У жителя карельского поселка дом, в котором он был прописан, растащили на дрова

У Виктора Ивановича Васильева разобрали дом. Дом в селе Шуньга, в котором он был прописан. Он уехал в Медгору на заработки, вернулся, а дома нет. То ли соседи, то ли бродяги разобрали двухэтажный, восьмиквартирный дом на дрова. И теперь прописка у Виктора Ивановича есть, а дома нет. И куда человеку податься? Впрочем, это история не про данный конкретный случай, а про судьбу. Про целую человеческую жизнь — одну из тысяч таких же.

Горбыль и штакетник

Васильев родился в деревне в Вологодской области 55 лет назад. Затем семья переехала в село под Выборгом, где и закончил он школу. Год работал трактористом, потом армия на Дальнем Востоке. Полгода в Хабаровске и еще полтора в Комсомольске на Амуре. Любили в нашей стране отправлять детей служить подальше от родителей. Видимо, чтобы мужали активнее. После службы остался на сверхсрочную. Так и оказался в воинской части в Медгоре. Работал водителем у генерала. Казённая квартира, нормальная зарплата, познакомился с девушкой, стали жить вместе. Жизнь вроде складывалась. Пока все не сломалось.

Оксана родилась в Петрозаводске. Жила с мамой и бабушкой в районе Птицефабрики. Но в 86 году мама поссорилась с бабушкой, не захотела с ней жить, а жилье и работу предложили ей в Медвежьегорске. И перевезла она восьмилетнюю Оксану в барак возле железнодорожных путей в Медгоре, а сама стала работать на железной дороге сигнальщицей. В этом четырехквартирном бараке на улице Дорофеева Оксана и выросла. Одна комнатка, вместо туалета, ведро, а, когда мимо проходил поезд, дом шатался как при землетрясении – уж больно близко от путей он стоял. И вот в 17 лет познакомилась она с генеральским водителем. И стали они жить вместе. Жизнь, вроде, стала налаживаться. Но все как-то вдруг сломалось.

Виктор и Оксана. Фото: «Губернiя Daily»

На Виктора пожаловалась соседка. Выпил он. Наверное, пошумел. Нарушил, в общем, дисциплину и был уволен к чертям собачьим. А заодно и выгнан из квартиры. И стали Оксана с Виктором жить вместе с Оксаниной мамой в однокомнатном бараке у железнодорожных путей. Работали в РСУ. Оксана — сторожем, Виктор – трактористом. Денег им не платили. Расплачивались штакетником и горбылем. Это доски такие. Виктор построил во дворе сарай и уличный туалет. А оставшийся горбыль можно было продавать и на вырученные копейки покупать еду. Такая жизнь казалась невыносимой, и Виктор с Оксаной перебрались в Шуньгу – небольшой поселок в 56 километрах от Медвежьегорска. Там жил брат Виктора, который помог ему получить в Шуньге жилье.

Даже не в самой Шуньге, а в примыкающем к этому селу поселке со странным названием ММС. В двухэтажном гниющем бараке. Но комнат, правда, было целых две. Без Оксаниной мамы. И поезда не ездили по головам. Вот только работали не за деньги, а за еду. Оксана на переборке картофеля, Виктор в кочегарке и трактористом. Платили им картошкой, хлебом и иногда маслом.

Хорошо, летом можно было ягоды собирать, — вспоминает Оксана. – С ягод хоть немного денег имели. И еще я рыбу ловила. Удочкой. Плотву, окуней, иногда щуку. Потом по избам бабкам ходила продавала.

Так они прожили еще пять лет. А потом умерла мама Оксаны, и они решили вернуться в Медгору. На заработки.

— Я же молодая была, — говорит Оксана. – Хотелось одеться, обуться.

Поселились в том же домике у путей. Вместе с кухней 24 квадратных метра. Работали на лесозаводе. Виктор трудился, что называется, на бассейне – автопогрузчик кидал в воду бревна, а люди их вытаскивали на берег. Вскоре родилась дочь… И тут лесозавод разорился. Их сократили. Виктор стал работать грузчиком и водителем на овощебазе, а Оксана устроилась в Жилтрест.

А потом у нас родился сын, — говорит Оксана. – Только он через 7 дней умер. Началось кровотечение, и не спасли. Но дали материнский капитал. Я на него дочке комнату в общежитии купила. Там теперь все втроем и живем. А квартира на Дорофеева признана аварийной. В 24 году мне за нее обещают такую же, но не аварийную.

Сейчас Виктор работает при Жилтресте дворником. Убирает дворы. До пенсии ему еще 3 года. Оксана, помимо основной работы, моет подъезды. 500 рублей за подъезд. Убирать надо раз в месяц. Набрала 10 подъездов. Вот хоть еще 5000 к зарплате.

Все эти годы Виктор периодически наведывался в Шуньгу, проверял дом. Тот потихоньку гнил, но стоял.

А однажды приезжаю, гляжу – нет дома, — рассказывает Виктор. – И мне ничего не сказали. Я же в сельсовете номер телефона оставлял. Как так? Мне теперь даже 10 тысяч в кредит не дают. Смотрят мою прописку, потом глядят в свою базу, а дома такого не существует.

