Почему Ипатову позволили убивать, и есть ли политика в деле Дмитриева?

Елена Аскерова встретила меня в холле отеля «Piter Inn», где в предвкушении приближающегося Нового года уже робко зажглись первые праздничные гирлянды. В походке, интонации, облике бывшего прокурора Петрозаводска произошли почти неуловимые изменения, которые смягчили, сделали более женственными ее улыбку, взгляд, жесты. Но, когда речь заходила о серьезных вопросах, связанных с прокуратурой, твердые нотки в голосе вновь брали верх.  

Прошло чуть больше месяца с того момента, как Елена Аскерова сменила погоны на кабинет заместителя генерального директора ООО «Piter Inn». Ее кабинет на втором этаже отеля пока без опознавательных знаков. «Не успела обзавестись табличкой», - рассмеялась Елена Аскерова. 
Внутренний интерьер ее нового места работы выглядел весьма минималистично. Обычный средних размеров кабинет, выполненный в мягких тоннах, компьютер, календарь на стене, полупустые полки в шкафу. Чувствовалась, что новая хозяйка кабинета еще не успела здесь обжиться. 

- Елена Алексеевна, в последние годы я с сожалением наблюдаю, как из правоохранительных органов уходят профессионалы. В неофициальных беседах я не раз слышала, что стало невозможно работать, не вступая в конфликт с собственными представлениями о справедливости. В вашем желании кардинально изменить свою жизнь присутствовал этот мотив? Вы не производите впечатление импульсивного человека, готового на резкие шаги под влиянием эмоций. Тем интереснее: чем было продиктовано ваше неожиданное для всех решение уйти из прокуратуры? 

- Это вопрос не из легких. Вся моя сознательная жизнь связана с прокуратурой. В последнее время у меня возникло ощущение, что я остановилась, перестала расти, развиваться, чему-то учится. Расти не в профессиональном смысле, а в личностном. С руководством республиканской прокуратуры у меня сложились нормальные деловые отношения.

Я такой человек, что всегда отстаиваю свою точку зрения, не могу молчать, если чувствую, что права. Наверное, в определенные моменты это выходило мне боком, но я не могу сказать, что руководство пыталась как-то на меня давить. Меня выслушивали, могли соглашаться, могли спорить, говорить, что я не права. Но все это было в рамках обычных рабочих отношений. Когда я сообщила прокурору Карелии о своем решении, он был удивлен.  

Я искренне думала, что никогда по собственной воле не уйду из прокуратуры. Я жила своей работой. Мне даже дочь сказала, что до последнего не верила, что я решусь на этот шаг. В сентябре я вернулась из отпуска, и это сложно объяснить, но ко мне пришла внутренняя уверенность, что мне пора что-то менять в своей жизни, что я больше так не могу и не хочу жить. 

- Что вас не устраивало в «прокурорской» жизни? 

- Внешне все устраивало. Вроде и зарплата хорошая, и авторитет есть, и свою профессию я хорошо знаю, и коллектив в петрозаводской прокуратуре сложился прекрасный. Но подсознательно меня не оставляла мысль, что пришло время уйти. Я каждое утро садилась за руль и обдумывала свое решение. У меня и силы были продолжать работать, и возможности, и опыт, и никакого внутреннего конфликта между моими убеждениями и работой не было. В моей жизни все было отлажено как в хорошем часовом механизме, где каждое мгновение предсказуемо.

Возможно, не хватало какого-то драйва, хотя я по натуре не авантюрист. Даже рапорт об уходе «вылеживался» у меня в столе недели три, прежде чем я решилась его подать.   

- Что оказалось самым сложным?

- Самым тяжелым было оставить коллектив. Я себя психологически настраивала, чтобы не расплакаться на проводах, внушала себе, что все равно останется общение, будут встречи. 

- Насколько женщине сложно возглавлять прокуратуру города? Как вы выстраивали отношения с подчиненными?

