бой в лесу. 1941г
Хроника одного из тысяч боев на Восточном фронте.
Они приближались. Их еще не видно, но уже слышны неясный гул, металлическое лязганье и время от времени глухое буханье, как будто били в большой барабан. Лес словно маскировался дымом, прятался от чуждых ему звуков чужого мира. Дым повсюду: над густой травой, в листве березовых крон, сизо-беловатыми лентами меж молоденьких берёзок и осин. Запах душистой сочной травы, листвы, цветов, запах гари и тлена.
Сердце билось так, будто спешило, словно чувствовало неизбежное. Капли пота, стекаясь из под тяжелой стальной каски, щипали глаза. Ноющая боль в одеревеневших мышцах. Стало трудно дышать. Надо успокоиться. Чёрт, даже не верится, что меня убьют, что меня не станет. Нет, мой час еще не пробил. Боже, неужели этот мир сможет жить без меня? Как там она? Сын? Ещё даже не видел его. Писала, что очень похож на меня… Что-то тихо стало.
Человек вздрогнул и, оглянувшись по сторонам, стал напряженно вглядываться в просветы между деревьями, чуть приподнимая голову. Никого. Странно.… И тут, где-то близко, неестественно громко взорвался пулеметный грохот. Значит они уже здесь. Человек, вытер вспотевшие ладони об рукава куртки желтовато-бурого цвета, вскинул винтовку и весь мир сузился в прорезь прицела. Что это? Впереди, между деревьями, кустами появлялись и исчезали темные фигурки. Что-то просвистело над головой, раз, еще раз – и рядом упала ветка с зелеными, еще неокрепшими листьями. Стреляют! В меня стреляют! Прижавшись к земле, сливаясь с травой, человек сквозь винтовочный прицел стал вглядываться в мелькающие темные силуэты. Вот одна фигурка стала, стремительно приближаясь к человеку в траве, приобретать человеческие очертания. Человек в зеленовато-пятнистой куртке, в каске с маскировочной сеткой, пригибаясь, бежал, падал, вскакивал, снова бежал. На его животе временами вспыхивал огонь, и огненные брызги трассами уносились куда-то. Пулеметчик. Человек в траве поймал человека в пятнистой куртке в прорезь прицела. Человек в винтовочном прицеле не хотел умирать, не хотел оставлять этот мир. Он прятался в траву, вскакивал и убегал от мушки винтовки, снова прятался. В момент, когда человек на мушке приподнялся для очередного броска, человек в траве нажал на спусковой механизм. Выстрел потонул в грохоте боя, только отдача ощутимо ударило в плечо. Человек на мушке на мгновение замер, затем согнулся и исчез. Чуть опустив винтовку, солдат посмотрел на темнеющее среди травы тело. Попал! На грязном, потном лице появилось удовлетворение. Я убил его! Вот так просто! Тут, сзади что-то со свистом грохнуло, ударило, оглушило, сверху посыпались комки земли, мелкие камни, песок…
…Звенящая тишина. Ничего неслышно. Душно. Темно. Надо выбраться из ямы. Надо выбраться…
Земля зашевелилась, покатились комочки земли, камешки, серый человек вытянул руку, дергающие пальцы наткнулись на винтовку в смятой траве, скользнули по цевье, стволу, задели прицел и судорожно вцепились в черную, сырую землю с вывернутыми корнями травы, торчащими ветками, словно вытянутые в мольбе черные руки.
Что-то мокрое на мне, липкое. Немеет все… Холодно… Темно…. Где я…
Звуки боя еще слышны, но все дальше, тише… Лес молчал, будто прислушивался, будто не верил, что ужас чуждого мира больше не вернется, лишь израненные деревья качали изломанными ветвями, словно жаловались на причиненную боль. Проплывали гонимые налетевшим ветерком стада серого дыма.
Удивительными зигзагами, но плавно и весело порхала белая бабочка над поляной, вот села на багровый цветок, но тут же взлетев, радостно затанцевала в паре с прилетевшей откуда-то ярко-желтой бабочкой. Качнулась ветка под присевшей темно-серой птичкой. Поблескивая черными глазками-бусинками и непрестанно вертя головой, маленькая птаха время от времени тоненько посвистывала, словно кого-то подзывала, затем упорхнула, еще раз качнув ветку.
