Весёлая внучка и угрюмый дедушка

Эта внучка была та еще штучка. Но когда она поняла, что с дедушкой можно шутить по-всякому и дедушка не против шуток, она и начала. Проявила изобретательность.

Рисунок Евгения Иванова

Разумеется, опыт у дедушки имелся, память тоже хорошая, и он понимал, что шутить — надо. В шутках — позитив. Ребенок когда шутит, он балуется. Только взрослые не хотят понимать этого позитива. Взрослым надо порядок. Чтобы дети по струнке ходили. Родителям тогда спокойнее. Вот они и повышают голос. Проявляют строгость. А дедушке это ни к чему.

Смышленая внучка ясно поняла, что шутить — можно. То есть баловаться. Выходя за рамки условностей.

«Ладно-ладно, — думал дедушка, — пусть балуется. Все мы были дети. Разве я был лучше? Нет, конечно. Я был еще хуже».

Да вот, например. Внучка любила ходить с дедушкой в городской парк. Якобы для культурного отдыха. А там — фонтан. Из красного шлифованного гранита. В теплое время года этот фонтан нравится всем детям. Бегают вокруг. Ложатся животом на бордюр и кончиками пальцев пытаются достать воду. Но это — скучно, кончиками пальцев.

Внучка пошла дальше. Мигом сообразив, что дедушка не будет против, она говорит:

— Дедушка, можно я помочу ножки? — И тут же сняла свои маленькие кроссовочки, носочки, закатала выше колен обе штанины узких синих джинсов.

Дедушка не успел сказать «можно», она вскочила на бордюр и, даже не глянув вниз, прыгнула. Фонтан оказался неожиданно глубоким. Издав радостный вопль, она побежала внутри фонтана по кругу. Но далеко не убежала, вернулась на место. Она стояла на приподнятом дне, под ним были питающие фонтан трубы. К девчонке подошли два мальчика, каждый года на три младше её. Недоумение было на их лицах, пытались заглянуть. Где она стоит?

Наконец, выбравшись, внучка бежит к дедушке и очень легко сообщает:

— Штанишки намочила. — Тут же вопрос: — Можно я их сниму?

Да. Намочила. Почти до пояса. Возвращаться в мокрых штанишках к маме — большой риск. Это подвергать маму нервному стрессу.

— Снимай.

Забравшись на лавку, где сидел дедушка, мгновенно стащила джинсы. Трусики тоже были мокрыми. Но чуть-чуть.

— Дедушка, и трусики мокрые! — с восторгом говорит. — Можно, я их тоже сниму?

— А вот это не надо. Ты взрослая девочка, семь лет. Вокруг мальчики ходят, что они подумают?

— Да они ничего не понимают, дедушка! Они маленькие, даже на фонтан не могут забраться! Ну, дедушка!.. — пыталась она переубедить.

— Я сказал нет, значит нет. На тебе высохнут.

— Ладно! Я согласна! — И внучка стала бегать вокруг фонтана.

Мальчики уныло провожали ее глазами и удивленно смотрели, когда она прибегала. Сначала дедушка следил за ней, затем перестал. Выкрутил, до последней капли, ее джинсы. Развесил сушиться на спинку лавки. Затем смотрел на голубое небо, думал о чем-то личном. Когда опустил глаза на фонтан, внучки и след простыл. Да, убежала и спряталась.
Ладно, пошел искать. Недалеко, в центре парка, стоял монумент вождя. Постамент заново обложили мрамором, отчего памятник выглядел нарядно. Внучка сидела с тыльной стороны, поджав колени, прижавшись спиной к постаменту. Лицо ее было напряженным, увидев дедушку, вскочила. Мгновенно оценив обстановку, побежала в дальний конец парка.

Дедушка вернулся к фонтану. Терпеливо ждал внучку. Щупал ее джинсы. Разумеется, они продолжали оставаться мокрыми. Папа с двумя мальчиками ушел, возле фонтана появились молодые женщины с колясками. Дедушка стал нервничать; терпения у внучки было явно больше.

