Наша история
ИЗ БЫТА АБХАЗОВ. АБРЕЧЕСТВО
(Этологическое эссе)
Слово «абрек» относится к пехлевийскому «апарак», а оттуда пошло по всему Кавказу. В XIII в., после опустошительного нашествия монголов на Северный Кавказ среди горцев распространился вид борьбы – мелкими группами наносить урон противнику, в данном случае монголам. Абреки неожиданно нападали на неприятеля, нанося ему урон в живой силе, угоняя скот, уничтожая предателей. Их называли абреками, «разбойниками», но они пользовались полной поддержкой среди местного населения.
Этнограф Я.В. Чеснов отмечал, что абречество – это общекавказское явление, которое сродни другим формам крестьянского сопротивления от «удальцов Цзинчаншаня в Китае до Робин Гуда в Англии».
Одной из форм сопротивления царизму было абречество, ибо на карательные экспедиции царских генералов, даже после покорения Кавказа, горцы отвечали стремительными и дерзкими акциями, приводившими в трепет военную администрацию Кавказа. Страстный патриот Кавказа, большой друг Абхазии, чеченец Асланбек Шерилов писал по этому поводу в 1916 г.: «Но особенную окраску абречество приняло после окончательного утверждения царской власти на Кавказе. Несоответствие русского суда и обычного права горцев, преступная администрация Кавказа и общая политика притеснения заставили многих личностей из чеченцев (и вообще, из кавказцев) становиться на нелегальное положение, их продолжали преследовать, и для успешной борьбы с вредным элементом ввели систему «круговой поруки». От этого возмутительного акта страдали уже лица, имевшие несчастье быть родными или просто односельчанами «преступника». И вот начиналась месть начальству: абреки убивали административных лиц, грабили почту, казначейства и другие правительственные учреждения, а власть еще пуще налегала на мирное население: штрафы, экзекуции, высылка в Сибирь, виселица и т.д. Власть терроризировала мирное население, абреки терроризировали эту власть. И, конечно, народ смотрел на абреков как на борцов против притеснений и зверств власти. Наиболее отважные и удачливые из абреков так поражали психологию чеченцев, что они считали их продолжателями дела Шамиля и его мюридов».
В одно время даже ходили слухи, что Зелимхан объявит себя имамом и изгонит царскую власть. Вот этот характер политического протеста и борьбы с властью придавал абрекам в глазах народа ореол национальных героев, что в свою очередь отразилось в песнях.
В Абхазии пока нет монографического исследования об абречестве, хотя в конце 40-х гг. XX столетия этнографом И. А. Аджинджалом было проведено несколько экспедиций по сбору материалов по данной теме, а также об обычае кровной мести. Им было собрано 20 эпизодов в Самурзаканской и Абжуйской Абхазии, а также 10 в Бзыбской – подробное описание кровной мести и связанных с нею обычаев. Отчет об экспедиции сохранился, а материалы, к сожалению, отсутствуют.
И лишь в 2004 г. в центре «Петербургское востоковедение» вышла работа доктора исторических наук Юрия Ботякова «Абреки на Кавказе» – первый труд по данной теме, хотя до революции и в первые годы советской власти выходили работы (небольшого объема) об абреках. Данную тему автор продолжил в обширной статье «Перемирие сельского сообщества на Западном Кавказе в конце XIX-XX вв». В обеих работах Ю.М. Ботяковым обширно использован полевой материал, который он собрал в Абхазии.
На наш взгляд, причиной абречества являлось:
Кровная месть.
Социальные условия.
Несовместимость кавказского менталитета с чиновничьей администрацией. Произвол царской самодержавной системы.
Кавказская война и ее последствия.
В XIX веке на всем Кавказе поднялась волна абречества. Хаджрет – ...это лев набега. От слова «хаджрет» идет абхазское имя Хаджа- рат. Военный историк В.А. Потто, говоря о них, отмечает, что они принадлежали к разряду людей, для которых жизнь копейка, а голова наживное дело. Они во всякое время года готовы на предприятия самые дерзкие, на похождения самые отважные. По одежде они последние бедняки, по оружию первые богачи. Нередко, как отмечают очевидцы, несколько сот казаков не решались вступить в бой с несколькими десятками хаджретов, ибо последние никогда не сдавались живыми, и когда положение было безвыходное, они закалывали своих скакунов и сражались до последнего, продавая свою жизнь как можно дороже. В плен никто не сдавался. Характерной чертой абрека, вернее, степенью определения его буйного непоседливого характера служили изодранные полы черкески. Когда шли в набег или приходилось мстить, а позднее, когда абречество приняло форму протеста против колониальной политики царизма – полицию и другие административные органы, зачастую горцы Кавказа извещали о том, что идут на них – «Иду на Вы», как в древнем Риме.
