дагестана получится.
– Пишут, что Рамзан Кадыров подарил Вам автомобиль. Это правда? Какой должна быть политика федерального центра в отношении Чеченской республики?
– Да, я стал победителем конкурса «Золотое перо», который проводил Фонд имени Ахмата Кадырова. Мне, конечно, было жутко неудобно. Все-таки в конкурсе участвовало много заслуженных журналистов, местных, как раз их нужно было поощрить. Но жюри выбрало мою работу. Рамзан Ахматович назвал мою статью «Ахмат Кадыров как зеркало русской дипломатии» - одной из лучших прижизненных публикаций о его отце. К Рамзану отношение в России неоднозначное, но он – один из самых успешных и устойчивых губернаторов. Возможно, после выборов 2018 года Рамзана Кадырова пригласят на работу в Правительство Российской Федерации. А, может, он останется в республике, благо поддержка у него большая. По Чечне важно продолжать развивать экономику, улучшать дорожное сообщение республики и Северного Кавказа с остальной Россией. На мой взгляд, нужна скоростная трасса Грозный – Ростов с ответвлением на Минводы.
– А какие еще дороги нужны?
– Ключевая дорога, в которой есть огромная потребность – это трасса по маршруту Владикавказ – Волгоград – Нижний Новгород. Она свяжет Кавказа с центром страны, Поволжьем и Уралом. Другая назревшая дорога Ставрополь – Волгодонск – Тамбов – Владимир – Ярославль (Иваново) – кратчайший новый путь из южных регионов в Центральную Россию.
– Чечня регулярно оказывается в эпицентре скандалов, включая такие знаковые как чеченский след убийства Бориса Немцова? Недавно был скандал, связанный с притеснением гомосексуалистов в Чечне. Республика вне правового поля?
– Когда я работал на центральном телевидении в начале 2000-х, Борис Ефимович Немцов регулярно бывал гостем программ «Здесь и сейчас» и «Времена». Мне доводилось жать ему руку и общаться. Он мощный и интересный политик, и, на мой взгляд, убили его совершенно напрасно. Горько, что так вот можно застрелить человека. И еще горше, когда москвичам не дают увековечить память о нем. Немцов мост – это уже народное название, я думаю, что через несколько лет в Москве и в Нижнем Новгороде появятся и монументы Борису Немцову. Я не следователь, но мне кажется, реальной причиной его убийства стало расследование войны на Донбассе. Там погибло много молодых мужчин – добровольцев с Кавказа. Вы знаете, на Кавказе очень развито добровольчество, тут обостренное чувство справедливости. Говорят, что в первые дни, когда украинская военщина подло атаковала Донецкий аэропорт и другие объекты, погибло много ребят с Северного Кавказа. Об этом следе тоже надо подумать, и доклад, конечно, мог вызвать огромное возмущение. Думаю, это причина. Хотя религиозный фактор тоже нет смысла исключать. Нужно расследование, объективное, жесткое. Все, чью причастность к убийству удастся доказать, должны понести наказание.
Насчет религиозности. Не надо удивляться. На Кавказе глубокие религиозные корни. И обостренное чувство греха. Есть вещи, которые в традиционном недопустимы. Взять, к примеру, Пакистан. Интеллектуально они ядерная держава. А все равно есть факты следования традиционному «правосудию». Есть процессы, которые нельзя пускать на самотек. Но тут есть нюанс. Когда Кадыров действует вне правового поля, вводя на всей территории республики сухой закон, никто шум не поднимает. Хотя там тоже не далеко не пушистые методы были. Чечня сегодня – это мощное интеллектуальное ядро, это люди, которые ведут республику вперед. Но есть и развитое традиционное общество, которое в силу многих причин не хочет и не готово меняться, в том числе вследствие жестокой войны в 1990-е и начале 2000-х. Сейчас в республику идут огромные инвестиции, да и сам чеченский бизнес в России вполне успешен, но надо вкладывать в такие вещи, которые приведут общество к гуманности, позволят преодолеть ценностный конфликт. Прежде всего в культуру. Строить музыкальные школы, парки, популяризировать не только воинов, но и ученых, просветителей, активно вовлекать людей в мирные профессии.
– В 1993 году вы участвовали в программе «Умники и Умницы», поступили в престижный МГИМО, учились на дипломата. Почему все, у кого хорошие результаты, стремятся получить образование не на родине, а в Москве?
