Навоз и ныне там
Радует, что верховная власть наконец-то озаботилась проблемами сельского хозяйства. Но подошла она к ней, мягко говоря, с другой стороны.Уже который год то Дума, то правительство, то президент, то все вместе весьма регулярно вгоняют общество в какой-то эмоциональный и логический ступор. И чем дальше, чем чаще и глубже. После этого комментаторам, экспертам, журналистам приходится напрягаться, что-то додумывать-передумывать, чтобы очередную властную инициативу как-то объяснить. И не только рядовым комментаторам, даже министрам это бывает сложно. Многие уже отметили, насколько маловразумительны были объяснения министра сельского хозяйства Александра Ткачева по поводу необходимости уничтожения санкционных продуктов: «Это соответствует международной практике... не будет превышения полномочий... рисковать здоровьем сограждан... где гарантия, что не будет коррупции, если отдать в богадельню...» Конец лета принес сразу несколько поводов для глубоких размышлений. Вот, скажем, чиновники природоохранительных ведомств неожиданно решили отнести отходы животноводства и птицеводства ко второму классу опасности. Депутатам эта идея тоже понравилась, и чтобы перехватить инициативу, перетянуть одеяло на себя, они решили: если менять класс, так более кардинально. Народные избранники предложили перенести отходы животноводства в первый класс опасности, туда, где находятся ядерные отходы. 3 августа в Сочи на селекторном совещании с главами регионов о ходе сельскохозяйственных уборочных работ губернатор Ставропольского края Владимир Владимирович Владимиров предложил председателю правительства РФ Дмитрию Анатольевичу Медведеву идею ограничения численности сельхозживотных, содержащихся в личных подсобных хозяйствах. И Дмитрию Медведеву эта идея неожиданно понравилась (видимо, сказывается тяга ко всему нано, тут, если хорошенько постараться, можно превратить личные подсобные хозяйства в личные подсобные нанохозяйства), и премьер тут же дал такое поручение Минсельхозу, Минэкономики и Минфину. Возможно, конечно, что у них там внутри, в голове, все стройно и логично. Но экспертам-то и народу в целом что думать? По поводу навоза первой родилась версия, что таким образом (переводом его в первый класс опасности) власть хочет заставить животноводов убирать за собой. И действительно, навоз относится к категории нестабильных органических загрязнений. В его составе могут быть и полезные вещества, и токсичные (например, тяжелые металлы). К тому же навоз может являться и источником более ста видов возбудителей болезней животных. Но с другой-то стороны, недоумевают эксперты, это в животноводстве навоз — отходы. А в растениеводстве — это удобрение. Традиционно в мировой и отечественной практике сельхозпроизводства все виды навоза и помета используются для органического удобрения земельных угодий, повышения плодородия почвы и урожайности сельскохозяйственных культур. А что же будет, если навоз перенести в первый класс опасности? Ядерными отходами ведь землю удобрять вам никто не разрешит. Значит, и навозом, который из ядреного благодаря депутатам станет ядерным, — соответственно, тоже. Тут естественным образом возникает «теория заговора» производителей минеральных удобрений, которые таким образом начали лоббировать свои интересы против «производителей навоза». ЕСЛИ говорить про личные подсобные хозяйства, то якобы против них лоббируют представители крупных агрохолдингов: мол, убирают с дороги конкурентов. Радует, конечно, то, что верховная власть наконец-то озаботилась проблемами сельского хозяйства. Но зашла она к нему, мягко говоря, с другой стороны. Ну, как в том анекдоте: «А почему вы лечите зубы через задницу?» — «А мы все так делаем!» Проблемы с навозом действительно существуют. В России, по оценкам Минсельхоза, уже накопилось свыше 10 млрд тонн органических отходов животноводства, и с каждым годом эта цифра увеличивается более чем на 300 млн тонн. Это «добро» занимает свыше 2,5 млн га земли, что в 50 раз больше, чем все вместе взятые свалки ТБО. Но вот вместо того, чтобы совершенствовать технологии переработки и утилизации отходов животноводства для получения дополнительной продукции (вторичных кормов, биогаза, биомассы и других ценных компонентов), поиск почему-то пошел в направлении сделать эти отходы «ядерными». Если еще при этом вырезать поголовье скота в личных подсобных хозяйствах, то, понятно, и навоза опять же станет меньше. Есть ли за всем этим «уши» производителей минеральных удобрений? Трудно представить. Во-первых, российская химическая промышленность — это не советская химическая промышленность, здесь мы много потеряли. Во-вторых, отечественных производителей больше интересует экспорт, чем внутренний рынок. И в-третьих, навоз все равно со всех сторон лучше. Минудобрение, в отличие от навоза, — это, как правило, один элемент, в навозе же есть все необходимые макро- и микроэлементы. Навоз действует равномерно и длительно, ускоряет распад ядохимикатов и т. д., и т. п. И это мы говорим только про сельское хозяйство, не упоминая, что навоз может являться сырьем для производства биотоплива. Совершенно с другой, мягко говоря, стороны государство пытается подойти и к решению