Карты, деньги, сдача Севастополя: финал первой обороны в дневниках Льва Толстого
Начало сентября 1855 года — мрачное время в истории Севастополя. 8 или 9 сентября считать днём окончания первой обороны, вопрос спорный, но об этом чуть позже. В событиях, которые разворачивались 168 лет назад в истекающем кровью городе, участвовал человек, который благодаря своей давней привычке вести дневники мог стать бесценным свидетелем. Им был один из величайших литераторов не только России, но и всего мира Лев Николаевич Толстой.
«Гадал и ленился»
Так получилось, что читать дневники Александра Пушкина и Льва Толстого я начала практически одновременно. И разница между ними поразительна. Заболевший Пушкин, сетуя, что несколько дней не сможет вести дневник, оставляет шутливую строчку — «шиш потомкам». И ты действительно понимаешь, что его болезнь, возможно, лишила нас интереснейших наблюдений за жизнью общества. К дневникам Толстого фраза «шиш потомкам» вполне могла бы стать эпиграфом.
Мне наверняка скажут, что это клевета. Но почитайте сами. Вот дневник храброго офицера, уже написавшего «Севастопольские рассказы», за август 1855 года. Напомню: до окончания первой обороны Севастополя остаётся около месяца. Военные дневники того Толстого, которого мы знаем («глыбы» и «матёрого человечища», как восторженно характеризовал его В.И. Ленин), могли бы стать бесценным источником сведений об этих днях, дать потомкам массу жизненных наблюдений и глубокий анализ ситуации. О чём же писал молодой офицер, какие сокровенные мысли доверял дневнику?
"1 Августа. Проигралъ 75 большими мазами. Сумма на месяцъ 80 р. для того, чтобы куши были равны. … Целый день ничего не делалъ, писалъ рапортъ и записки. Л[ень]. Л[ень]. Л[ень]».
«5 августа. По вечерамъ игралъ съ Розен[омъ], не выдержалъ своихъ правилъ, но всё-таки выигралъ 580р. изъ к[оторыхъ] 550 р. онъ остался долженъ. Главное, игра на чистые. — 3 и 4 былъ въ походе и въ неудачномъ, ужасномъ деле, написалъ черезъ курьера письмо тетке».
«Неудачным, ужасным делом» был сражение на Чёрной речке, в котором погибло две тысячи русских солдат и офицеров. Ещё несколько тысяч было ранено или пленено. Это поражение было очень тяжёлым для русской армии. А тут — «игра на чистые». Но продолжим.
Уильям Симпсон, «Битва на Чёрной, 16 августа 1855».
«7 Августа. [Позиция на реке Бельбек.] Былъ на Инкермане и въ Севастополе. Выигралъ у Одахов[скаго] 100 р. и квитъ со всеми въ Крыму. Продалъ Маштака. Было весело. Решилъ съ нынешняго дня жить однимъ жалованьемъ. — Игру вести изъ денегъ, к[оторыя] буду получать изъ дома, ежели проиграю nес plus ultra 960 р. Всё, что мне должны и я буду получать, присоединяется къ капиталу, к[оторый] собираю, все, что останется отъ части, также, все, что выиграю, также. До сихъ поръ таковыхъ только 200 р. Роз[ена]. Велъ себя хорошо».
«8 Августа. Былъ въ Бахчисарае, но не удалось ехать въ Симферополь съ большой компанiей, кот[орая] звала меня. Ст[алыпи]ны нагоняютъ на меня тоску. Написалъ письмо Панаеву, Сереже и Валер[ьяну]. Здоровье хорошо. Написалъ рапорты о лафете и экстр[енныхъ] сумм[ахъ]. Не успелъ заняться Юностью, завтра. Вечеромъ могъ бы сделать кой что — лень. Пр[авила] для игры: определяемые куши, смотря по проигрышу и выигрышу, уменьшаются и увеличиваются; но не превышая 80 р. въ месяцъ и не превышая 20 т[ысячъ]».
«9 Августа. Ничего не делаю. Сладострастiе мучитъ меня. Встретилъ Серг[ея] Толстаго, былъ у новаго начальства — Тимашева. — Лень».
«10, 11 Августа. Былъ въ Бахчисарае, купилъ лошадь, употребилъ и вообще велъ себя дурно, неговоря уже о лени, кот[орую] всё таки не преодолелъ. Здоровье нехорошо, ободралъ и въ горле макрота. Завтра непременно съ утра пишу Юность. Л[ень]. Л[ень]. Безхар[актерность]».
«12 Августа. Всталъ рано, дописалъ 1-ю главу Юности. Весьма мало. Все делалъ пасьянсъ. Въ 10 часовъ решилъ, что главная моя цель и занятiя надъ собой должны быть упражненiя силы воли. Иметь постоянно эту мысль. Нынче 1) выпилъ водки, 2) дн[емъ] гадалъ, 3) ленился».
