Наш человек-оркестр
С миром Роман Унукайнен взаимодействует разными способами. Ритм задают африканские барабаны. Скорость определяет ветер, набирающий силу на вершине Эльбруса. Направления движения возникают в процессе движения по жизни вместе с подопечными нескольких общественных организаций, которым требуется проводник, наставник и вдохновитель.
Запись Наш человек-оркестр впервые появилась "Республика".
В августе доктор Роман Унукайнен, заведующий психоневрологическим отделением Кондопожской ЦРБ, поднялся на вершину Эльбруса, чтобы проверить себя и собрать деньги на новые окна в Центре «Преодоление». Немалую часть занятий в этом центре общения для людей с психическими расстройствами он проводит сам. А еще руководит джаз-бэндом и театром для людей с ОВЗ, историко-морским клубом «Гардемарины», где занимается со школьниками фехтованием, строит реплики старинных лодок и превращает историю в живое дело. Для людей с деменцией и их родственников Роман вместе с волонтерами создали единственное в Карелии альцгеймер-кафе при клубе «Незабудка». И еще он больничный клоун Шляпа и танцедвигательный терапевт. В третий раз в Кондопоге его выбирают человеком года.
— Как у вас возникла идея совместить подъем на Эльбрус и сбор денег на окна в центр реабилитации людей с психическими отклонениями?
— Я как сын капитана дальнего плавания, который в детстве прочитал книги из нескольких мурманских библиотек, думал, что идеальная жизнь должна быть связана с какими-то путешествиями, подвигами и приключениями. Может, поэтому я создал в Кондопоге клуб «Гардемарины», где мы с мальчишками занимаемся тем, чем я сам мечтал заниматься в детстве. Потом я понял, что в мои годы уже надо бы свои какие-то мечты исполнить и сходить в горы, почувствовать то, что испытывают настоящие альпинисты. И в этот вирусный год, когда на самом деле вариантов, как его прожить, было немного, я решил эту мечту исполнить. А так как мы уже несколько лет бьемся, чтобы заменить окна в нашем реабилитационном центре «Преодоление», где я тоже являюсь президентом, то и возникла идея по типу озарения: всё это совместить, сделать сбор пожертвований на окна и одновременно зайти на эту гору. Казалось, что это красивый проект, который может привлечь внимание людей.
И в самом деле восхождение на гору символизирует реабилитацию наших ребят с психическими заболеваниями. В силу своих особенностей жить нормальной жизнью для них является настоящим свершением, подвигом. Выбор пал на Эльбрус, потому что из 5-тысячников это самая популярная вершина. На Эльбрус может взобраться даже новичок со средней физической формой с небольшой альпинистской подготовкой. Поэтому, правда, сюда идет много людей неподготовленных, и по количеству ежегодно погибающих здесь туристов Эльбрус находится на втором месте после Эвереста.
Несмотря на то, что вершина вроде бы для новичков, пришлось мне там непросто. Думаю, это было на пределе моих сил и стало настоящим подвигом, потому что ни в каком еще своем деле я никогда не доходил до такого истощения сил. Был практически 12-часовой подъем на вершину. Из-за разреженного воздуха ты чувствуешь себя там таким слабым ребенком — каждый метр преодолевается с трудом, все время нужно контролировать дыхание, на вершине — минус 20. Погодные условия у нас были не очень: холодно (минус 20) и скорость ветра 40 метров в секунду. Ветер практически сбивал с ног. Последние 20 метров, когда мы шли по перилам, я полз на одной только силе воли. С перил я периодически срывался, висел на страховке, опять забирался. То есть там было настоящее кино. Держало то, что я шел за окнами. Не хотелось подвести людей, которые жертвовали деньги. Так или иначе 15 августа я поднялся на самую верхнюю точку Европы. Это было свершением для меня и финалом всей этой истории с окнами. Собрали 75 тысяч рублей, не всю сумму, которую планировали. Но фирма сделала нам скидку, мы нашли мастера, который поставил окна бесплатно — и мы вписались в эту сумму. Проект со всех сторон удался, и, наверное, еще долгое время мне будут сниться горы.
— На вершине Эльбруса вы думали про окна?
— Я уже про всё думал. Искал в себе ресурсы, чтобы преодолеть эти последние метры: думал о родителях, о жене, об окнах, о «Преодолении» и о мальчишках из «Гардемаринов» — пускай гордятся, что их тренер что-то совершил. На эту гору за сезон поднимается много людей, так что это не является достижением, но для меня это равнялось личному подвигу.