проблем подсобных хозяйств. Если это проблема санитарная, как объясняют многие комментаторы, то зачем тогда нам нужны санитарные службы, обязанные за этим следить? По этой логике, если бы, например, НЗХК вывозил свои отходы во дворы «Красной горки», то его надо было закрыть, вместо того чтобы регулярно штрафовать. Почему тогда кастрируют подсобные хозяйства, вместо того чтобы их штрафовать? Или это больше проблема экономическая? Как разъяснял в Сочи Владимир Владимиров Дмитрию Медведеву, «есть люди, которые якобы держат личное подсобное хозяйство, у которых отара — 14 тыс. овец, у которых бычков под 1,5 тыс., и они тоже являются участниками личного подсобного хозяйства. При этом он не индивидуальный предприниматель, никаких страховых взносов не платит и в то же время в отсутствие земли у себя занимается фактически вредительством и создает социальную напряженность». Ну, по какой логике курицу, способную нести много золотых яиц, надо обязательно зарезать или ограничить пятью яйцами (по Владимирову пятью КРС и 20 овцами), вместо того чтобы обложить эту курицу оброком и пусть несет, сколько сможет. То есть почему бы тех частников, которые работают фактически как фермеры, не обязать стать частными предпринимателями? Ведь явно 14 тыс. овец он сам не ест. Сегодня доля продукции, которая производится в подсобных хозяйствах, составляет около 40 процентов. Мяса птицы — до 91 процента, яиц — до 80, мелкого рогатого скота — до 70, молока — до половины. Чем вы это попытаетесь заменить? Импортом — из Аргентины, Средней Азии и Китая? Некоторые комментаторы уверены, что после угробления мелкого частного сектора как на дрожжах поднимутся крупные хозяйства. Странное импортозамещение — своих за счет своих. Да, об угроблении вроде бы речи не идет, речь идет об ограничении. Хрущев (который сначала много что сделал для селян), наверное, тоже так думал, начиная свои сельскохозяйственные реформы с ограничения предоставляемых колхозникам для личного хозяйства участков с 0,5 до 0,1 га. И к чему это привело? К массовому забою скота и массовому же оттоку сельского населения в города. Именно после хрущевских сельхозреформ страна подсела даже на импорт пшеницы. Вот и в нашем случае не будет никаких пяти КРС и 20 овец — люди, чтобы прокормить семью, просто начнут искать себе другую работу. Хрущева позже назвали волюнтаристом. Как тогда наших будем завтра называть? Если мы все про еду, да про еду, то вспомним уж и уничтожение санкционных продуктов. Опять же некоторые комментаторы видят в этом огромное благо для отечественного сельского хозяйства и импортозамещения. Неужели этот контрафакт попадал нам в таком огромном количестве, что вставал стеной на пути развития российского сельхозпроизводителя? И вообще как он к нам попал? Кто в этом виноват? Если таможенники или другие ответственные за этим следить службы по халатности либо по мздоимству то не правильнее ли было бы начинать с них? Еду уничтожать нельзя, и только нравственно глухие люди этого не понимают. И не только потому, что страна за 100 лет пережила много голодных или полуголодных периодов. Даже сегодня, по разным данным, голодают около 4 млн человек, за чертой бедности живут 16 процентов, треть просто недоедает, недополучая необходимое для здоровья количество белковой пищи и фруктов. Зачем уничтожать: конфискуйте и передайте в детские дома, дома престарелых. Ведь государство все равно тратит на это деньги, почему хотя бы не сэкономить на этом? Комментаторы-оптимисты пишут: да у нас своего завались, зайдите в магазин — полки ломятся. Это говорят те, у кого есть на это деньги; те, кто никогда не был в детском доме или доме престарелых. Журналист Аркадий Бабченко удочерил трех девочек из детдома. Вот что он пишет (http://echo.msk.ru/blog/ababchenko/1600844-echo): «Рита в нашей семье появилась первой, лет десять назад. Было ей шесть или семь лет. Пожарили яичницу. У ребенка были совершенно квадратные глаза — как вы это сделали? За шесть лет в детском доме ребенок ни разу не видел жареного яйца. Только вареные. Мясо есть не могла. Отсутствовал жевательный рефлекс. Ну, то есть вот совсем — только каша и картофельное пюре. Ну, еще вареную курицу. Это максимум. В шесть лет — панкреатит, дефицит веса, рвота от любой пищи, которая не представляет из себя перетертую с водой детдомовскую кашу. Ну, бог с ним. Это было десять лет назад — темное прошлое, проклятое либеральное наследие, дешевая нефть, Путин всего пять лет у власти. Ок. Свету взяли из детдома два года назад. О том, что она никогда не видела — не то что не ела, не знала о его существовании, то есть даже на картинке не видела! — винограда, мы выяснили в ее первый же визит. Как раз Новый год был. Ставлю виноград на стол, спрашивает — что это такое». При всем этом мы хвастаемся, сколько еды задавили, а завтра будем хвастаться, сколько коров перерезали в личных подсобных хозяйствах. Российский народ привык к экспериментам над собой, но сколько же можно. Или это даже не эксперимент? В популярном когда-то сериале «Адъютант его превосходительства» один отрицательный персонаж хотел сказать: «Я хочу сделать эксперимент», а сказал «Да я, это… экскремент… хочу сделать!»... А что? Мы все так делаем.