Сергей Прокопенко: «Институт уже состоялся!»
В гостях «АиФ» директор Научно-исследовательского института истории и культуры Ульяновской области им. Н. М. Карамзина Сергей Прокопенко, с которым беседуем о науке, бизнесе и политике
Откуда у парня испанская грусть?А. Юхтанов: Вы возглавили институт, который изучает историю и культуру нашего края. А сами вы давно в Ульяновске?
С. Пркопенко: Мне тогда было 27 лет. Мы вместе с женой закончили очную аспирантуру Московского педагогического института имени Ленина и приехали сюда по распределению.
- В историки себя с детства записали?
- Не совсем так. Да, мама и папа были историками, преподавателями. Поэтому я фактически еще со школы был «заточен» на историю. Но другой страстью была биология. Однако в океанологический я не проходил по здоровью.
- Вы занялись местной историей, хотя за вашими плечами столько лет изучения истории зарубежной. Вообще, откуда эта тяга к «иностранщине»?
- Я с самого начала ориентировался на зарубежную историю, чтобы не было искушения политизации. В московскую аспирантуру я пришел со своей темой. Она была связана с т.н. «революционным консерватизмом» в Испании рубежа XIX-XX веков. Потом отошел от политической истории и стал заниматься историографией социально-экономической истории Испании XIX-XX столетий. После защиты кандидатской я, по сути сменил специальность: переключился на Испанию конца XV по XVII век включительно. Это был период её превращения в мировую империю, а затем быстрое – на протяжении 50 лет – «схлопывание» и участь второразрядной страны. Как это произошло, почему, какие уроки можно извлечь – вот вопросы, которые увлекли меня. Но поскольку докторская диссертация предполагает более академический подбор тем, я защитил работу «Проблемы и методы изучения демографических процессов в Испании раннего Нового времени (конец XV-XVII вв.)». В нашей советской и российской испанистике это была первая докторская, защищённая по этому периоду. Да и социодемографическая тематика в начале 1990-х годов, когда я только приступил к работе, была новаторской в нашей стране.
- Чтобы вгрызаться в историю страны, изучать исторические источники, нужно языки знать. Хорошо владеете испанским?
- Ну-у-у. Во-первых, нет предела совершенству, во-вторых, для разговорного нужна практика. Но читал я неплохо. И не только на испанском. В аспирантуру я пришёл с основными романскими и английским, к концу аспирантуры языков десять где-то у меня уже было. Меня познакомили с Пилар Бонет, корреспондентом авторитетной испанской газеты El País, которая и сейчас живет в Москве. Она заказала мне учебник каталанского языка. Пришлось его от руки переписывать – он до сих пор у меня в тетрадках. Ксероксы в начале 1980-х гг. были запретным плодом.
С Гайдаром по соседству- Итак, вы занялись Испанией, чтобы быть подальше от политики. Но всерьез окунулись в политику. Как это случилось?
- Ещё работая над кандидатской по новой истории, я интуитивно вышел на новое направление, которое тогда называлась «Школа Анналов». В 1980 году вышла монография по этой школе, написанная Юрием Николаевичем Афанасьевым. Потом он стал оппонентом на защите моей диссертации. В тот момент он был проректором по науке в Высшей комсомольской школе и возглавлял отдел истории журнала «Коммунист». А в соседнем с ним кабинете, в отделе экономики, сидел Егор Тимурович Гайдар. Это был тот самый Афанасьев, который, когда началась перестройка, был избран Народным депутатом и стал инициатором создания «Межрегиональной группы» – первой парламентской оппозицией в рамках существовавшей тогда однопартийной системы. В руководство МГ входили Андрей Дмитриевич Сахаров, Борис Николаевич Ельцин, Гавриил Харитонович Попов... И Юрий Николаевич Афанасьев. Он был идеологом этой группы.
- Каким образом вы были вовлечены в этот процесс?
- В 1987 году я вновь поехал в Москву на повышение квалификации и жил в головном корпусе МГУ. А МГУ тогда бурлил. В Москве образовалось несколько политических организаций. Самую радикальную антикоммунистическую позицию занимал Демократический союз - Новодворская и другие. Но я примкнул к более умеренной группе, куда входили практически все мои знакомые-гуманитарии, прежде всего историки. Говорят, постоянство – признак ограниченности. В этом смысле я как был социал-демократом, так и остался им.