- Как и мужчине. Я не разделяю мужские и женские качества, гендерный принцип не для меня, я, например, не люблю, когда мне помогают надевать пальто: у меня есть руки и силы, и я это сделаю сама. Пусть это звучит нескромно, но я считаю себя гораздо умнее, сильнее и выносливее многих мужчин, не терплю быть размазней и не терплю таких людей. И не самоутверждаюсь, унижая других. Меня родители научили общаться с другими людьми так, как мне хотелось бы, чтобы обращались со мной. Я практически никогда не наказывала своих детей. И с подчиненными я старалась выстраивать отношения максимально ровно, без лишней нервозности, которая только мешает работе. Хотя когда я пришла в петрозаводскую прокуратуру, мне было непросто. Я не была готова к тому валу работы, который на меня обрушился. Помогло то, что «костяк» в прокуратуре города уже был сформирован. Мне оставалось только правильно распределить между коллегами разные направления работы.

- Вам по долгу службы приходилось постоянно оценивать качество проведенного следствия. Меняется ли профессиональный уровень следственных органов и, если да, то в какую сторону?  

- Я всегда была убеждена, что следственные отделы должны быть в составе прокуратуры. В этом случае следователям, помощникам прокурора проще нарабатывать опыт, расти профессионально. Сейчас помощник прокурора встречается с уголовными делом, как правило, в суде. Говорить о том, улучшилось или ухудшилось качество следствия очень сложно. Дело в том, что 25 лет назад были совсем другие уголовные дела. Сейчас и в полиции, и в следственном комитете расследуются очень сложные экономические преступления, преступления против личности, связанные с сексуальным насилием в отношении несовершеннолетних. Нужно быть не просто хорошим юристом, но одновременно экономистом, психологом, а иногда и психиатром. Наверное, если бы не произошло выделения из органов прокуратуры следственного комитета, то качество следствия было бы выше, а кадры лучше подготовлены. 

- Несмотря на то, что качество следствия далеко от идеала, в России подозрительно мало оправдательных приговоров. В чем причина: судейский корпус теряет самостоятельность и все чаще идет на поводу у правоохранительных органов?

- Если сравнивать с американской системой, то там, действительно, очень много оправдательных приговоров. Но в США по многим уголовным делам нет предварительного следствия, прокурор и адвокат идут в суд, где решается виновен или нет человек. У нас, чтобы направить дело в суд, нужно проделать огромную работу, которая занимает 2-3 месяца, а то и гораздо больше. Я, наверное, до мозга костей прокурор и не могу сказать, что оправдательных приговоров у нас мало потому, что суды идут у следствия на поводу. Я на себе ощутила, на тех делах, по которым принимала участие в качестве гособвинителя, что Петрозаводский городской суд не оглядывается на правоохранительные органы. На моей памяти было несколько оправдательных приговоров по тем делам, которые я направляла в суд и была уверена в доказанности вины подсудимого.    

- Один из редких случаев, когда Петрозаводский городской суд пусть частично, но оправдал подсудимого по тяжкому обвинению в изготовлении детской порнографии, - это громкое дело историка Юрия Дмитриева. Верховный суд РК отменил фактически оправдательный приговор. Против Дмитриева выдвинуто новое обвинение в насильственных действиях сексуального характера в отношении приемной дочери. По понятным причинам, рассмотрение дела проходит в закрытом режиме, так что у журналистов очень мало информации. Вы поддерживали обвинение в суде. Вы действительно верите в виновность Дмитриева?  

- Я придерживаюсь позиции, что права потерпевшей в этом деле превыше всего. Сторона защиты пользуется тем, что дело рассматривается в закрытом режиме, и преподносит ситуацию под определенным углом зрения. Пока нет вступившего в законную силу приговора, ни следствие, ни гособвинение не имеет возможности высказать свою позицию. Вопрос виновности или невиновности Дмитриева – это прерогатива суда.

