Праздник к нам приходит. но дойдет не до всех

Известная идиома: стоять с протянутой рукой. Произнести легко. Но вот протянуть руку — самый тяжкий жест для нормального человека.

Эту женщину у дверей продуктового магазина за зиму я замечал несколько раз. И вот на днях увидел снова. В выцветшем то ли зеленом, то ли синем длинном пуховике и стоптанных сапогах, но на побирушку не похожа. Поначалу показалось: просто стоит и ничего не просит, безучастно глядя под ноги. Но вот я поймал боковым зрением, как одна из покупательниц, выходя из магазина, протянула ей какие-то деньги — та взяла. И не согнулась с обычным подобострастием одариваемого нищего, а сдержанно склонила голову.

На выходе я остановился возле нее, ощутив стандартный пенсионерский запах — смесь корвалола и какой-то архаичной затхлости. Выбившиеся из-под платка пряди еще не седых волос, безучастное лицо с сеткой морщин вокруг блеклых глаз, которые вдруг вспыхнули, когда я протянул несколько десятирублевок. Ее рука дернулась, но не поднялась за монетами, а лицо пошло красными пятнами. Все же женщине демонстрировать свою беспомощность психологически легче перед женщинами…

Разговорились, хотя не без труда. Сказала, что на пенсию вышла несколько лет назад. Поначалу — типичный советский послужной список: Тульский политех, инженер в ЦНИТИ (с довольно хорошей, по ее словам, зарплатой). Но, как гласит народная мудрость, у нас долго хорошо не бывает. Муж сбежал в Подмосковье — он экспедитором был, а у этих в каждом городе по жене. Детей Бог не дал, так и осталась одна. Потом 90-е, всеобщий паралич и безысходность, многомесячные невыплаты зарплаты, попытка заработать на жизнь вязанием.

Сбросились с подружкой, купили много разной суворовской пряжи, по картинкам из журнала мод вязали кофты, которые продавали с рук на ул. Каминского. Но «продавали» — громко сказано, к таким, как они, беспросветным рукодельницам даже базарные рэкетиры в конце дня не подходили — чего с них взять. Денег не было ни у кого. А у кого были, тем самопальные кофты с Каминского, хоть и по журналу связанные, без надобности. Оставшаяся пряжа до сих пор пылится в кладовке.

Затем — повезло, по справедливости, хотя бы раз в жизни должно каждому повезти: она устроилась по знакомству в какую-то контору «офис-менеджером», а проще, секретарем-завхозом, а еще проще — и вахтером была, и полы мыла, и бумаги перепечатывала, и по командировкам моталась. Но вот подошла пенсия, и ее попросили на выход: начальство нашло офис-менеджера помоложе, с ногами и задницей — чтоб как у людей. По этой же причине и не устроилась потом никуда: кому нужен отработанный материал, когда полно молодежи — без опыта, но и без гипертонии тоже.

— Пенсии не хватает?

— А я не знаю, кому ее хватает,— искренне удивилась она.— Если здоровый хоть немного, еще проживешь. А кто в нашем возрасте здоровый… У меня стажа 32 года, а пенсия была пять тысяч с копейками, потом прибавили — сейчас 6 700. За квартиру отдаю 3 400. Еще аптека: энап и конкор на месяц, от сахара таблетки, от вен на ногах — за все была тысяча, сейчас полторы отдай за лекарства. Вот и живем с котом на тысячу в месяц, ему — мойвы или лап куриных, а мне — что останется. Раньше на оптовку в Мясново за продуктами ездила, сейчас уже сил нет…

Она отвернулась, а мне в голову пришла еще одна надоевшая помпезная идиома — про вставание страны с колен. Хотели как лучше, а встали как всегда — с грохотом, битьем посуды, поломанной мебелью и судьбами.

— Ну, с наступающим вас праздником! — попрощался я. И по реакции моей случайной знакомой понял, что сморозил что-то очень неприличное, словно посоветовал заняться компьютерной грамотностью.