Она – актриса. Этим и
Наталия Седых на минувшей неделе стала гостьей шарыповцев. Как участница ладынинского кинофорума она встретилась с горожанами. Встреча прошла, говоря дипломатическим языком, в тёплой, дружественной обстановке. А те, кто не успел, прийти на шарыповскую площадку кинофорума, может «послушать» актрису сейчас… Наталия Евгеньевна Седых – коренная москвичка. Прежде чем стать актрисой, стала фигуристкой. Фигурным катанием начала заниматься с четырех лет и быстро приобрела славу «самой маленькой фигуристки СССР». А уж потом начала постигать премудрости балета. – Наталия Евгеньевна, а правда, что вам удалось устроиться в секцию с помощью чемпионки Европы? – Можно и так сказать… Однажды еще совсем маленькой я увидела по телевизору международные соревнования по фигурному катанию и меня потрясло выступление чешской фигуристки Индры Крамберовой. Я уговорила родителей записать меня в секцию фигурного катания. И мама повела меня на стадион юных пионеров (был такой в советское время), но там таких малышей не брали: говорили – подрастите. Я очень расстроилась и, наверное, рассердилась. Никто не ожидал, а я выбежала в самый центр и торжественно объявила: «Перед вами выступает чемпионка Европы Индра Крамберова!» И началось… Я выделывала, как можно догадаться, невообразимые па. Хохотали все над моим «чемпионском» соло. Отсмеявшись, тренер Татьяна Александровна Гранаткина сказала маме: «Ладно, приводите девочку. Пусть попробует». В фигурном катании, как я потом поняла, меня больше всего привлекал именно элемент танца и позже я выбрала карьеру балерины – поступила в хореографическое училище при Большом театре, однако время от времени выступала и на льду. Знаменитый режиссер Александр Роу увидел по телевидению мой номер «Умирающий лебедь» и пригласил меня пройти пробы на роль Настеньки в фильме «Морозко». Мне тогда было 15 лет. Я знала, что на роль Настеньки пробовалось очень много актрис, но… смелость города берёт, и я согласилась. До «финала» дошли только я и Надежда Румянцева, в то время уже известная зрителю. Но Роу выбрал меня. В хореографическом училище разразился большой скандал. И не потому, что выбор пал на меня, а потому, что мне пришлось уехать на съемки на полгода: летнюю натуру снимали под Звенигородом, а зимнюю – на Кольском полуострове. Но благодаря моему педагогу Суламифи Михайловны Мессерер все разногласия в училище удалось уладить. Пока вся съемочная группа отдыхала после напряженного дня, мне приходилось заниматься, сидеть над учебниками – ведь скидок мне никто не сделал бы. Грызла гранит науки. – А чисто творческие проблемы были? Всё-таки это ваша первая картина… – Особых проблем не припомню, но вот один из эпизодов запомнился мне навсегда… Нам предстояло снять сцену, в которой Марфушка падает в прорубь, а я прыгаю за ней, спасаю… Я боялась прыгать в воду. Пруд был, как мне казалось, ужасно грязный, пиявки плавали у берега. Первый раз дали команду «мотор!», я понеслась с пригорочка, а у самой воды останавилась. Три раза я так делала. А на четвертый Роу заорал на меня таким диким голосом, что я от страха плюхнулась в тот самый пруд, который казался мне страшным. Еще была проблема – мой тихий голос. Я благодарна Инне Чуриковой, своей партнерше по фильму, за поддержку. Она привела меня в театральное училище к своему преподавателю Вере Васильевой и, попросила, чтобы та со мной позанималась. Но преподавательница, послушав меня, сказала: «В кино вас всегда озвучат. А так мы только поломаем вам индивидуальность». Ну что ещё? Был и такой курьёзный случай… В конце фильма «Морозко» Настенька, то есть я, целуется со своим женихом. Я очень стеснялась этой сцены, поцелуй был первым в моей жизни. Мало того! Я еще умудрилась влюбиться в своего Иванушку. Но он, правда, об этом и знать не знал, и ведать не ведал. Любовь была тайной. Но сцену сняли. После выхода фильма «Морозко» я начала сниматься в фильме «Дети Дон-Кихота», потом в сказке Александра Роу «Огонь, вода и медные трубы», затем была картина «Голубой лед». Мне было важно принять участие в съемках фильма «Голубой лед» — все-таки это