Я утвердила обвинительное заключение и по первому делу Дмитриева, и по второму, которые сейчас объединены в одно производство. Тех доказательств, которые имелись в материалах дела, было достаточно для того, чтобы направить дело в суд. Я не понимаю, почему оно вызвало такой резонанс.

Мне непонятна позиция известных людей в нашей стране, которые высказывают свою точку зрения, не зная материалов дела. 

- Потому что есть опасение, что дело имеет политическую подоплеку.

- Подобные дела в суды направляются десятками. С моей точки зрения, Дмитриев совершил обычные общеуголовные преступления. Там нет никакой политики даже близко. Когда я готовилась к прениям по этому делу, я начала с закона о реабилитации жертв политических репрессий, о роли нашего государства на этом направлении деятельности, о том, какое большое вниание уделяется рабилитации жертв политических репрессий. Дмитриев занимался законной деятельностью по увековечиванию памяти, зачем государству его преследовать? Я слышала мнение о том, что Дмитриева судят потомки тех, кто был в сталинских тройках. Моего деда репрессировали в 1945 году за то, что попал в плен к фашистским захватчикам, и мой отец, когда ему было два года, ехал в Беломорск в товарных вагонах. Дед был потом реабилитирован. Повторюсь, что никакой политической окраски в деле нет. 

Меня беспокоит, что за всем этим публичным обсуждение стоит маленькая девочка, у которой вся жизнь впереди. Ее бабушку совершенно, на мой взгляд, несправедливо поливают «грязью». Те жизненные обстоятельства, с которыми она столкнулась, не дают права ее обвинять. Нужно видеть эту девочку, у которой есть и характер, и твердость, и эту бабушку, чтобы понять, что в действительности происходит. 

- В прокуратуру часто приходят граждане в поисках защиты. Наверняка были яркие истории, которые запомнились? 

- Не так давно из другого региона к нам приехал мужчина, чтобы приобрести автомобильный кран. У него была крупная сумма наличных – более трех миллионов рублей. Для надежности он взял с собой друзей. Он заплатил за кран и на следующий день должен был уехать на нем к себе домой. Продавцы пообещали загнать кран на охраняемую стоянку, дескать, утром без проблем можно будет забрать. Даже в гостиницу покупателя  устроили. Он утром приходит с друзьями за техникой, а крана нет, денег нет, продавцов нет. Мужчина неоднократно обращался в правоохранительные органы. Я обратила внимание на этот случай. Было очевидно, что это мошенничество и в нем замешаны граждане из другого региона, как выяснилось из Краснодарского края. Сотрудникам полиции пришлось выехать в командировку в Краснодарский край. В результате под контролем прокуратуры города преступление было раскрыто, мошенник задержан, а уголовное дело направлено в Краснодарский край. 

Пострадавший в жалобах  указывал: мол, его предупреждали, что Карелия – криминальный регион, а полиция пустит все на самотек. Конечно, было обидно и за Петрозаводск, и за республику. Когда преступление было раскрыто и в середине августа дело ушло в Краснодарский край, я испытала искреннее удовлетворение. 

Хотя, к сожалению, далеко не всегда удается помочь. Мужчина из Беломорского района хотел приобрести за 4 миллиона рублей микроавтобус. Он приехал в Петрозаводск и перечислил деньги через так называемый кассовый центр, который возвращает 2% стоимости покупки. Деньги по назначению так и не поступили. Они были обналичены, и их следы терялись в Санкт-Петербурге. Схема оказалась запутанной, в ней участвовали несвязанные друг с другом случайные люди, которым просто заплатили небольшие деньги за доставку пакета, за передачу его третьему лицу. Следствию так и не удалось найти злоумышленников. Я знаю, что очень многие пользуются схемой, когда крупные суммы перечисляются через кассовые центры, а затем часть денег возвращается. Вроде бы было все нормально, без сбоев. А тут вот «выстрелило»: мужчина, который и раньше пользовался этой схемой, потерял более 4 миллионов рублей.   