— Как вы стали президентом «Преодоления»?
— В 1998 году, когда я только окончил медицинский факультет, пошел в ординатуру по психиатрии и меня уже готовили как заведующего психиатрическим отделением в Кондопоге, уже тогда была мысль, что нужно выстраивать систему реабилитации пациентов. Потому что вот эта линия «диагностика-лечение-реабилитация» именно для пациентов с психическими расстройствами является попросту необходимой. Иначе их не вернуть в общество. И вот тогда благодаря усилиям, в первую очередь, нашего социального работника Иры Екимовой и психолога Оксаны Кабацкой мы создали первую группу по типу клуба общения. И потихоньку, пошагово, всё развивалось: появилось помещение, мы обжились мебелью, начали брать какие-то гранты. Дошло до того, что в 2009 году мы создали общественную организацию «Преодоление», у нас появился собственный центр — 136 квадратных метров. Сейчас он носит имя швейцарского врача Рудольфа Графа, потому что первые шаги нам помогли сделать участники швейцарско-кондопожского общества дружбы. Сейчас мы имеем больше десяти реабилитационно-досуговых направлений: это и музыкальная терапия, и танцевальная, у нас есть инклюзивный театр, мы занимаемся правополушарной живописью, краеведением, проводим психологические тренинги, занятия практикой цигун, спортивные занятия, работаем с врачом-диетологом. На выигранный президентский грант мы создали творческую мастерскую «Каракули», где ребята из своих рисунков делают сувенирную продукцию: футболки, кружки, календари, магниты. Занятия у нас идут 5-6 раз в неделю по 2-3 часа. В основном работают волонтеры. Ребята живут насыщенной жизнью, и некоторые здоровые люди им даже завидуют — насколько они интересно живут.
В этом году у нас два проекта: «Время перемен», где мы пытаемся сформировать принципы здорового образа жизни у ребят с инвалидностью. Работаем в этом плане и с интернатами, в этом году пришлось осваивать дистанционные методы работы. Плюс у нас работает проект «Альцкон» — это работа с семьями, в которых живут люди с деменцией. Раз в месяц, когда позволяет эпидемиологическая ситуация, мы проводим встречи в альцгеймер-кафе клуба «Незабудка». Семьи с людьми с деменцией встречаются, общаются, пьют вместе чай, участвуют в концертах, подготовленных кондопожскими артистами. Чем больше люди с деменцией взаимодействуют с другими людьми, тем медленнее прогрессирует у них когнитивный, то есть, познавательный, дефект.
— Сколько человек занимается в Центре «Преодоление»?
— В центр приходят 15-20 ребят с разными диагнозами: есть и шизофрения, и органическое поражение ЦНС, деменция, умственная отсталость. Мы живем хорошо. Я сам провожу занятия по цигун (по ходу дела стал инструктором по китайским оздоровительным системам) и играю с ними на джембе — африканских барабанах. У нас даже создан ансамбль «Лимпопо-бэнд» — на два музыкальных альбома уже есть материал.
С этими барабанами была отдельная волшебная история. Во время очередных курсов усовершенствования в Москве я решил обучиться технике игры на барабанах. Нашел студию, которой руководил сенегалец. Когда там узнали, для чего мне эти навыки, то стали бесплатно со мной заниматься, а в итоге подарили пять барабанов — настоящих, африканских. Каждый из них стоит, наверное, 30-40 тысяч. Так я вернулся с курсов повышения квалификации по психиатрии с кучей барабанов. Сейчас мы на них играем.
Плюс у нас есть театральная студия, где я режиссер. Мы достаточно удачно развиваемся — уже гастролировали с нашими спектаклями и в Москве, и в Петербурге, и в Пскове. Поездили с мюзиклом «Бременские музыканты» по Карелии. И даже гастролировали в Швейцарии, где давали музыкально-театральные концерты в реабилитационных центрах.
Я считаю, что в маленьких городках люди с психическими расстройствами должны иметь возможность достойной реабилитации. Девиз нашего «Преодоления»: «Впусти в себя солнце!». Получать радость от жизни может каждый, и мы стараемся научить этому и наших ребят.
— Есть ли место юмору в «Преодолении»? Не всякий рискнет назвать клуб для людей с деменцией «Незабудкой»!