картина о фигурном катании. А потом неожиданно для многих я разослала по всем студиям письмо с просьбой удалить меня из актерских баз. – Разочаровались в кино? – Нет… Кино мне очень нравилось. С удовольствием и сейчас вспоминаю картины со своим участием — и «Дети Дон-Кихота», и «После бала», и «Девочка и жизнь», и «Голубой лед», и «Любовь к трем апельсинам». Но после хореографического училища я стала танцевать в Большом театре, работа там требовала много сил. Я не могла делить себя между балетом и кинематографом, поэтому в двадцать лет официально заявила, чтобы на всех студиях мое досье аннулировали. – Большой театр требует, насколько известно, не только таланта, но и сильной психологической основы… – Но Большой был моей большой мечтой. Путь в главном театре СССР ни для кого простым не был. Начинала я, выпускница хореографического училища, в кордебалете. Потом мне дали партию Феи в «Спящей красавице». Я ее очень скрупулезно готовила под руководством моего художественного руководителя Марины Тимофеевны Семеновой. Все получилось замечательно. И Юрий Григорович, главный балетмейстер Большого театра, дал мне партию Маши в «Щелкунчике». Это было высшее достижение для начинающей балерины. Но мне Машу так и не удалось станцевать. Марина Тимофеевна заболела, а против меня начались интриги: то зал не давали для репетиций, то концертмейстера. Обычное дело: Большой театр есть Большой театр. А тут в Большой из Петербурга взяли Люду Семеняку с уже готовым репертуаром. Она сходу станцевала мою Машу. Нужна была новая прима, и она появилась. Про меня как-то все забыли. – Но всё-таки вам же удалось станцевать в Большом партию Маши в «Чайке», потом Кити в «Анне Карениной». – Да, это так. А после завершения балетной карьеры меня пригласил в театр «У Никитских ворот» Марк Розовский. – Фильм «Морозко» сразу полюбился, что называется, широкому зрителю. Его смотрели по несколько раз. И вы после кинопремьеры проснулись знаменитой. Как вам звездная слава? – Да, меня узнала вся страна. Спорить не буду. Но это не изменило ни мой характер, ни поведение, ни отношение к окружающим. Видимо, у меня была прививка от звездной болезни. Ведь я каталась на льду с четырех лет… Хотя я долго получала письма – буквально мешками, меня узнавали на улицах… Могла бы задрать нос. Но не задрала. – А фанаты дежурили у подъезда? – Было и такое. Только тогда их называли не фанатами, а поклонниками. Но не для всех я была известной актрисой. Когда я робко сказала в начале нашего знакомства своему будущему мужу, композитору Виктору Лебедеву (это он написал музыку к фильму «Гардемарины, вперед!»), что снималась в кино, он махнул он рукой: «Да ладно, все вы снимаетесь». Балетные девочки ведь часто подрабатывают в массовках. Каково же было его удивление, когда он повел меня в ресторан, где чуть ли не каждый второй посетитель громко здоровался со мной, а каждый третий – просил автограф. – Когда вы окончили хореографическое училище при Большом театре Союза ССР в 1969 году и стали профессиональной балериной, с кем вам доводилось танцевать? – Постоянного партнера у меня не было, но чаще других я танцевала с Александром Богатыревым и Виктором Барыкиным. Благодаря театру я объездила весь мир. Самая яркая страница в моей балетной биографии – партия Кити в «Анне Карениной». Моими партнёрами в этом спектакле были великие артисты – легендарная Майя Плисецкая и Марис Лиепа. Такое не забывается. – Но всё-таки кино вас не отпустило! – От судьбы не уйдешь. В 1994 году я снялась в экранизации пьесы Радия Погодина «Тень-брень», потом – в драме Валерия Пендраковского «Я свободен, я ничей». Спустя пять лет зрители увидели фильм-спектакль «Два Набоковых», в котором я сыграла Нору, а через год я снялась в короткометражном фильме «Синоптик», где у меня была небольшая роль женщины-кокетки, случайно встретившей в аптеке бывшего возлюбленного – нелепого человека, с дурацкой рыбой в авоське. Были и еще роли в кино, в театре. В общем, грех жаловаться. Работы хватает… Встречу для читателей еженедельника «Твой Шанс» организовал Антон СТРИЖ На фото: Наталия Седых в роли Настеньки
