Бурный конституционный процесс
По состоянию на момент окончания речи В. В. Путина перед Федеральным Собранием, т. е. около 15.00 15 января, ситуация представлялась очевидной.
Президент провозгласил новую социальную политику (больше пособий, больше поддержки бедных) и конституционные новеллы, важнейшей из которых, как представлялось тогда, было смещение баланса полномочий в пользу парламента.
Т. е. некоторое движение в сторону французской модели, где фигура президента очень важна, но и Национальное Собрание кое-что значит.
Тогда казалось, что цели ясны, задачи поставлены, за работу, товарищи.
Но уже к вечеру 15-го произошла отставка и правительства, новый премьер стал формировать новый кабинет, и о Конституции отчасти забыли. До нее ли, когда делятся портфели, а неолибералов (по крайней мере, так казалось) попросили на выход.
Однако, уже к концу января произошел новый вольт. Правительство перестало главенствовать в новостной повестке, а первенствующее место заняла правка Основного Закона, каковой правке и рабочая группа по пересмотру, составленная из артистов, спортсменов, доярок и оленеводов (все свежие головы), а равно и широкая общественность отдались с каким-то диким упоением, которое В. В. Путин не похоже, чтобы вполне предусмотрел.
Начались, как говорил Тевье-молочник, "коснетуции".
С одной стороны, возможность если не реально править и обновлять Конституцию, то хотя бы высказать свое слово по этому поводу оказалась предсказуемо привлекательной. Последний раз кипение и бурление государственно-правовой мысли было 27 лет назад, в 1993 г. Неприятное забылось, а иллюзия участия вновь – как и тогда – оказалась очень привлекательной.
С другой стороны, глава Констиуционного Суда проф. В. Д. Зорькин неоднократно напоминал формулу пересмотра Основного Закона – "Конституцию можно менять в том случае, когда ее нельзя не менять". Т. е. когда общество созрело и народ к разврату готов.
При этом надо понимать, что объективная необходимость, вызванная тем, что Основной Закон более не работает, и массовое желание к обновлению – вещи разные. Иногда совпадающие, а иногда и нет. Например, во Франции Третью (в 1875 г.), Четвертую (в 1946 г.) и Пятую (в 1958 г.) республику утверждали в условиях очевидного всем кризиса, когда прежние государственно-правовые конструкции просто не работали.
В России 1993 г. конституционный кризис также был очевиден. Как он был разрешен – вопрос отдельный, но латаная-перелатаная конституция РСФСР 1977 г. совсем не работала. Понимание необходимости что-то делать было общим. Хотя что именно делать – тут были большие разногласия, окончившиеся артиллерийскими аргументами.
Тогда как, например, надобность в брежневской Конституции 1977 г., заменившей сталинскую 1936 г., была не ясна никому. Никакого кризиса в 1977 г. не было, да и не на основе Конституции в СССР кризисы решались.
Правда, то же можно сказать и про 1936 г. Но тут действовали чудо, тайна и авторитет. Сталин к тому времени был столь всевластен, что мог устроить любое идеологическое мероприятие, ибо вопросы "А зачем?" были опасны для здоровья задающего.
Впрочем, отметим и ораторский талант т. Сталина. Его конституционная речь на VIII съезде советов отличалась выдающейся убедительностью – мастерство, приобретенное в духовной семинарии, не пропьешь. "Почему сие важно во-первых, почему сие важно во-вторых etc.". Можно, конечно, во всем этом отыскать немалые софизмы. Но если не отыскивать (оно и для здоровья полезнее), то у слушателя создавалось достаточно ясное представление, зачем это нужно и почему нужно именно в таких формулировках.
Тогда как способность В. В. Путина к гомилетике существенно ниже – да он и в семинарии не учился. В результате и сторонники, и ярые противники поправок в Основной Закон схожи тем, что они не в состоянии внятно сформулировать ни что им нравится, ни что им не нравится – отчего и их призывы голосовать "за", или "против" или вообще срывать голосование носят чисто персоналистический характер.
Речь идет не о том, нравятся или не нравятся им те или иные государственно-правовые конструкции, а только о том, нравится им или не нравится личность В. В. Путина.
При этом позволительно предположить, что интерес В. В. Путина не в том, чтобы он был признан за вождя всеобщим приговором – сегодня признан, завтра не признан, не первый год замужем, – но в том, чтобы утвердить достаточно долговечную (или хотя бы среднесрочную) конструкцию, которая бы обеспечивала устойчивость государства вне зависимости от того, кто это государство возглавляет.
Однако, пока что мы наблюдаем, как знатные и не очень люди самовыражаются по принципу "кто в лес, кто по дрова", причем в основном по преамбуле Основного Закона, которую вообще к делу не пришьешь – она не является правоустанавливающей.
Коснетуции тут можно получить самые выдающиеся, что же касается действительно упорядочивающего документа – тут есть некоторые сомнения.
Максим Соколов