Пришлось идти в дальний конец парка. Но и вещи внучки захватил, мало ли. Пару раз крикнул ее имя.

— Алина! Алинка!.. — Но крик его прозвучал неубедительно.

Никакой Алины видно не было. Пришлось искать ее серьезно. Там, где парк заканчивался, стояли вагончики строителей. Шел ремонт, некоторые дорожки парка заново укладывали плиткой.

Сидела за дальним вагончиком на голой земле. А точнее — на песке. Обхватила руками колени. Тоже глядела на небо, как недавно дедушка. Подкрался и схватил ее за руку.

Опершись на другую руку, стремительно вскочила, вся очень спортивная, мускулистая. Два раза рванулась. Затем сменила тактику. Пленительно улыбнувшись, говорит:

— Дедушка, отпусти меня, я больше не буду убегать. Пойдем к маме.

Так сразу отпустить? А вдруг обманет? Какое-то время держал ее.

— Конечно, идем. Что ты скажешь маме относительно мокрых штанов?

— Эх! — Она вздохнула и свободной рукой потрогала все еще мокрые джинсы. — Что-нибудь скажу…

Можно бы и надеть джинсы. Но сушить на себе — не дело. Дедушка отказался от этой мысли, отпустил ладонь внучки. Она шла рядом, размахивала руками, босая, лишь в трусиках и маечке. Встречных прохожих почти не было. Начинался вечер, почти теплый. Сентябрь выдался, как лето.

Мама, обычно мирная и покладистая, строго спросила:

— Алина, почему ты в одних трусиках?

— Я в фонтан лазила и промочила джинсы, — призналась честно.

— Ах, ты в фонтан лазила? Где твоя голова? — мама повысила голос.

Девчонка прижала обе руки к попе и доверительно смотрела на маму. Вдруг простит?

— Покажи, чем ты думала? — мама еще больше повысила голос.

Девочка добровольно стала в угол и заревела. Стояла она по стойке смирно, слез не вытирала. Дедушка обнаружил на диване какие-то спортивные штанишки. Хотя и старые, но почти без дырок.

— Вот, — говорит дедушка, — можно надеть. Это я виноват. Меня надо ругать.

— Я не могу ее везти в автобусах, как бомжиху! — сказала мама все так же громко. Наверное, дедушке.

Алина заплакала еще громче. Буквально взахлеб. Дедушка, как ни странно, был на стороне внучки.

— Пойду в магазин покупать новые штаны. Если не закрыли… — Дедушке не хотелось никуда идти. В старых спортивных штанишках темного цвета вполне можно было доехать. Ведь семилетняя девчонка, кто на нее смотреть будет?

Стремительными движениями, почти с досадой, мама вытащила из-под дивана туго набитый пакет. С детской одеждой, хотя и ношеной, но чистой. В сердцах расшвыривала всякие маечки по дивану, показывая, какая она злая. Наконец нашла старые, чуть более узкие джинсы.

— На твое счастье. На, надевай. Я тебя не ставила в угол. Иди сюда и одевайся. — Мама говорила почти спокойно.

Замолчала сразу, словно бы перекрыла краник. Девчонка обеими руками, тыльной стороной ладоней, размазала слезы. Легко вздохнула и опять стала прежней. С улыбкой посмотрела на дедушку. Оба, конечно, были виноваты.

Чуть позже дедушка провожал их на автобус, повесил на руль велосипеда две тяжелые сумки. За день мама устала, наверное. Ведь полдня, не разгибая спины, работала на приусадебном участке. А внучка — игралась. Она и теперь продолжала. Сидя в седле, она держала ноги на раме, а руками ухватилась за руль. И упрашивала дедушку:

— Ну, отпусти руль… я сама буду. Вот увидишь, я смогу.

Секунд десять или пятнадцать он мог ей доверить. Не более. Стоило упустить равновесие… Велосипед, вместе с внучкой, мог загреметь. Этого только не хватало. Да и неудобно было — одной рукой толкать велосипед за седло. Когда пришли на автобусную станцию, внучка сказала:

— Дедушка, с тобой хорошо. — Подумала и добавила: — Но маму я люблю больше!