- И все эти поветрия вы привезли в Ульяновск?
- Все – слишком сказано. В Ульяновск меня пригласил покойный Ю.А. Кизилов, а он относился к т.н. патриотически-почвенной части политического спектра... Но, да, по возвращении я создал ульяновское отделение общественно-политической организации «Мемориал».
- Были препятствия?
- Как не без этого. Были мелкие неприятности, к которым я достаточно спокойно относился. Вот с должности завкафедрой Ульяновского пединститута мне пришлось уйти... Но к началу 90-х годов я достаточно серьезно разошелся с нашими ульяновскими радикалами - по вопросам направления и темпов реформ... Например, я был категорически против того, чтобы сторонникам реформ уступать «поляну» патриотизма. В результате сейчас в массовом сознании понятия «демократия» и «патриотизм» разведены, но это же неправильно!
«Остаюсь горбачевцем»- Каковы сейчас ваши политические взгляды?
- Был и остался горбачевцем. Начавшийся на рубеже 80-х и 90-х годов процесс радикализации под флагом Бориса Ельцина (фактически вождизм в новой редакции!) – я посчитал неправильным.
- И вы решили уйти из политики?
- Я счёл, что если тебя не понимают – надо заняться своим профессиональным делом. А дел накопилось много. Я вплотную занялся своей Испанией. Провансальский язык, старофранцузский, латынь пришлось подучить, статистические методы подтягивать.
- Наука, политика, что еще?
- Был еще бизнес, на основной работе пришлось уйти на полставки. Какая была гиперинфляция и какие заработки – Вы, наверное, помните... Четыре раза разорялся. Но к 1995 году я заработал деньги и на то, чтобы семья здесь могла продержаться без меня, и на то, чтобы в очной докторантуре не думать о куске хлеба. И для того, чтобы поехать, поработать в библиотеках и архивах Испании. Из Испании вернулся в 1998 году. Привез, кстати, много коммерческих предложений. Но тут грянул дефолт.
Зачем нам идентичность?
- Наверное, пора перенестись из времен Перестройки и «лихих 90-х» в наше время. Что вас, полиглота и знатока западноевропейской истории, заставило переключиться на историческое краеведение и возглавить региональный НИИ истории и культуры?
- Предложение возглавить институт мне поступило весной прошлого года. Я знаю, что до меня предлагали, по крайней мере, пятерым – как преподавателям, так и управленцам. Я подумал, и решил принять предложение. Это действительно амбициозный и нужный региону проект, а для меня, что тут кокетничать, последний шанс сделать что-то стоящее.
- Сложно объяснить людям, зачем тратить «народные деньги» еще на одно учреждение, занимающееся изучением истории края... Тем более, что такими же исследованиями занимаются и музей-заповедник «Родина В.И.Ленина», и областной краеведческий музей.
- Музеи заточены под иные цели. Их главные задачи – хранение, экспозиция, просвещение.
- Одной из задач работы института пресса называет поиск «региональной идентичности»...
- Губернатор Сергей Морозов, рассматривает этот институт как инструмент для решения важных вопросов мобилизации и консолидации элит, общественности, населения. Видите ли, успешная долгосрочная региональная стратегия возможна только на позитивных ценностях и на фундаменте культуры в широком понимании этого слова. Отсюда вынесение этих двух элементов в название нашего института. А широкая просветительская работа требует прочных научных оснований. А у нас столько «белых пятен» только в истории! А ведь ещё есть и этнология, и филология, и лингвистика... – непочатый край работы.
Должен сказать, что создание НИИ истории и культуры – не сегодняшнее изобретение. Подобное учреждение планировали создать еще во времена Г.В. Колбина. Мне рассказывали, что во время приезда сюда тогдашний Президент АН СССР Г.И. Марчук озвучил эту мысль: «Родина Ленина – и без института истории!». Потом была попытка уже при Ю.Ф. Горячеве. Ну и наконец, когда появились финансовые возможности, С.И. Морозов в рамках собственного видения развития культуры как стратегического ресурса, перевёл вопрос создания института в практическую плоскость. К сожалению, сейчас мы вновь вступили в полосу кризиса. Но, надеюсь, институт уже состоялся, вектор задан, будем работать.