— С «Незабудкой» все проще. Партнером в проекте «Альцкон» у нас выступает благотворительный фонд «Альцрус» — это самая компетентная организация в России, которая занимается проблемами деменции. Идея альцгеймер-кафе пришла из Европы. В каждой стране сеть этих клубов носит свое название. У нас — «Незабудка». Были претензии: вы издеваетесь над бедными людьми? Но тех, кого напрямую это касается, такое название не задевает. Альцгеймер-кафе есть в Москве, в Петербурге, в Самаре, в Калининграде. Кондопога — единственный город в Карелии в этой дружной семье. А то, что этим делом надо заниматься весело и с радостью, несомненно. Потому что, во-первых, это профилактика выгорания, поскольку есть очень тяжелые ребята и драматичные истории. И с другой стороны, ты сам должен быть для них ориентиром, харизмой брызгать вокруг, потому что чем больше в человеке радости, тем больше у него сил с этой болезнью справляться.
Наше внимание — это как фонарик. Каждое мгновение жизни — это 10% чего-то плохого и 10% радости, а остальное — в полутонах. И в твоей воле направлять фонарик внимания. Если на радость, то ты всегда будешь сильным, с ресурсом, с улыбкой, и у тебя всегда будут силы двигаться вперед. Если будешь смотреть на плохое, то силы будут уходить только на то, чтобы принять эту ситуацию. Поэтому мы ищем везде радость, и она всегда находится.
— Как связано движение с психическим здоровьем? Я знаю, что вы еще выступаете в роли танцедвигательного терапевта!
— Психотерапия — это моя большая любовь. Таблетка обычно не решает всех проблем пациента с психическим расстройством, а таблетка плюс психотерапия помогает в ряде случаев добиться не только более высокого качества жизни, но и фактически сделать человека здоровым. И поэтому у меня есть диплом когнитивно-поведенческого психотерапевта, есть сертификат музыкального терапевта и танцедвигательного. Страсть к танцам у меня давняя. В студенчестве я даже занимался в театре «Тень» у Оли Карклин. Когда я узнал, что есть целое направлении в психотерапии — танцедвигательное, то загорелся попробовать. Я съездил в Москву на курсы и потом начал потихоньку проводить тренинги. Смысл в следующем: естественно, у человека все взаимосвязано, сознание и тело — это единое целое. И если есть какие-то проблемы, то всё это отражается в теле. Тревога выражается в хронических зажимах, учащенном дыхании, периодических сердцебиениях и прочем. Тело очень точно диагностирует то, что происходит в душе. Но есть и обратный путь: стоит что-то поменять в теле, изменения произойдут и в душе. Я вообще считаю, что такой тренинг нужен каждому, чтобы попробовать решить свои проблемы, обновиться и зарядиться. Сейчас танцедвигательной терапией я занимаюсь с участниками Благотворительного фонда имени Арины Тубис. Там у меня две группы: люди с онкологией и мамы детей с онкологией.
— Почему вы стали психиатром?
— За каждым выбором стоит какая-нибудь история. Я всё детство хотел быть археологом, потому что очень любил историю. В старших классах прочитал чудесную книжку Джеймса Хэрриота про ветеринарного врача и загорелся стать ветеринаром. Родители всё же пытались завернуть меня в медицину, говоря, что лечить людей не менее интересно, чем животных. Может, сыграло свою роль в выборе профессии одна чешская сказка про мальчика, который в свое время спас Смерть. И тогда Смерть сказала: ты можешь стать врачом и спасать людей, если я буду стоять у ног больного. Если я встану у изголовья, ты должен отпустить человека. Естественно, юный врач не послушался, всё время вытаскивал больных, и, в конце концов, Смерть его привела в сад, где горели свечи, и предложила ему жизнь в обмен на чью-то другую, которая горит в виде свечки в этом саду. Но врач, исходя из своего благородства, отказался от такой сделки и умер. И меня как-то здорово эта история тронула, и мне захотелось иметь профессию, которая была бы в чем-то миссией, несла добро и помощь людям.
