Что бы не случилось, век живи
Прожив 103 года, Балкия Валеева не потеряла интереса к происходящему в мире, очень любит шутить и ловко вдевает в игольное ушко нитку. Без очков.
— Ани, мать, — в большой комнате, мешая казахскую и русскую речь, громко шептались. — К тебе, однако, опять тот самый журналист приехал.
— Поди, Анитолий?
— Он самый и опять тебя видеть хочет.
— Щто ли я артиста, депутат? Но все равно зови и дастархан (стол — казахс. — А. С.) быстро накрывай, — командует бабушка Балкия.
В светлом зале на кровати, застеленном ярким покрывалом, сидит сухонькая старушка с живыми черными глазами и стыдливо, по‑девичьи, прячет под платок свои седые волосы.
— Анитолий, — спрашивает она меня, — ты все‑таки татар. — Ведь опять пришла.
— Нет, Балкия.
— Знащит, наш ты — казах!
— Да нет, бабушка!
— Ой, не ври, мордан‑то у тебя наш — мусульманский!
— А кто его знает, — говорю я, — татаро-монгольское иго вон как по России прокатилось, туда-сюда, туда и обратно.
— А я о щем говорю!
Мы смеемся, но заразительнее всех хохочет старушка, вытирая слезинки у глаз.
Не торопясь, едим ароматный бешбармак, запиваем водкой. Балкия не отстает от нас, поднимает рюмку — одну, вторую… И только на лице ее разливается румянец, а глаза все копят и копят смешинки.
Рассматриваю паспорт старушки. Балкия Валеева, казашка по национальности, родилась… 1 мая 1901 года (!) в поселке Центральный Карталинского района Челябинской области. В графе: «личная подпись» — прочерк. Балкия неграмотна.
Что она помнит из детства?
Все помнит. Степи. Скачи на коне день, скачи два — все те же степи, ковыль да полынь, посвист сусликов, бой перепелов, а над всем этим, в обморочной сини, качается в забытьи черный крест орла-курганника.
В четыре года Балкия уже в седле, пасла овец и лошадей, — джигит, не отличишь от парня! Помнит она северные пронизывающие ветры, ломающие седую полынь, когда они всей семьею на верблюдах перекочевывали на зиму в долину Сыр-Дарьи. Помнит путь обратно с отарами и табунами. Весенняя степь встречала их ликующими птичьими перекликом, ярким золотом первоцветов, хрупкими черно-лиловыми чашечками тюльпанов.
В 17 лет ее украл молодой и красивый Сабир, косая сажень в плечах. Подкараулил хрупкую и маленькую Балкию, мешок на голову и айда — умчал в свою юрту и калыма даже не пришлось платить.
Революция обрушилась, как дикий ветер-афганец. Закружила, разметала их большой род. Балкия стала забойщицей на Златоустовском руднике, рубила кайлом руду, грузила ее лопатой в вагонетки. Рожала детей. Родит, три дня лежит, кормит младенца, а на четвертый день ее поднимала свекровь:
— Нечего разлеживаться, иди на работу.
Перевязав потуже грудь тряпкой, чтобы остановить молоко, шла в рудник. Младенца до вечера кормила свекровь: нажует хлеба в тряпочку, засунет в рот и качает в люльке, качает…
Дети рождались и… умирали. Из 12 ею рожденных выжили шесть. А она все работала — строила железнодорожные пути в Пласте, Миассе, Кыштыме Карабаше. Работала грабарщицей и путейцем: «осаживала» костыли в шпалы почище иного мужика — одним ударом. Выйдя на пенсию, опять села на коня — до 85 лет пасла скот, до 95 сама запрягала лошадь. Она и сейчас не может сидеть без дела, шьет, штопает. Балкия ни разу не болела и не знает, что такое лекарства. Она ловко вдевает нитку в игольное ушко без очков (их у нее никогда не было!).
Вспоминая о прошлом, она говорит, что при Николае втором жилось худо. Казахи не знали ни хлеба, ни сахара, ни картошки. Ели одно мясо, а женщину за человека не считали. Лучше всего, по ее мнению, люди жили при советской власти, особенно во времена Брежнева: работы всем хватало, езжай, куда душа пожелает — ни границ, ни пропусков, учись на кого хочешь бесплатно, и совсем не важно, кто ты: казах, русский, немец, украинец. И был мир.
Путин ей по душе. Но почему он много ездит, много думает и ничего не делает? Почему у него депутаты ругаются грязными словами и дерутся, ровно кобели вокруг одной суки? Почему работы людям нет? А ведь без работы человека одолевают худые мысли, без работы он мало живет. Балкия говорит, что она все время молится, чтобы люди не убивали друг друга, чтобы они были здоровы и всем хватало работы, чтобы у каждого на столе не переводился хлеб.
…Она на лету ловит муху рукой, на минуту смолкает. А я задаю ей вопрос: в чем же секрет ее долголетия?
— Работал я шибко много, балым (сынок — казахс. — А. С.). И все время кислый молоко пью. Можа от этого.
— А как насчет… (показываю на рюмку).
— Арака ашать? — Балкия лукаво смеется. — А пащему нет? Когда человек устал, когда к нему гости пришли…
Балкия живет с дочерью Кульдрайхан и зятем Булатом. Оба уже давно на пенсии, да вот, поди ж ты, мать до сих пор считает их сопляками. Она встает чуть свет, каждому дает задание.
— И попробуй, не выполни его, — говорит 71‑летний Булат, — шуму на весь дом будет. Она же каждого видит насквозь, признаться, до сих пор боюсь своей тещи! Но я молчу, надо же кому‑то уступать.
А еще я узнаю, что была у Балкии сестра-близнец. Звали ее Зулкией и жила она в Казахстане. Нынче вот ее похоронили на 103 году жизни. Балкия ездила на похороны. При проезде через таможенные посты вышла заминка: при оформлении документов Балкия вместо подписи поставила крест. Пограничники не хотели пропускать, но потом разобрались, вышли на нее поглядеть всей заставой и даже отдали ей честь.
У Балкии 14 внуков, 24 правнука и одна праправнучка по имени Мируэт. Потому скучать ей некогда, она починяет, штопает и шьет для них одежду, помнит о каждом и заботится о каждом. Вот и себе она справила на днях обновку из подаренного одним из внуков розового шелка. Кокетливые поперечные складки на юбке, восточный воротник стоечкой, длинные в меру рукава.
На стене у Балкии висит фото, на котором она снята со своим мужем Сабиром. На фото им обоим примерно по 50 лет. Это единственное их фото в жизни. Я говорю Балкие, что она была очень красивой женщиной, что руки ее и по сей день, несмотря на годы, сохранили благородную форму. Это ей нравится, легкая тень смущения и румянец покрывают ее лицо, Балкия с удивлением рассматривает свои руки.
— Щто ты говоришь, а я совсем не жалел их…
Покидаю ее дом, а Балкия недоверчиво спрашивает:
— Правда, про меня в газете расскажешь?
— Обязательно.
— И карточка моя в ней будет?
— Непременно.
— Ай, хороша! Всем расскажу, щто у меня балам была. Заходи еще, опять щай пить будем.
И уже на самом пороге она вновь окликает меня:
— Слушай, Анитолий, а ведь ты на самого Ленина похож. Голова лысая и обличьем на него…
— Ну-у!
— Вот я говорю тебе «Ну-у!». Хочется мне тебя, однако, президентом избрать. Ух, шайтан, и навел бы ты порядок!
Анатолий Столяров, член Союза писателей России