– Открою маленький секрет, в КБГУ (Кабардино-Балкарский Государственный Университет) меня не взяли. ВУЗ проводил осенью 1992 года «эксперимент», школьники должны были сдавать экзамены, и, получившие хорошо и отлично, имели право на зачисление в ВУЗ. Я написал блестящий ответ по истории, а преподаватель поставил мне три. Он сказал, что у меня две стилистические ошибки на 16 страниц текста. Но кто получил четыре и пять? Один из них был мой друг – хороший парень, но двоечник, зато из правильного рода и сын кооператора. Другой мальчик вообще еле по-русски говорил, родом из горного аула. Тогда я еще не знал слов «коррупция», нас учили уважать старших. Я был в шоке, ибо любил историю и считался одним из лучших в школе. Тогда я не понимал, что такие профессора позорят университет. А КБГУ прекрасный ВУЗ с великолепными традициями. Моя бабушка закончила КБГУ. КБГУ нужна глубокая реформа, чтобы стать современным, сильным вузом, в Нальчике можно создать серьезнейший образовательный кластер. На самом деле, для карьеры и успеха в жизни часто не так важно, какой ВУЗ ты закончил. Конечно, с московским образованием ты считаешься высококлассным специалистом, но на местном уровне ты превращаешься в белую ворону, тебя среда выдавливает, у тебя завышенные амбиции. Я не смог поступить в КБГУ, но поступил своими силами в самый престижный вуз страны МГИМО, выдержав чудовищный конкурс. Поступил также в РГГУ, на философский факультет. В МГИМО я влюбился. Это выдающийся ВУЗ с великолепной профессурой, научной школой. Годы учебы в МГИМО дали мне огромный багаж знаний и великолепный кругозор.
– Не жалеете, что пришлось уехать из Нальчика?
– Нальчик для меня родной, любимый город. Я в душе всегда был и остаюсь нальчанином, хотя в последние годы все мои силы были отданы подмосковной Балашихе. Ничто не может сравниться с Нальчикским утренним воздухом, удивительно чистым и свежим, восхитительным нектаром предгорий. Или нальчикской водой. Или с замечательным нальчикским базаром, где вкуснейшее мясо, фрукты и овощи. Не знаю, стоило ли переезжать. В Нальчике у нас была размеренная жизнь, множество друзей и знакомых. В детстве я был великолепным садоводом, мы с дедушкой постоянно ездили в сад. У нас были чудесные деревья. Потом сады продали. А сад на Гагарина снесли. Для меня был шок, прийти в наш уютный сад у Шалушки, где мы строили дом, высадили много деревьев, которые выросли, давали тень. Сад продали без моего ведома, учеба в Москве давалась семье нелегко. Я очень скучал по саду. Но, когда туда пришел, увидел, что новые хозяева вырубили наши деревья – десять орехов, вишни, черешню и другие… Они хотели огородничать, а деревья мешали. Но почвы там глинистые, а жара страшная, вода глубоко. Огород не задался и они перепродали вырубленный участок дальше. Погибшие сады – это огромная боль в моем сердце. Кстати, в Подмосковье у меня до сих пор нет сада, а каждую весну во мне буквально кипит желание что-то сажать, копать, делать. Я нашел отдушину, создавая великолепный общественный парк в лесу, проводя субботники. У меня нет возможности сделать сад для себя, но мы привели в порядок 50 га леса, и я хочу сделать в Балашихе лучший парк в стране в память о моем саде, такой же классный как парк в Нальчике.
– В Нальчике парк действительно великолепный.
– На мой взгляд, в такие парки государство должно вкладывать ресурсы. Красота спасает мир. Мы зачем-то вбухиваем гигантские деньги в горные суперкурорты, а вот в те зоны, куда ходят десятки тысяч горожан, порой и копейку боимся потратить. Нальчикский парк «Атажукинский сад» – один из лучших парков Европы. Надо вкладывать в его развитие и расширение. В гармоничное развитие территории. В Зарядье вложили много миллиардов. Но проще вложить в пятнадцать парков по миллиарду, эффект будет гигантским. Есть прекрасные парки – в Нальчике, в Балашихе, в Сургуте, в Ярославле. Необходим городской парк в Оренбурге. Вложить в каждый по миллиарду, и мы не узнаем страну. Хотя была бы моя воля, я бы вложил в развитие паркового кластера в Нальчике не меньше, чем в Зарядье. Ведь можно получить курорт мирового уровня.