Сперва я хотел быть анестезиологом, как моя бабушка, но так как я человек по-фински медлительный, то после практики в палате ИТАР понял, что реанимация — не мое, потому что здесь надо очень быстро шевелиться и принимать решения. И где-то на старших курсах у меня случилась своеобразная метафизическая интоксикация, когда я вдруг увлекся Рерихом, меня стали волновать вопросы души и сознания, плюс у нас начался курс психиатрии, который читал профессор Марк Михайлович Буркин, человек, увлеченный профессией, прекрасный профессионал. Я как-то вот принюхался к этому делу и понял, что это мне интересно. Ну, и ни разу не пожалел.
Психиатр ведь не только врач, он еще выступает как педагог. Есть у него даже родительская функция к своим пациентам, потому что многие из них не очень адаптированы к жизни и приходят часто не только за лечением, но и за советом в каких-то бытовых вопросах. В чем-то ты меняешь человеку его мировоззрение, его отношение к жизни, предлагаешь новый вариант взаимодействия с миром.
— В романе Кизи «Пролетая над гнездом кукушки» ваша служба выступает в виде карательной организации. Приходилось вам применять насилие над пациентами?
— У Кена Кизи все-таки психиатрическая клиника выступала как символ в отношениях человека и государства. Где и что есть свобода? Это история не про психиатров, это история про свободу и про то, какую цену иногда приходится за нее платить. А насчет карательной психиатрии — да, мне приходится госпитализировать людей недобровольно. Особенно тех, которые представляют опасность для себя и окружающих, но я делаю это не в гневе и не со зла. Это тоже является проявлением милосердия и добра к этому человеку. Если я не сделаю это вовремя, то он что-нибудь натворит, совершит какое-нибудь правонарушение, которое, возможно, сломает его судьбу. И многие из тех людей, которых я с принуждением госпитализировал, потом приходили и говорили мне «спасибо», и у нас с ними прекрасные взаимоотношения. Оставаться честным, с любовью относиться к своим пациентам, желать им добра — в этом тоже есть смысл нашей профессии.
— Что вам дает общение с людьми, имеющими психические расстройства?
— Каждая ситуация нас чему-то учит, в чем-то делает нас мудрее. И то, что я по жизни немало взаимодействую с людьми с нарушениями психики, наверное, позволило мне понять, насколько разнообразен мир, насколько многие вещи в этой жизни можно принять и как-то, может, четче выстроило мои ценностные ориентиры, связанные с ответами на вопросы, для чего стоит жить, как взаимодействовать с людьми, где находить ресурсы? Это те вещи, на которые мы опираемся, когда принимаем решения. Со временем я перестал уходить в крайности, научился различать полутона.
— Можете вспомнить момент недавнего сильного впечатления от чего-либо?
— Я считаю, что всегда надо искать красоту и то, что может дать тебе силы и радость. Из последних таких впечатлений — путешествие с женой в Лахденпохью. Случилось, что я там увидел целых три музея деревянной скульптуры. Галерею, посвященную войне, — на горе Филина. Такие идеи классные: Василий Теркин, солдат с журавлями — зацепило. Потом поехали в город. Есть там парк — аллея Калевалы, где стоят персонажи из эпоса, тоже деревянные, интересно сделаны. На фоне сумеречного неба эта аллея выглядела мистически. И потом напоследок мы заехали в Музей ангелов. Там стоит старая кирха, которая в 1977 году сгорела, крыши нет, и там сделали музей ангелов. Там есть ангел прошлого кирхи, весь обожженный. Есть ангел с фонариком, ангел с котом, который поливает грядки с капустой. Были сумерки, играла нежная тихая музыка. И ты проваливаешься в атмосферу этого места, душа твоя истончается, и как струна звучит в унисон этой атмосфере. Я вообще человек очень восторженный, поэтому мне легко получать радость и удовольствие от окружающего.
— Где у человека находится душа, как вам кажется?
— Думаю, все мы узнаем это в свое время. Хотелось бы, чтобы душа была бессмертной — радостнее думать, что что-то там нас еще ждет впереди. И это будет не хуже, чем здесь. Советую думать так, и с надеждой смотреть в будущее.
«Персона» — мультимедийный авторский проект журналиста Анны Гриневич и фотографа Михаила Никитина. Это возможность поговорить с человеком об идеях, которые могли бы изменить жизнь, о миропорядке и ощущениях от него. Возможно, эти разговоры помогут и нам что-то прояснить в картине мира. Все портреты героев снимаются на пленку, являясь не иллюстрацией к тексту, а самостоятельной частью истории.
Запись Наш человек-оркестр впервые появилась "Республика".