Восстановление Севастополя началось до его освобождения от фашистов
Сталинский ампир, сталинская эклектика – так часто говорят об архитектуре восстановленного после войны Севастополя. Конечно, помня амбициозное заявление Сталина Рузвельту и Черчиллю, стремительное возрождение Севастополя буквально из пепла можно назвать личным проектом вождя, но облик города он не рисовал и не заказывал.
«Образ Севастополя сформирован самим местом его расположения, а не приказом сверху – Сталина или кого-то еще. Белый камень, навеянные родными для этой земли античные мотивы… Это праздничный, эффектный стиль – стиль Победы. Это не тоталитарный стиль (я вообще критически отношусь к политизированным акцентам в архитектуре), а искренняя позиция и военных, и зодчих, и всех советских людей, которые одержали Великую Победу, – отразить эту победу в архитектуре», – говорит профессор МАРХИ и СевГУ, историк архитектуры Елена Овсянникова.
Она развенчивает миф о том, что ценна только довоенная или дореволюционная архитектура.
Рассказ Елены Овсянниковой о том, как проектировался и строился послевоенный Севастополь, заставляет увидеть город по-новому даже севастопольцев в четвертом поколении.
Удивляет и восхищает один только факт, что первый конкурс архитектурных проектов по восстановлению Севастополя был объявлен еще в 1943 году, более чем за год до освобождения города от фашистов.
С одной стороны, так власть финансово поддерживала зодчих, с другой – настраивала их и общественность на тот самый дух победы и на его будущее отражение в архитектуре.
Заказ на создание двух разных проектов получили команды больших советских архитекторов – Моисея Яковлевича Гинзбурга и Григория Борисовича Бархина. Свои предложения они формировали, не имея возможности попасть в город. Возможно, поэтому их проекты-мечты были максимально представительными, но слишком сложными в воплощении.
«Это были очень помпезные предложения: монументальные, очень простые пирамидальные формы памятников, генплан с прямыми линиями. Попробуйте сделать прямые линии в городе с таким сложным рельефом – это довольно проблематично», – говорит Елена Овсянникова о проекте Гинзбурга.
Не менее пафосным и триумфальным был и проект Григория Бархина. Он предполагал 48-метровую ширину улиц и снимающее половину Владимирской горки террасирование, что тоже было не слишком реально.
В итоге же был воплощен в жизнь Генплан, за которым стоят куда менее известные фигуры – первый послевоенный главный архитектор Севастополя Юрий Андреевич Траутман и его заместитель Валентин Михайлович Артюхов. Свой вклад в возрождение города Юрий Траутман сделал за, казалось бы, небольшой срок – три года. Валентин Артюхов проработал здесь всю свою жизнь.
Долгое время оба они незаслуженно оставались в тени, говорит Елена Овсянникова.
«Они приехали после фронта, куда попали чуть ли не со студенческой скамьи, и с 45-го года как-то просто, без шума на практике стали изучать город и восстанавливать его без крупных, сверхпомпезных доминант», – рассказывает она.
Геодезия и аэрофотосъемка показали, что осталась часть подземных коммуникаций, что за исключением каких-то поправок – что-то где-то распрямить, что-то где-то расширить – реально сохранить цокольные части всех домов, часто – еще XIX века.
«Благодаря этому историческая ткань города просматривается до сих пор», – говорит Елена Овсянникова.
Севастополь строился продуманными архитектурными комплексами, складывающимися в единый ансамбль. Подробнее об этом, а также о том, как сегодня рвется это архитектурное полотно, – в материале ForPost «Севастополь беззащитен перед красивостями с рынка».
Особенностью этого полотна была воздушность – оно ткалось так, чтобы раскинувшийся у моря город дышал, видя море и небо в промежутках между домами.
Типичная застройка с прерывистым силуэтом нечетной стороны пр. Нахимова
«Вся застройка нечетной стороны проспекта Нахимова сделана прерывисто, с просветами между верхними этажами – была концепция, чтобы люди сверху и с проспекта могли видеть море. Это было принципиальным моментом. Та же концепция отражена и на Центральном холме – застройка позволяла увидеть с него бухту, Корабельную сторону и так далее», – говорит историк архитектуры.
Увы, сегодня этот важный градостроительный момент просто вычеркнут из списка приоритетных.
Возрожденный Севастополь был относительно малоэтажным – сказывались и сейсмичность зоны, и отсутствие большого количества стройматериалов и техники. Своеобразия добавлял рельеф местности, но были нужны и высотные доминанты, в том числе – при взгляде с Корабельной стороны. Такими доминантами стали Матросский клуб (изначально – без шпиля) и жилой дом хлебокомбината.
История этого красивейшего дома довольно драматична. Его круглая башня вышла за красную линию, сузив тротуар. Архитекторы Павел Кумпан и Антонина Шувалова пошли на это сознательно, ради градостроительной композиции, за что лишились рабочих мест и были вынуждены вернуться в Москву. Башню всерьез подумывали разобрать, но дело замяли.
Как и вся многоквартирная застройка, жилые дома возрождаемого города строились из типовых секций, но ряд приемов сделал это совершенно незаметным.
«Как иначе было быстро восстановить город? Конечно, нужна какая-то типовая разработка! Но, во-первых, типовых секций было очень много, их делала уйма народу в разных архитектурных мастерских. Во-вторых, фасады и угловые части выдержаны в единой стилистике, но все разные. Отразился и рельеф – сильный перепад высот видоизменял реализацию проектов. Поэтому говорить, что здесь что-то типовое, не приходится», – заключает Елена Овсянникова.
При этом угловые секции кварталов в большинстве своем скошенные, и это добавляет ощущения простора и комфорта.
Типичный скошенный угол квартала у тоннеля
В сегодняшнем градостроении Севастополя иные приоритеты, и слишком часто они разрушительны для изначального, такого красивого замысла.
Возможно, однажды мы вернемся к тем принципам, на которые опирались зодчие прошлых лет. Вот только архитектура – та сфера, поправить в которой хоть что-то всегда очень и очень непросто.
Светлана Косинова
Фото: материалы из презентации Е.Б.Овсянниковой