– Но ведь массовый турист в Нальчик не поедет. Как это поменять?
– В советские годы Нальчик принимал 150 тысяч туристов в год, и эта цифра порой доходила до 300 тысяч. Теперь развитие технологий и транспортной доступности позволяет довести туристический поток до 1 млн туристов. Но важен качественный маркетинг. Мы должны продавать не горы, не минеральную воду, а именно парк, воздух, зелень, мечту о здоровом образе жизни. Парк надо в пять раз расширить, часть территории Нальчика превратить в рекреационно-туристическую особую экономическую зону. Курорт Нальчик развивать в контексте единого бренда курортов Кавказских минеральных вод, а не как самостоятельную величину. Привести в порядок аэропорт. Возродить не только гостиницы, но и озера. Сегодня мы пытаемся создавать курорты в чистом поле. А надо вкладывать в те места, куда ездят люди. В Чегемские водопады, Аушигер, Голубые озера, в гору Кольцо… Обустройство стихийных, народных достопримечательностей приведет к увеличению туристического потока в разы.
– Как, на Ваш взгляд, следует решать вопросы судьбы Южной Осетии и Абхазии.
– В 2008 Россия признала независимость Южной Осетии и Абхазии. Но беда в том, что пока мы единственная серьезная страна в мире, кто это сделал. Даже наши ближайшие союзники по СНГ делают вид, что ничего не происходит. Это показатель роли России в мире и качества нашей дипломатии. Думаю, в нынешних условиях имеет смысл задуматься о вхождении обеих республик в состав Российской Федерации. Надо активно работать с грузинской стороной, чтобы добиться урегулирования ситуации. Важно продумать вопрос компенсаций грузинским семьям, потерявшим жилье и кормильцев в ходе братоубийственного конфликта.
– Что делать с Карабахом?
– В народе говорят, «худой мир лучше доброй ссоры». Армяне и азербайджанцы – два братских народа. У меня в детстве был друг, у него был отец армянин из Баку. Но армян из Баку выгнали, азербайджанцы после жуткой войны были вынуждены бежать из Карабаха. Национализм дорого обошелся народам Закавказья. И до сих пор обходится. Надо мириться. Причем выбор простой – либо принять существующие реалии, либо грезить реваншизмом. В современном мире реваншизм – тупиковый путь. Проще помириться, согласовать границы и начать движение в сторону Евросоюза. Мир движется к новой реальности, когда границы уйдут в прошлое. Даже Германия и Франция смогли помириться в свое время. Надо мириться.
– Хочется поговорить про репрессированные народы. Сейчас практически все очевидцы тех событий уже умерли, но проблемы сохранились.
– На мой взгляд, депортация – это позорное явление, чудовищное преступление сталинизма. Я помню много людей, переживших этот ужас. В Нальчике есть музей, посвященный депортации балкарского народа, рядом могила Кязима Мечиева – великолепного поэта, чьи строки отдают необыкновенной мудростью. Он умер на чужбине, и был перезахоронен потом на родной земле. Балкарцы, карачаевцы, чеченцы, ингуши, крымские татары всегда будут помнить о депортации. Евреи же тысячелетиями хранят память об исходе. Хорошо, что хватило мужества у государства восстановить справедливость быстро, людям дали возможность вернутся. Но многие аулы так и не возродились. Людям была нанесена страшная травма. И это важный урок нашему обществу – национализм недопустим. У каждого должно быть право жить на своей земле. Мое мнение такое – жизнь в горах очень непростая, надо немного помочь людям – созданием инфраструктуры, помощи традиционному хозяйству, школам и прочее, для этого нужна государственная целевая программа.
– В одном из интервью вы сказали, что России нужна американская система выборов президента, когда главу государства избирают выборщики. Но многие эксперты считают американскую модель архаичной.