Ночью пошел дождь. Деревья, подставив руки - ветви теплым струям, умывали запыленные листья, и казалось, тихо о чем-то перешептывались с дождем.
Рассвет. Капелька воды, дрожащая на кончике травинки. Солнечный лучик, пробежав по травинке, коснулся капельки – и заискрилась разноцветная радуга. Воздух наполнялся гулом, звоном, тресканием, жужжанием. Толстый шмель осторожно сел на головку клевера, а тот сердито замотал головой, будто возмущенный таким наглым обращением, но шмель продолжал деловито копаться среди лепестков.
Хрустнула ветка. Потревоженный шмель сорвался с цветка и, сделав круг, улетел. Около темной руки, сжимающей комок земли, появился огромный, мокрый с налипшими травинками, сапог. Их было двое. Остановившись возле тела убитого, они о чем-то негромко переговаривались короткими фразами. Грязная рука с растопыренными пальцами привычно подхватила винтовку и, забросив ее за плечо, человек в пятнистой куртке неторопливо зашагал. За ним двинулся второй. Голоса затихли…
Осень, зима, весна, лето, снова осень…. Прошло двадцать четыре года.
Огненные облака над алым горизонтом и все длиннее тени, наползающие с темного леса. Сгущающиеся сумерки. Робко замигала первая звездочка на черном небе. Темный силуэт у одинокой, тощей березки, шевельнулся. Наконец убедившись в безопасности, косуля расположилась на ночлег, в этом месте трава особенно густая и сочная.
Трава, покрытая капельками росы. Прохладный туман. Солнце еще не взошло, но было уже светло и лес постепенно наполнялся птичьем пением, стрекотанием, попискиванием. Косуля неторопливо паслась, с хрустом перехватывая сочную траву. Вдруг замерла. Чуткие уши уловили еле слышный треск, вот уже отчетливый звук. Кто-то приближался. Косуля легким скачком сорвалась с места и, промелькнув среди деревьев, исчезла из виду. Шелест раздвигаемых веток и на поляну вышли люди. Их было двое. Один, постарше, был невысокого роста, коренастый. Другой, помоложе, худощавый, с широкими плечами. Пожилой, тяжело дыша, вытер платком вспотевшее лицо, потом еще раз внимательно оглядел поляну.
– Да, это здесь, этих березок еще не было, но это оно, - заговорил он низким, хриплым голосом. Помолчал, затем кивнул:
- Да, это оно, то самое место, где я видел твоего отца в последний раз.
Его молодой товарищ прошелся по поляне, осторожно водя ладонями по верхушкам растений. Вот остановился, присел на корточки, густо поросшая трава почти скрыла его, виднелась лишь голова.
-…Мы отступали. Было много убитых. Здесь в лесу по приказу заняли оборону, чтобы другие успели перейти на другой берег, - продолжал старик, то и дело, тяжко вздыхая, видно, что воспоминания о тех далеких событиях, взволновали старого солдата.
Человек в траве смотрел на свои руки, на его ладони лежали позеленевшая от времени оловянная пуговица и бурого цвета винтовочная гильза.
– Мы даже не успели вырыть окопы, как они атаковали…, - эхом доносился до него хриплый голос. Человек в траве поднялся, подошел к старику, расположившемуся прямо на земле и, бросив куртку, сел рядом.
– А твой отец был, вон там, возле березы, - показывая куда–то морщинистым пальцем, рассказывал старый человек: - Он вроде подстрелил одного. Пулеметчика. Ну а потом нас закидали минами….
Достал пачку сигарет, жадно закурил.
– А меня вот ранило, попал в плен…, - тут старик замолчал, выпустив клубок терпкого дыма, протяжно вздохнув, добавил: - Двое меня взяли, у одного была винтовка твоего отца…. У неё ещё приклад обмотан был.
Тихо здесь. Тишина.
– Трава здесь густая, сочная, - прервал затянувшее молчание молодой человек.
– Да, трава что надо, в соку, на костях солдатских взращена, - молвил старый человек.
Тихо здесь. Интересно, как этот мир будет жить без нас?
Конец