М.Ю. Лермонтов в своей гениальной поэме «Измаил-бей» сумел очень тонко подметить психологию горца-кавказца:
«И дики тех ущелий племена,
Их бог – свобода, их закон – война,
Они растут среди разбоев тайных,
Жестоких дел и дел необычайных;
Там в колыбели песни матерей,
Пугают русским именем детей!
Там поразить врага не преступленье
Верна там дружба, но вернее мщенье;
Там за добро – добро, и кровь за кровь,
И ненависть безмерна, как любовь».
Все наши герои действовали в таких случаях, как гласит Бусидо: «Если случится такое, что требует отомщенья, действуйте не теряя времени, даже если это стоило бы вам жизни. Вы можете потерять жизнь, но честь никогда». Недаром абхазская пословица гласит: «Долго раздумывающий – не отомстит за отца». Вот как поется в абхазской песне о таких людях:
Утром у него убили отца,
До обеда за кровь отомстил он,
А к вечеру сложил свою голову Ацанба Хакыбей!
В чеченской песне об «Абреке Гехе» есть такие слова: «И абрек Геха погиб красивой смертью, погиб победителем. Ибо победитель не тот, кто сражает врага, а тот, кто в жертву борьбе на верную смерть без раздумий бросает душу и тело свое...»
Истый воин чист и непосредственен как дитя, поэтому он силен духом и непобедим. «Смертью смерть поправ», – говорили о таких в древности. На их благородстве держится мир. Выходя на тропу войны, они с уверенностью говорили себе: «Кто, если не я...» О таких говорят: «Подвиг их бессмертен».
Об этом хорошо сказал величайший мыслитель и гуманист Мишель Монтень: «...вся мудрость и все рассуждения в нашем мире сводятся в конечном итоге к тому, чтобы научиться не бояться смерти. По абхазской философии «смерть – это переход из одного состояния в другое». «Все мы смертны, – говорят абхазы, – но самое страшное умереть при жизни (т.е. потерять честь)».
«Слава, – говорили наши старшие, – рождается с пришедшим в этот мир младенцем и уносится с уходящим в мир иной (т.е. обретает бессмертие)».
Мыстаф Чалакуа в 1877 г., поклявшись умереть за честь родины, вооруженный штуцером и кремневым ружьем, единолично напал на отряд генерала Кравченко и в неравном бою уничтожил несколько десятков солдат и офицеров противника. Когда подняли его тело, то из-за пазухи выпал сверток с чистым бельем. Это означало, что, идя в бой, он победил смерть и, множественно перешагнув через нее, пошел путем воина.
27-летний абрек Марчиг Барцыц, окруженный отрядом стражников в с. Калдахуара (конец XIX в.) в ответ на требование сдаться ответил: «Генерал Самойлов не смог взять меня с отрядом», и вступил в неравный бой. Он погиб, но ушел из жизни непобежденным.
Абхазский военный кодекс несет в себе очень много принципов, зачастую до деталей, совпадающих с кодексом самураев «Бусидо» – «путь воина». Один из основополагающих принципов Бусидо гласит: «Когда для выбора имеется два пути, выбирают тот, который ведет к смерти». Кстати, абхазские воины отпускали и заплетали косичку, потеря ее было равносильно потере жизни. Идя в бой или поход, абхаз выбривал волосы, оставляя клок на голове, т.е. это означало, что он переходил границу жизни. По этому поводу приведем реальный случай.
Это было в 20-х годах XX столетия. В ту пору абреки скрывались в Бзыбских горах, а на зимовку спускались в леса Мысры. Поздней осенью они приходили в урочище Мысра, где находились до следующего лета. Однажды осенью абрек Евпат, последний в своем роде, скрывавшийся долгое время и мстя за гибель брата, спустился на зимовку. Путь лежал через село. У сельсовета было много людей. Вдруг они увидели Евпата, он был увешан оружием, у него была заплетена коса, которая спускалась ниже пояса – знак глубокого траура и отрешенности от всего земного. Был он статен и божественно красив. Люди рассказывают, что подобного красавца они не видели. Он шел спокойной походкой, никого не трогая и ни с кем не общаясь. Народ знал, что он никого не тронет, и расступались перед Евпатом. По абхазским обычаям коса означала, что Евпат смертник и что земная жизнь для него уже ничего не значила, он перешел ту невидимую грань жизни, отрешившись от всех земных благ. Но люди знали, что мститель никогда не тронет невиновного, ибо у него был свой путь. Но неожиданно выскочил один комсомолец и стал упрекать его в том, что он абрек, пугает людей, что он вне закона. Вначале Евпат очень сдержанно вел себя, не обращая внимания на эти реплики. Но тот не унимался, продолжая угрожать. Тогда Евпат, последний в своем роде, абрек, неописуемый красавец, обратился к нему;
– Прошу тебя, не переходи мне дорогу, ты видишь, я иду своим путем, отстань, не трогай меня.