– Тут нужен мудрый подход. Россия – федеративное государство, в конституции зафиксирован принцип равноправия субъектов. Но на деле равноправия нет. Чечня и некоторые другие регионы, например, весят больше, чем их соседи. Если в Москве на выборы приходит меньше 30 % и из них за «Единую Россию» голосуют лишь немногие, то в Чечне на выборы приходит 90 % избирателей и партия власти имеет оглушительный перевес, а Чечня дополнительных депутатов и разные пряники за счет бюджета. Жители Москвы хотят одного, жители Чечни другого. Но надо понимать, что по объему белой экономики Москва на уровне Чехии, а республики Северного Кавказа – на уровне беднейших государств Африки. И фактически, идя на поводу двух десятков небогатых субъектов с авторитарной моделью и высокой мобилизацией электората, мы заставляем общество откладывать давно назревшие реформы. Мы не можем перейти к рыночным отношениям, сохраняя гигантские субсидии и меры поддержки. В Америке создана модель, когда интересы каждого штата надежно защищены. Когда вес Нью-Йорка или Флориды не может быть подавлен, например, Калифорнией. Вот Трамп практически не вел кампанию в Калифорнии, он заведомо знал, что проиграет штат, а Хиллари Клинтон там была очень активной. Да, она выиграла с перевесом в два миллиона избирателей в Калифорнии, но проиграла несколько штатов с разницей в сотни голосов. Смысл ей от мегаподдержки там, где ее и так должны были поддержать, когда Трамп за счет мудрой расстановки приоритетов отбил у нее несколько ключевых регионов, сосредоточившись на них. И в системе, когда конкуренты бьются за каждый регион, за каждый город таких лютых диспропорций между территориями, какие сейчас есть в России, не получится. Никто не может ограничить или сдержать сильных, а экономически слабые должны на них равняться. А не наоборот. Поэтому система выборов Государственной думы и Президента должна быть реформирована.
– Сейчас по новой пошли разговоры о необходимости укрупнения регионов. Ваше мнение по этому вопросу?
В СКФО считаю целесообразным объединить Кабардино-Балкарию и Карачаево-Черкессию. Возможно, имеет смысл объединить Северную Осетию (Аланию) и Южную Осетию. Конечно, жители КБР и КЧР немного удивятся, но если мы хотим создать сильный и влиятельный субъект уровня Башкирии, надо идти на объединение. Какие-то регионы надо разукрупнять. Например, разделить Московскую область на три или четыре субъекта. Где-то скорректировать границы.
– Казачество возродится? Или все-таки эксперимент можно признать неудачным?
– У меня бабушка казачка. Она много мне интересных историй про быт и нравы казаков рассказывала. Казачество – это выдающийся феномен нашей страны. У сотен тысяч людей есть желание казачество возродить. Для них это не игра, а важная форма патриотизма, выражение любви к родине, готовность родину защитить. В ходе гражданской войны и большевистских чисток казачество было обескровлено. Десятки тысяч казаков были убиты, многие погибли в голодомор, многие сгинули в репрессии. Тяжело прошла коллективизация, по землям казаков прокатились фронты Великой Отечественной. Казачество возрождается. Множество людей этому способствуют, активно участвуют в казачьем движении. Конечно, прежнюю культуру великих воинов-всадников – вряд ли получится восстановить, но философию счастья, крепкой православной веры, добра, трудолюбия, привязки к земле – это вполне по силам.
– Олимпиада в Сочи. Помогла ли она раскрутить Кавказ?
– Безусловно, помогла. Однако есть одно важное но… Сочи не был морально готов принять Олимпиаду. Вся инфраструктура создавалась с нуля. В идеале требовалось готовить город к столь амбициозной задаче задолго до подачи заявки. Я это к чему говорю. В ближайшие годы мы вернемся к тому, чтобы вновь пытаться бороться за право провести Олимпиаду. Нам важно определиться, какой из городов будет подавать заявку и целенаправленно его готовить пару десятилетий. Возможно, это будет Санкт-Петербург, Казань, Москва, Ростов-на-Дону, Новосибирск. И начать уже сейчас активно работать под заявку 2032, 2036, 2040 года. И тоже самое по зимним играм. В Сочи важно не останавливаться, продолжать вкладывать в город. В 2014 после Олимпиады мы выдохнули и бросили многие важные проекты, например, не завершили и бросили рекультивацию жуткой свалки в Лоо. К сожалению, у нас тяжелые экологические последствия олимпиады, о чем организаторов предупреждал WWF – Всемирный фонд дикой природы. Рекомендации фонда и экологов были учтены лишь частично. В итоге мы утратили ценные леса, нарушили целостность заповедника.
– Выборы пройдут. Что будете делать дальше?
– Моя общественная экологическая деятельность – постоянная, она не под выборы. Мне хочется приносить пользу своей стране и быть востребованным и на государственном уровне. Я открыт для предложений Годы идут, силы и опыт есть. В том числе буду работать над тем, чтобы «Зелёные» прошли в Госдуму в 2021 году или раньше.