Он волнуется, сразу начинает заикаться. Говорит, с детства у него этот дефект. Но это, мол, не беда. Хуже, что ему все сложней и сложней ходить. Еще до армии ему ноги переехал собственный трактор и вот, как он думает, теперь это сказывается.

— Я на заправке его на ручник не поставил, и он поехал. Я растерялся и попытался его за переднее колесо остановить. Не смог, конечно, упал. Ну, он мне ноги ниже коленей передним колесом и переехал. И остановился. Я тогда ничего такого не почувствовал. Повезло. Встал и пошел. А сейчас, наверное, сказывается.

Семьсот первые

Место, где когда-то стоял дом Виктора Ивановича, полностью заросло травой. Вроде бы, даже начали прорастать молодые деревья. Если присмотреться, кое-где проглядывает фундамент.

— Дом подгнивал уже тогда, когда мы уехали, — говорит Оксана. – Он точно вот такой был, — она показывает на соседний двухэтажный барак. – Не понимаю, почему нас не предупредили. Витя же телефон в сельсовете оставлял. Найти же нас не проблема была. А теперь место в неотапливаемом общежитии предлагают. На днях Шандалович (председатель ЗС Карелии – прим. авт.) приезжал, я ему все рассказала. Он сказал: «Надо людям помочь». А кому сказал, не понятно. В воздух куда-то. Мы жилье в Медгоре хотим, а они говорят, что будем в очереди семьсот первыми. Мы же не доживем.

Отправляемся в администрацию Шуньгского поселения. Кирпичный дом, лужа, метрах в 20 уличный сортир. Скромные реалии российской глубинки 21 века. Застаем главу поселения Людмилу Журавлеву на месте.

Из дома этого все в свое время выехали, — объяснила Людмила Валерьевна, — он стоял брошенный, вот люди и стали воровать. Растащили на дрова. Остатки крыши только валялись. Мы их убрали.

— А почему же вы меня не предупредили? – удивляется Виктор. – Я же телефон оставлял.

Но, видимо, затерялся телефон. Не помнит Людмила Валерьевна телефона. А Виктор Иванович, в свою очередь, не помнит квитанций об оплате. Вернее, квитанции за свет помнит. Платил регулярно. Отопление печное — платить не надо. Только за дрова. А других квитанций не было.

— Не могло их не быть, — уверяет Людмила Журавлева. – 7,85 рублей за квадратный метр, плюс соцнайм и капитальный ремонт. А с 15 года еще вывозка мусора.
— Не было такого, — удивляются Виктор и Оксана.
— В любом случае, Медвежьегорская администрация сможет выделить вам жилье только в Шуньге, — объясняет людям Людмила Валерьевна. – Это их полномочия, не мои. Но именно в Шуньге. Вы же здесь были прописаны. А, если вы хотите в Медгоре, то там очередь. Там 700 человек перед вами, и всем им тоже тяжело.
— А что это за неотапливаемое общежитие, в котором им предлагали жилье? – вспоминаю я рассказ Оксаны.
— В нем раньше отопление было, — говорит Журавлева, — но в 2002 году поселок заморозили. Котельная встала из-за морозов. Потом везде отопление восстановили, а в общежитии не смогли. Там люди обогревателями пользуются. Но Виктору Ивановичу не обязательно же там жилье предоставят. Может, это будет какой-нибудь деревянный дом. Не признанный аварийным. В аварийных нельзя. В общем там, где будет свободно.

Но Виктор и Оксана не хотят жилье в Шуньге. Они же живут и работают в городе и возвращаться в поселок больше не собираются. Глава поселения пытается им объяснить, что ничего ведь не изменится. Васильеву же, просто, нужна прописка в существующем доме. Она у него будет. А жить они смогут продолжать в Медгоре. Вроде, все логично. Но Виктор и Оксана словно не понимают этой, казалось бы, простой логики…

Наверное, найдется много людей, которые осудят их. Скажут, что многого хотят. Ну, получит мужик прописку в селе, а жить, как и раньше, будет в городе. В чем проблема? За какие заслуги хочет он жилье аж в самом Медвежьегорске? Тем более что у них и комната в общаге куплена, и квартира в сарае рядом с путями есть. А в 2024 Оксане, вместо сарая, вообще благоустроенную комнату выдадут. Зажрались совсем.

Но мне кажется, что такие рассуждения при всей их внешней правильности ужасны. Как и вся жизнь этих людей. Ведь они… люди. Люди, которые всю жизнь работали. Как умели, но работали. Не тунеядствовали, не паразитировали, трудились, а взамен получали лишь барак, горбыль да штакетник. И чего такого сверхъестественного они хотят? Дом на Рублевке? Виноградник в Тоскане? Столбовое дворянство? Нет. Они за все свои мытарства хотят угол в Медвежьегорске. Но даже этого для таких как они оказывается много. Ведь перед ними семь сотен таких же. А если посмотреть на всю страну, то их не сотни, а миллионы. И у каждого своя история, свой барак с ведрами, вместо туалетов и своя нищета. Или, проще говоря, свой горбыль и штакетник.