Ольга Погодина-Кузмина написала рассказ специально для журнала «Тверьлайф»
От редакции. В уходящем году Ольга Погодина-Кузмина написала, может быть, лучший русский роман года. Изданный в популярной серии «Книжная полка Вадима Левенталя» (издательство «Флюид ФриФлай») роман «Уран» соединяет в себе признаки остросюжетного жанра, шпионского боевика, лагерной прозы и производственного романа. История охоты за шпионом на секретном советской атомном заводе, совершенно уверены в этом, принесет Ольге Погодиной-Кузминой лавры лауреата одной из федеральных литературных премий. А пока Ольга написала рассказ — специально для журнала «Тверьлайф».
Кристина Росомахо, которая нарисовала иллюстрацию для рассказа — молодой иллюстратор, графический дизайнер, специализируется на периодических изданиях, книгах, иллюстрации, живописи. Участница десятков отечественных жанровых выставок, в том числе и персональных.
Ольга Погодина-Кузмина
Дарума
Рассказ
Воды Японского моря вынесли на берег округлый предмет. Камень — не камень? Старинная кукла-копилка, напоминающая русскую неваляшку, но с азиатскими чертами. Краска смылась, морская вода обточила бока и половину лица — будто лишила куклу правого глаза. Мне попалась эта неказистая игрушка в антикварной лавочке Южно-Сахалинска. Продавец рассказал, что кукла была найдена в заброшенной морской гавани — видно, пролежала там еще со времен войны.
Что удивляет москвича, петербуржца или жителя Твери, впервые попавшего на Сахалин? Совершая столь далекий путь к северо-восточным рубежам, ожидаешь увидеть необыкновенный, экзотический мир. И правда, природа острова поражает первозданной красотой и богатством. Зато подробности городского пейзажа оказываются знакомыми с детства. Вот площадь перед аэропортом, запаркованная дорогими машинами и маршрутками, но непременно с памятником, обелиском или хоть административным зданием из советских шестидесятых. Вот предместье — частная застройка. Засыпные дощатые дома стоят тут лет семьдесят, скоро пойдут под снос. Среди них возвышаются претенциозные кирпичные «замки», наследие лихих бандитских времен. Но уже появились и современные особнячки, со вкусом отделанные, окруженные газонами, устроенные для комфортной семейной жизни — будто в какой-нибудь Швеции или Финляндии.
Южно-Сахалинск, как любой значимый город русско-советской империи, сохраняет в своем облике культурные слои послевоенной эпохи. Величественный сталинский ампир соседствует с многотиражными кварталами хрущевок, а центральная площадь, фонтан и монументальное здание городской управы отсылает к архитектурным экспериментам брежневских времен. К слову сказать, мы уже привычно обозначаем советские стили именами правителей, словно каких-нибудь Людовиков и Наполеонов… Интересно, как назовут стиль нашего времени, соединяющий в себе черты имперской пышности и советского минимализма?
Есть в Южно-Сахалинске и стадионы, и филармония, и театр имени Чехова. Чеховский «Остров Сахалин», разумеется — главная книга для жителей побережья Охотского моря.
Лишь несколько городских построек не принадлежат ни к одной из привычных советских эпох. Художественный музей, здание вокзала, краеведческий музей в форме восточной пагоды — эти добротные каменные постройки относятся ко времени, когда южную половину острова занимала японская провинция Карафуто.
В холле гостиницы поджидал кого-то пожилой сухопарый японец. Он стоял в спокойной позе, прикрыв глаза, будто был готов провести в ожидании хоть несколько часов — и вдруг сделал шаг вперед, радостно закивал гладко причесанной головой. Вошел седой человек в плаще, они с японцем обнялись очень тепло, со слезами радости на глазах. Прозвучали приветствия, имена — Кичиро-сан и Павел Тимофеевич. Обращало на себя внимание странное сродство, какое-то внутреннее сходство между этими непохожими внешне людьми. Позже этому нашлось объяснение. И кукла Дарума, которая в Японии считается традиционным новогодним подарком, тоже оказалась среди героев этой истории.
Музей, архитектурой напоминающий пагоду, окруженный экзотическим садом, можно увидеть во всех туристических буклетах и журналах о Сахалине. Во дворе здания, рядом с фигурами двух каменных львов, мне снова попались на глаза те двое пожилых мужчин, японец и русский, которые так тепло приветствовали друг друга в гостинице. Служительница сама завела разговор о господине Нарито, который оказывает помощь музею в организации международных выставок.
— А Павел Тимофеевич, его брат, передал нам ценные архивные материалы и фотографии.
— Так они братья?
— Да. Неужели вы ничего о них не слышали?
