«Издранное» Геннадия Кононова – обзор колумниста ПАИ
«К боли привыкаешь. Шутки становятся уклончивы, а праздники редки. Я открыл ад в провинциальных переулках. Ад без Эвридики и других поэтических красот. И писал только о нём.
Всё написанное — в известном смысле вой. Творческий акт служит анестезией и освобождает душу для следующего страдания.
Тем не менее, я счастливый человек. Слишком многие рождаются, обучаются, размножаются, воют и до смерти не имеют понятия, что такое творчество и для чего оно.
Вдохновение не имеет ничего общего с повседневностью. Оно необъяснимо и абсолютно вне бытовых ощущений. Некоторые чувствуют его, созерцая природу во время молитвы или эмоционального напряжения. Один чудак говорил мне, что его осеняет в состоянии эрекции.
Человеческое сознание расколото. Существует ритуал норм поведения и публичных высказываний. Существует личный образ мыслей и поступков. Мои стихи принадлежат изнанке. В этом смысле они гуманистичны.
В стихах релятивируется всё внешне устойчивое и неподвижное.
Пишу, как получается. Вовсе не так, как бы мне хотелось.
Научная картина понятна теперь лишь учёным. И то — узкофрагментарно.
Лирическое понимание мира тоже доступно немногим. В этом нет ничего обидного. Ни для читателя. Ни для поэта.
Поэт должен иметь права, которыми располагают птицы небесные. Порхать, прыгать с ветки на ветку, чирикать, что заблагорассудится, нести яйца.
Я учусь всё более совершенно видеть и называть.
Всё, способствующее творчеству, нравственно. И наоборот.
Любой способ писать годится только раз. Потом он становится штампом. В этом смысле каждый художник тривиален. Способы соединения слов, звуков, красок изнашиваются, функционируют двумя, тремя порядками ниже — пока их не начинают использовать в рекламе и пропаганде.
Ни один художник не может быть образцом для другого.
Возможно, истинная традиционность — в том, чтобы отказываться и отказываться вновь от старых традиций. Пушкина почитают, но лучше бы его читали.
Я бы хотел вырастить в себе душу гибкую, отзывчивую. Душу, воспринимающую радость и страдание как единое, как духовную и художественную целостность. И вовсе я не желаю быть свободным от судьбы — но хочу воспринимать всё происходящее особым образом.
Блаженны ищущие, ибо их правота утвердится в вечности, в то время как их борьба и страдания преходящи».
Геннадий Кононов, «ARS POETICA».
Каждый раз, когда я пишу про Геннадия Кононова, то начинаю свой рассказ с этого текста, написанного им самим. В нём он предельно откровенен перед своим читателем. Психолог из Ишима Дмитрий Войтюк воспринимал его как аутопсию живого творческого организма. Эта характеристика невероятно точна. Обычно мы видим литературное произведение уже как итог, созревший плод, который хочется скорее сорвать и попробовать. Работа над произведением, эмоции и чувства, натолкнувшие на создание произведения – остаются невидимы.
«Ад в провинциальных переулках», «всё написанное — в известном смысле вой»... Немецкий философ Фридрих Ницше писал, что поэты эксплуатируют свои переживания. Вряд ли они делают это специально. Скорее – необходимая неизбежность: «Творческий акт служит анестезией и освобождает душу для следующего страдания». Но именно благодаря этим переживаниям на свет появляется поэзия, которой восхищались и восхищаются люди во всем мире. Здесь нужно отметить, что для настоящей поэзии одних переживаний недостаточно. Переживать могут все люди, многие при этом могут писать стихи, но будут ли они поэзией? Далеко не всегда. Чего же, в таком случае, не хватает? Скорее всего, особого сознания. Говоря проще – дара...
Геннадий Кононов родом из Пыталово. В этом небольшом городе, расположенном у границы с Латвией, он и прожил большую часть своей недолгой жизни, работая учителем в сельской школе и в интернате для глухонемых детей.
О поэте я узнал на первом курсе университета. По пути в буфет в фойе заметил стенгазету. На ней была фотография мужчины в сером свитере и несколько стихотворений. Кажется, она появилась к вечеру памяти. Так произошло наше знакомство. Уже многим позже взял его фотографию (другую) и стихотворение (другое) и разместил их в одном крупном поэтическом паблике. Публикация имела огромный успех. Для многих людей поэзия Геннадия Кононова стала открытием. Возможно, это открытие могло состояться и раньше, при жизни поэта, но, к сожалению, слишком много «но» сошлось в одной точке: но было мало прижизненных публикаций, но интернет и соцсети ещё не были развиты, но… но…
Если стихи Кононова печатались (хоть и редко) в газетах и журналах, то держать в руках изданных сборников своих стихов поэту не довелось. Они вышли в свет уже после его смерти. Первый («Жизнь – за прозренье») был издан в 2004 году по инициативе друзей при поддержке администрации Пыталовского района. В него вошло 45 стихотворений (поэт не дожил трёх месяцев до своего 45-летия). Второй («На русских путях») увидел свет в 2009-м, благодаря другу поэта, доценту филологического факультета и лидеру рок-группы «Отцы и дети» Вадиму Андрееву. Третий («Тиль, или Мотивы Фландрии») в 2017-м издала Людмила Исаева, жена поэта и хранитель его архива.