Комсомолец не унимался, продолжая оскорблять абрека. Евпат еще раз спокойно повторил свою просьбу, но кто слушал его.
– Да не возьмешь ты мои грехи, – произнес абрек и, мгновенно выхватив оружие, навсегда успокоил говорящего.
После этого он бросил рядом с телом «акух» (мелкую частицу из своей одежды, пулю, монету), чтобы душа убитого не беспокоила его на том свете, повернулся и снова медленно пошел дальше.
Чуть позже родственники убитого бросились за ним в погоню, но он уже был далеко.
Впоследствии абрек Евпат, божественно красивый, с длинной, заплетенной косой, в знак глубокого траура и отрешенности от всего земного, последний в своем роде, был убит, дорого продав свою жизнь.
Известный абхазский герой Напха Кягуа, уничтоживший отряд грабителей, оставляет одного горевестника и говорит ему: «За то, что я убил столько людей, ты должен убить меня, вот тебе оружие». Но пленник отвечает: «Я не могу смотреть тебе в глаза, уж очень тяжел твой взгляд». Кягуа спокойно повернулся к нему спиной и получил от него пулю в позвоночник. Повернувшись, Кягуа запретил его трогать. «Оставьте его», – приказал он. Затем, туго затянув башлыком спину, с улыбкой запел песню. Эта песня жива и популярна в народе и по сей день.
И очень тонко подметил Т. Карлейль, что «почитание героев – самый глубокий стержень из всех, главный стержневой корень в значительной мере питает и растит все остальное».
Известный абхазский абрек Шакрыл Шигу, окруженный отрядом царских войск, вел последний бой с песней и танцем, в песне он вел диалог с матерью:
– Уа, Шигу! Не надеялась я, что ты попадешь в такое дело!
– Как же ты думала, нана!
– Я думала, что ты отомстишь за себя.
– Если это тебя как-то успокоит, троих я убил, а двоих ранил, мама.
– А кто они, нан?
– Это стражники с островерхними шапками.
– Чтобы я не потеряла тебя на том свете, Шигу-хаца!
Адагуа-ипа Зекерия
Во время Кавказской войны над страной Апсны нависла очередная угроза вторжения царских войск. Генерал с пятитысячным отрядом встал лагерем на другой стороне приграничной реки. Представители абхазских общин собрали вече, решая, как быть. Тогда выступил Адагуа-ипа Зекерия Ауатырба (впоследствии он стал известным абреком). Несмотря на свою молодость, ему было всего двадцать пять лет, он обратился к старшим:
– Я один отправлюсь через реку.
Взяв с собой младшего брата, он переправился верхом через реку и направился к лагерю противника. Его остановили часовые и потребовали сдать оружие.
– Неужели вы, пять тысяч солдат, боитесь нас, двоих юношей-всадников, это не к лицу вам. Спросите вашего генерала, пусть разрешит оставить нам оружие.
Им разрешили иметь при себе оружие. Когда они подъехали к месту, то увидели, что генерал сидел на сооруженном наподобие трона возвышении, а рядом с ним была его дочь. Зекерия на скакуне со всего разбега разбил возвышение, мгновенно подхватил девушку и, не дав никому опомниться, повернул обратно. Вместе с добычей, сопровождаемый братом, он переплыл реку и вернулся домой. Вслед ему не стреляли, боясь попасть в девушку.
Вскоре генерал прислал посредника:
– Я уйду с войском обратно при условии, если с моей дочерью ничего не случится, на всем белом свете, кроме нее, у меня никого нет.
Дочь генерала все это время была окружена вниманием и всеобщим почетом, ее объявили названной сестрой, устраивали в честь нее торжественные пиры и состязания. «Ты наша сестра, и ничего не бойся», – говорили ей.
Когда посредники пришли за дочерью, ее с почетом отправили обратно, дав в сопровождение трех пожилых женщин, знавших русский язык, и человек пятнадцать молодежи.
Когда они перешли границу и приблизились к генералу, дочь, опережая отца, обратилась к нему:
– Отец мой, я никогда в жизни не встречала таких высоконравственных людей. Их дух, обычаи, искренность и чистота нравов настолько высоки, что даже если со мной что-нибудь случится и нашелся бы человек, рассказавший вам, отец, об их высочайшей порядочности, то я не посчитала бы, что со мной что-то произошло. Все они были мне братьями и сестрами, и поэтому ты должен считать их родными. Если бы ты видел, как они относились ко мне, то преклонил бы пред ними колени...
В этот год в Апсны войны не было.
(Продолжение в следующем номере)
Руслан АГУАЖБА, научный сотрудник Абгосмузея