Тору Нарито, молодой офицер артиллерии, женился на юной Минори. В апреле 1945 года его направили на пограничную заставу Карафуто. Его родители и молодая жена остались в городе Нагасаки. В мае Германия, союзником которой Япония была во Второй мировой, подписала капитуляцию. А в августе американцы сбросили на город Нагасаки атомную бомбу.
Понимая, что вся его семья погибла, Тору решил не возвращаться на родину. Вместе с другими японскими военнопленными он работал на строительстве дорог, был назначен прорабом, перешел в отдел гражданского строительства. Он выучил русский; встретил девушку по имени Светлана и женился на ней. Он был хороший человек и мастер на все руки. Соседи обращались к нему, когда нужно было изготовить дубликат ключа, починить фотоаппарат или велосипед.
Тем временем Минори, первая жена Тору, не погибла. Незадолго до бомбежки города она уехала из Нагасаки. Она пыталась разыскать мужа, но получила сведения о том, что Тору Нарито пропал без вести. Тогда в Японии плохо относились к вернувшимся из СССР военнопленным, а тех, кто остался в Советском Союзе, считали предателями. Военное начальство предпочитало не распространять эти сведения.
У Минори родился сын — отец не знал о его существовании. Но, подрастая, мальчик стал все чаще спрашивать про отца.
Вот что рассказывал Кичиро-сан.
— Когда мне было десять лет, перед самым Новым годом мы с мамой пошли в храм и купили Даруму — самую дешевую, грубо раскрашенную куклу. Я загадал желание, чтобы отец вернулся домой, и нарисовал Даруме один глаз. Желание не сбылось. Но с тех пор мы с мамой каждый год покупали мне Даруму, я рисовал ей глаз и загадывал только одно желание. Я очень хотел увидеть отца и верил, что он жив. И вот однажды, в год окончания школы, я спросил монаха в храме: «Почему мое желание никогда не сбывается?». «Значит, ты недостаточно сделал для исполнения своих желаний — ответил монах. — Помни, только сам человек может направить волю небес в нужное русло».
Кукла Дарума изображает монаха Бодхидхарму, божество буддийского пантеона. По легенде Бодай Дарума девять лет провел в неподвижной медитации в пещере, поэтому и кукла изображается без рук и ног, в знак неподвижности. К тому же у Дарумы нет зрачков.
Даруму, сделанную из папье-маше или из дерева, покупают в новогодние праздники. На целый год забавная фигурка становится хранителем домашнего очага, добрым покровителем людей. Особый ритуал совершается, чтобы заручиться благим расположением божества и сделать так, чтобы Дарума исполнил просьбу. Для этого в одном глазу куклы рисуют зрачок и загадывают желание. И обещают — если желание сбудется, то в награду за это Дарума получит и второй глаз. Но если просьба окажется не исполненной, то через год Даруму без всяких сожалений бросают в январский костер. В таких праздничных кострах сгорают предметы, оставшееся от новогодних праздников: листки с первым написанным в новом году иероглифом, бумажные фонарики, сосновые ветки с украшениями, а также куклы-Дарумы, не исполнившие желаний своих владельцев.
Оказалось, что гос
подин Нарито принят как почетный гость на фестивале, в котором участвовали и мы.
— Как вам удалось найти отца? — спросила я через переводчика, когда выдался подходящий момент.
— Это были долгие поиски. Я узнал номер части, обратился к его сослуживцам. Написал десятки писем в разные инстанции. Выяснил, что он мог остаться на Карафуто — теперь мы называем остров Сахалин. Но связь между нашими странами была почти закрыта. К тому же отец взял русское имя — Тимофей. Только в 90-е годы мне удалось приехать и увидеть его.
— Да, об этом писали в газетах, — дополнил рассказ Павел Тимофеевич. — Было много заметок о том, японский военнопленный через пятьдесят лет вернулся в Японию. Мы тогда все плакали, и радовались, и грустили из-за того, что отец решил уехать. Тогда он уже болел и, наверное, хотел умереть на родной земле.
— Отец умер через три года после своего возвращения, — Кичиро-сан склонил голову. — Он попросил нас совершить обряд кремации и рассыпать его прах в море, которое омывает берега России и Японии. Он любил одинаково обе страны. И мы, его сыновья, русский и японец, сделали это вместе.
Мне захотелось показать новым знакомым Даруму, купленную в антикварной лавочке. Павел Тимофеевич осмотрел ее и со знанием дела сказал:
— Видите следы копоти? Значит, эта Дарума не исполнила желания своего владельца.
— На все воля небес, — добавил Кичиро-сан.
И все же мне захотелось нарисовать старенькой Даруме глаз и загадать желание. Осталось только подождать до Нового года.