Наконец, четвертый («Издранное») появился год назад, он был выпущен на пожертвования друзей и поклонников творчества к 60-летию со дня рождения поэта (символичным тиражом в 60 экземпляров).
Именно об этом сборнике я и расскажу сегодня. Стоит отметить, что выбрал именно его неслучайно. Дело в том, что это единственный сборник, составленный при жизни самим Геннадием Кононовым. Все тексты набирал и расставлял в специальном порядке сам поэт.
Сборник был выпущен в трёх вариантах: с чёрной обложкой, с серой обложкой и цвета кофе. В оформлении принимал участие псковский художник Илья Сёмин.
Название «Издранное» появилось давно как шутка. Её придумал друг поэта Вячеслав Козмин к 33-летию Геннадия. Вместо буквы «б» оказалась «д». Кононову понравилось. Шутка переросла в название для полноценной книги. И, по мне, вполне отражает её смысл.
В начале статьи, рассуждая о поэзии, прозвучало слово «дар». Так вот – у Геннадия Кононова дар был. Помимо дара поэтического, у Кононова присутствовал еще один – дар интерпретации текста. И, как филолог, он был невероятно начитанным человеком с широким кругозором.
«Издранное» - своего рода итог творческой жизни поэта. Структура книги повторяет этапы земной жизни человека. На это обратила внимание друг поэта Ольга Пятковская: «Как жизнь имеет свои этапы, а природа — времена года — в сборнике четко прослеживается эта смена: весна, лето, осень, зима. Некоторые стихи выбиваются из общей схемы, но это примерно как весной случаются жаркие дни, а летом – прохладные».
Стихотворений с упоминанием времён года действительно много. Все они несут свой смысл. Но начать хочется со стихотворения, в котором Геннадий Кононов дал определение самому себе и своему творчеству:
Текст был только один, но менялись названья.
Я любил одну женщину в разных изданьях
и впотьмах золотую искал середину
между хлебом единым и небом единым.
На русских путях неторных
я пробовал все идеи –
без крайностей, ибо не был
ни гением, ни злодеем.
На русских путях к подошвам
налипли дерьмо да глина.
Я только писал, я не был
ни гвельфом, ни гибеллином.
Не для ветреных дев, не для славы и хлеба
я корпел, отвернувшись от низкого неба.
Это был мой единственный способ продлиться,
Это был мой единственный способ молиться
на русских путях.
(«На русских путях»)
Это одно из самых известных стихотворений поэта. Здесь в глаза бросаются два не совсем обиходных слова – гвельфы и гибеллины. Не каждый помнит, что это итальянские политические течения каких-то совсем далёких веков. Не каждый скажет, почему Кононов решил упомянуть про них. Эти течения достаточно часто встречались в литературе. И стали своего рода символом противоборствующих сторон. Называя их в контексте двух крайностей, поэт показывает, что они не принадлежит ни одной из сторон. Другими словами, он в этой жизни сам по себе, такой, какой есть.
Написания стихотворений для поэта действительно сродни молитве. У лирического героя Геннадия Кононова в стихах сложные отношения с Богом. Просьбы о помощи могут сменяться острыми строчками, способными заставить поёжиться воцерковлённого человека. На эту тему было много рассуждений по типу «Духовен ли Кононов?». Если опустить размышления и сразу перейти к ответу, то, мне кажется, для живого человека нормально просить, недоумевать, обижаться, снова просить. Просто у поэтов всё это находит отражение на письме.
В час, когда почти не растет бурьян,
не идут часы, неподвижна кровь,
бесполезен разум, товарищ пьян,
за гроши идет по рукам любовь,
я шепчу: «Боже, не в этом суть,
стеарин течет и дрожит звезда.
Твой надежен мир и рассчитан Путь,
бескорыстен Свет и чиста вода».
Так я пью вино, и ложусь на дно,
и пишу стихи. И Господь не спит.
Но подкралась осень, стучит в окно,
и сгорает голос к утру, как спирт.
В летаргии мертвые спят поля.
Не идут часы, неподвижна кровь...
Как устала, Боже, от нас земля...
Дай мне силы жить. Через ночь – Покров.
Может показаться, что стихотворения Геннадия Кононова мрачные. В них действительно много не самого радужного бытописания. Говоря проще – чернухи. Но Кононов может и умеет быть лиричным. Представьте картину: рынок, осенний день, покупатели и продавцы. Казалось бы, разве есть здесь место поэзии? Сплошная обыденность. У настоящего поэта в жизни всегда есть место поэзии.