- Жители Петрозаводска испытали настоящий шок, когда несколько дней в городе орудовал убийца Антон Ипатов. Как позднее выяснилось, в полиции знали о совершенном им преступлении, даже дозвонились до него, но преступник продолжал оставаться на свободе. Это стоило жизни двум женщинам. Никто из представителей правоохранительных органов даже не потрудился объяснить гражданам произошедшее. Как такое возможно? 

- То, что произошло в Петрозаводске, я расцениваю как свою боль. Когда пришла информация о первом, а потом о втором убийстве, я понимала, что есть вина городской полиции, прокуратуры, что за валом документов, проверок, формализма не увидели конкретную ситуацию. По факту нанесения ножевых ранений первой жертве – девушке, которая осталась жива, следственный комитет сразу же возбудил уголовное дело. Было известно, что преступление совершил Ипатов, и следственный комитет пытался его задержать. Никто не ожидал, что ситуация зайдет так далеко. После ранения девушки, он сдал комнату в общежитии и скрылся. Оперативно его задержать не смогли. 

- Но у него же был мобильный телефон. Разве сложно было установить его местонахождение? 

- Да, у него был мобильный телефон. Было даже решение суда о том, чтобы установить по телефону его местонахождение. Но от телефона он избавился. Я не оправдываю ни действия прокуратуры, ни полиции, оценку которой даст следственный комитет. И прекрасно понимаю, что мои объяснения не нужны родственникам потерпевших. 

- Почему никто даже не извинился перед гражданами? 

- Мне сложно сказать. Я считаю, что какую-то дозированную информацию нужно было давать. В те дни мне звонило много журналистов, я пыталась объяснить им ситуацию, говорила, что они сеют страх в городе. В интернете моментально появлялись записи с места преступления, все это выкладывалось в сеть, я думала о том, что в этот момент испытывают родственники жертв. Не хотелось, чтобы в городе началась истерия.

- Елена Алексеевна, как на вас повлияла долгая работа в прокуратуре?

- Твердость, сила духа.  Когда я прихожу с работы, даже дочь просит: мама, переключись, убери металл из голоса. Я, естественно, этого не замечаю, мне кажется, что разговариваю нормальным голосом. Наверное, мой, и без того неслабый характер, еще более укрепился. Я весьма стрессоустойчива. Когда возникают серьезные проблемы, я стараюсь ничего не делать сгоряча, мой принцип – утро вечера мудренее. И это работает. 

- Что вы почувствовали, когда последний раз переступили порог прокуратуры?  

- Это была пятница. Когда я вышла из прокуратуры, то грусти не было точно. Я понимала, что меня ждет иная жизнь. 

- И какова она, «иная жизнь»? Чем вы теперь занимаетесь? Как вас угораздило попасть в гостиничный бизнес?

- Я всегда хотела заняться чем-то другим. А поскольку очень люблю путешествовать, то сфера туризма меня всегда интересовала. Подвернулся случай. Найти эту работу помогли человеческие отношения, которые давно возникли. Не могу сказать, что мне все легко дается. Система работы в отеле давно отлажена, здесь прекрасный коллектив, так что в этом смысле мне проще. Моя задача, чтобы все службы работали без сбоя. Обычно гости отеля видят только внешнюю праздничную сторону. И это правильно. Но за привычным комфортом скрывается огромный сложный механизм, требующий постоянного внимания.  

Погоны все же накладывают отпечаток на человека. Ты постоянно как натянутая струна. А сейчас, несмотря на то, что приходится осваивать много новых для меня сфер, появилась какая-то внутренняя свобода. Словно легкие расправились. Уже никто не будит по ночам, сообщая об очередном ЧП. Такое ощущение, что из моей жизни уходит отрицательная энергия.