«13 Августа. Опять гадалъ. Написалъ весьма мало, хотя и былъ въ духе. Пришелъ мне въ голову планъ атаки черезъ ворота Байдарской долины, посоветуюсь съ знающими местность. 1) Лень, 2) раздражительность».
Больше о плане этой атаки в дневниках нет ни слова. И вообще это единственная запись, показывающая, что о ходе боевых действий офицер всё-таки думал и какие-то соображения на этот счёт имел.
«16 Августа. 14, 15, 16 Авг. Былъ въ Бахчисарае. Тутъ довольно весело провелъ время. Выиг[ралъ] 40 р. Ничего не делалъ. Безхар[актерностъ]. Мих[альскiй] наделалъ глупостей. — 17 Августа. Всталъ рано, ездилъ къ Тимашеву, перешелъ обедать у Бормана, получилъ 400 рублей отъ Роз[ена]. Ковал[евскiй] сукинъ сынъ».
И, наконец, наступил роковой для Севастополя день. Напомним: дневник датирован по старому стилю.
«2 Сентября. Неделю не писалъ дневникъ. Проигралъ 1500 рублей чистыми. Севастополь отданъ, я былъ тамъ въ самое мое рожденье. Нынче работалъ [надъ] составленiемъ описанья хорошо. Долженъ Розену 300 рублей и лгалъ ему».
«Я дурен»
Автор этого материала Льву Николаевичу не судья — судить людей вообще плохо. Да и добавить к этим поразительным строкам, где сдача Севастополя соседствует с карточным проигрышем (причём проигрыш и долг Розену, кажется, вызывают у Толстого даже бóльшую досаду), вроде бы нечего. Покажи этот дневник кому-то, не называя автора, — и он наверняка скажет, что писавший мелок и не очень умён. Но как, как этот человек мог стать признанным моральным авторитетом, как он мог написать «Войну и мир» и «Анну Каренину»?!
Лев Толстой в годы Крымской войны
И тут самое время покаяться: один кусочек дневника я пропустила. Запись за 16 августа не заканчивается словами «Ковалевский сукин сын».
«Я сильно опустился морально, забылъ Бога, какъ говорится. Благодаря маленькой непрiятности Ковал[евскаго] и чудесному лунному свету мне пришла благая мысль Тита. — Поверять свой день въ отношенiи зла и добра, кот[орые] сделалъ ближнему. — Нынче я оскорбилъ (далее следуют три фамилии, видимо, написанные неразборчиво) и больше ничего. Оскорбилъ сильно Козелкова и немного (опять неразборчиво)».
И спустя девять дней:
«25 Августа. Сейчасъ гляделъ на небо. Славная ночь. Боже, помилуй меня. Я дуренъ. Дай мне быть хорошимъ и счастливымъ. Господи помилуй. Звезды на небе. Въ Севастополе бомбардировка, въ лагере музыка. Добра никакого не сделалъ, напротивъ, объигралъ Корсакова. — Былъ въ Симферополе».
Писавший эти строки Толстой был всего на 10 лет моложе, чем Пушкин в момент своей гибели. Но Пушкин с младых ногтей с интересом смотрел вокруг себя, Толстой же пристально вглядывался в свою душу. И это далеко не всем нравилось. Да и сам писатель считал, что «привычка к постоянному моральному анализу» уничтожила в нём «свежесть чувства и ясность рассудка». Наверное, без этой привычки жить ему было бы проще. Только вот тем Толстым, которого знает мир, он никогда бы не стал.
А теперь главное, для чего был написан этот текст. Ведь не для того же, чтобы поиронизировать над Толстым, упокой, Господи, его душу? Конечно, нет — лучше пусть читатели поиронизируют надо мной. Главное, что хотелось сказать молодым и не очень людям — не бойтесь признаваться себе, что вы «дурны», ленивы и раздражительны, что день за днём не делаете никому добра, только обижаете, пусть и невольно, тех, кто рядом. У вас был как минимум один предшественник. И эта его способность говорить о себе правду и стремление стать лучше (именно об этом, глядя на звёздное небо Севастополя, просил Бога бравый и уже снискавший немного славы офицер) ему помогли. И вас тоже обязательно услышат и помогут.
P.S. А всё-таки жаль, что в Севастополе 1855 года не было Пушкина. Мы могли бы получить как минимум заметки, равные «Путешествию в Арзрум», а с учётом возраста автора — и ещё более зрелую вещь. В 1855-м Пушкину могло бы исполниться 56 лет. Но не сложилось.
P.P.S. О дне, который следует считать днём окончания первой обороны, напомним, в мае 2023 года поспорили депутаты заксобрания. Поводом стал законопроект, авторы которого настаивают на 8 сентября — в расчёты, которые производились в советское время при переводе дат со старого календаря на новый, утверждают они, вкралась ошибка. И хотя принят законопроект не был, мы с его авторами согласны.
Ольга Смирнова