Бумага в сальных пятнах,
торговые ряды.
Кленовый лист распят на
поверхности воды.
Так пожелал Создатель –
и грустен день-вдовец,
и жалок покупатель,
и жалок продавец.
Плоды земли и света
горою, как во сне,
Приснившееся лето
по рыночной цене.
И день уже недолог,
и в сердце нет огня.
А я совсем недорог.
Купи меня.
Можно ли отождествлять лирического героя с автором? Не знаю. Кононова любили. У него было много друзей. Тогда в чём же дело, откуда тема одиночества и эта грусть?
Покуда в замках загнивают нравы
и детям снятся ужасы войны,
шиповник осыпается на травы,
и греются на солнце валуны,
и время – словно медленные воды,
и в мареве купаются поля,
нам только не по климату свобода,
и корчится под танками земля.
Бессмысленны о будущем гаданья,
кровава и бессмысленна борьба.
Цветенье – все равно, что увяданье.
Усталостью пропитана судьба.
Стервятники выклевывают очи
у латников, стоявших до конца,
но слышит Бог, о чем толкуют ночью
тень Гамлета и тень его отца.
Гамлет – один из любимых литературных героев Кононова, он встречается не в одном стихотворении. Одна из причин – так называемое «гамлетовское сознание», присущее этому герою. Расколотость, рефлексия, меланхолия. Что-то подобное присуще и самому Кононову. Может быть, обстоятельства жизни наложили свой отпечаток (у Кононова были серьёзные проблемы со здоровьем), а может, такое сознание было у него от рождения. Вряд ли дело в провинциальных переулках.
Стихотворения Геннадия Кононова очень образны. Его образы точны и необычны, неожиданны. Зачастую строчки афористичны. В текстах всегда есть, за что зацепиться. Это одна из особенностей его поэзии. Постараюсь привести примеры просто перелистывая сборник: «и плюются телами больницы», «тут всё по росту человека», «трусость в сумерках отзовётся совестью».
Если дать прочитать стихотворение поэта разным людям, то каждый найдет в нём что-то своё, а трактовки будут абсолютно разными.
Дрожь дождя за окном, по асфальту поток,
города воскресеньем больны.
В тучах теплится ржавый намёк на восток,
и пузырятся дрожжи весны.
Продолжая с субботы пустой разговор,
слишком жидкое время цедя,
воскресенье ползёт из подъезда во двор
под незрячие очи дождя,
и небесную воду впитает песок,
и закончится эта весна,
и душа моя выпросит неба кусок,
побираясь в развалинах сна.
(«Жидкое воскресенье»)
В своё время на страничке, посвящённой Геннадию Кононову, Ольга Пятковская выложила это стихотворение и попросила объяснить «феномен его популярности». К дискуссии подключилось много людей. Кому-то нравились метафоры, кто-то отмечал музыкальность, кто-то видел особый заложенный смысл: отражение нашей жизни. Кто-то вспоминал биографию поэта и высказывал мысль, что это его восприятие мира на тот момент.
Когда-то, говоря о Геннадии Кононове, его представляли как малоизвестного провинциального поэта. Спустя годы география почитателей заметно расширилась. Популярность стала приходить к поэту уже после его смерти. Такое бывает часто.
1.
Вот сентябрь. На закате заплачет стекло,
и в тазах зашипит золотое варенье.
Все фигуры расставлены, время пошло,
время сбора плодов, время дыма и тленья.
В темных омутах душ закружило уже
шелуху золоченую. Вы замечали? –
не хватает смиренья осенней душе,
как весной красоте не хватает печали.
2.
О, сестра моя, темен и холоден кров,
по углам паутинным сгущаются тени,
мокнут серые травы, и летняя кровь
остывает в системе людей и растений.
Никогда не забыть эту долгую дрожь,
но, когда перестанем казаться телами,
назову твоим именем город и дождь,
ибо в сердце твоем – снов осеннее пламя.
Нам, в одеждах из кожи, сожженных до дыр,
опаляя сердца, подниматься упорно
по пылающим лестницам в огненный мир,
где не будет различий меж формой и формой.
P.S. Взять этот и другие сборники стихов Геннадия Кононова вы можете в Центральной городской библиотеке на Конной, 6. Либо приобрести их в группе, посвященной Геннадию Кононову в VK.
Геннадий Кононов родился 30 сентября 1959 года в городе Пыталово Псковской области. Окончил филологический факультет Псковского государственного педагогического института им. С.М. Кирова. Работал фрезеровщиком на заводе электротехнического оборудования в Пскове, позже – учителем в сельской школе и интернате для глухонемых детей в Пыталово. Стихи Геннадия Кононова были опубликованы в литературных журналах «Юность», «Москва», «Русская провинция», «Литературная учёба», в альманахах «Истоки», «Третье дыхание», «Предлог», «Приют неизвестных поэтов», «Скобари». Поэта не стало 22 июня 2004 года.
