А я еду за «Бураном»!
Как мы в Шудзе Масленицу встречали
Заигрыш - второй день Масленицы - это день безудержного веселья, когда молодежь строит снежные крепости и катается на санках с ледяной горы. Кто дальше всех укатится – тому и счастье. За счастьем мы отправились в деревню Шудзя, тем более, что «шуд» в переводе с удмуртского это самое счастье и означает.
Председатель шудзинского хозяйства «Северный» Геннадий Ушаков и правда счастливый человек – из тех, кто никуда не торопится, но всё успевает. Вот и нынче, ожидая гостей, он успел починить движок от трактора, привезти сена, словом, переделал кучу дел с утра пораньше. Не так давно Геннадий Анатольевич возглавил соседнее хозяйство в Слудке и теперь живет на «два дома», но не сетует, наоборот – радуется:
- На днях два парня молодых подошли, один из армии вернулся, другому надоело в городе, хотят работать у меня механизаторами.
- Возьмете?
- Конечно, возьму!
В свободное время, которого у председателя немного, он увлекается охотой, благо зверью на шудзинских просторах есть где разгуляться. Зайцы с лисами вольготно скачут прямо по деревенским улицам. Вот сегодня только сосед Ушакова Валентин пристрелил лисицу. Бывало, и волки в деревню захаживали, пытались забраться на ферму, но их оттуда быстро турнули. Охотников в Шудзе четверо, особо не забалуешь. Геннадий Анатольевич в шутку называет себя специалистом по крупному зверю – лосям и кабанам. Но сам он скорее похож на медведя – такой же кряжистый и добродушный.
- Топтыгины в ваших краях водятся?
- Полно! Мы овес сеем, так они по осени выходят на поля, и пока лакомятся - всё перетопчут. Кабаны – те больше на гороховом поле озорничают. Будь моя воля, я бы всех кабанов перестрелял. - Ушаков добродушно посмеивается. - Да жалко чертей полосатых, сами же ведь их и кормим.
Рядом с Шудзей расположен государственный заказник «Северный», в этих бескрайних дремучих лесах звери чувствуют себя в безопасности, охота здесь запрещена. Вот выскочишь за переделы заказника - пеняй на себя, а так – в период зимней бескормицы егеря сами подкармливают животных, чтобы те не погибли от голода, не сбежали в более хлебные края и дали здоровый приплод. Привозят лосям соль, диким кабанам – зерно. Помимо егерей кабанов кормит и шудзинский председатель. Загружает излишки зерна в корыто, цепляет его к старенькому «Бурану» и отвозит корм в лесную «столовую». Кормушек у Ушакова три, ближняя примерно в трех километрах от деревни, дальняя – в десяти, но места эти держатся в секрете, чтобы не пронюхали браконьеры.
Геннадий Анатольевич рассказывает, что в прошлом году на ближней кормушке кабаны ни разу не притронулись к угощению. То ли человек их напугал, то ли волки. Эти серые разбойники ведут себя в лесу не хуже браконьеров, смекнут, что кабаны регулярно выходят на опушку кормиться и – готово, уже устроили в кустах засаду.
Мы вспоминаем про масленичные заигрыши и просим Ушакова прокатить нас на «Буране» до кормушек. Воображение рисует, как мы трое лихо мчимся с ветерком, как пригоршнями черпаем зерно из мешков и протягиваем на ладони зверушкам, которые доверчиво вышли на лесную поляну, едва заслышав стрекот мотора.
- Ага, так они к нам и вышли! – прерывает наши фантазии председатель и направляется в гараж за лыжами.
Две пары охотничьих лыж – широкие, просмоленные, с брезентовыми ремнями для валенок – Геннадий Анатольевич бросает их нам под ноги.
- Меряйте!
А сам тем временем цепляет к снегоходу длинную веревку с поперечными перекладинами для рук. По замыслу председателя, мы с Ниной, стоя на лыжах, должны ухватиться за эту веревку и мчаться следом за «Бураном» по снежной целине – именно так попадают в лес бывалые охотники. Но мы-то с Ниной не охотники! У нас даже валенок нет. Поэтому едва снегоход трогается с места, мы дружно валимся в разные стороны. Ушаков глушит мотор и, обернувшись через плечо, лукаво посмеивается над незадачливыми пассажирками. Командует:
- Ну-ка, еще разок!
Вз-з-з! Резкий рывок, лыжи отрываются от земли, в лицо ударяет ветер. Ура-а! Еду!
- Сто-ойте! – Нина выпустила из рук веревку и теперь барахтается где-то позади в снегу, делая отчаянные попытки высвободиться из лыж.
Ушаков сбрасывает скорость и терпеливо ее дожидается.
- Геннадий Анатольевич, можно я с вами поеду? – хнычет Нина и забирается на сиденье задом наперед – так велел Ушаков, чтобы присматривать за напарницей, то есть за мной.
- А я не свалюсь отсюда? – Нина опасливо оглядывает свое новое пристанище.
- Ну, у меня лесник однажды выпал, - смеется председатель.
Нина ойкает и покрепче вжимается в седло. Трогаемся. Ветер свистит в ушах, пять метров, десять, полет нормальный. Воодушевленный моими успехами Ушаков прибавляет газку. Куда ни глянь – всюду ровное снежное поле. Красота! Вдруг на очередном крутом вираже земля уходит у меня из-под ног. Бух! - с размаху зарываюсь носом в сугроб. Мокрый снег набился в рукава, в ботинки, за шиворот – точь-в-точь, как в детстве во время снежных баталий. С хохотом выбираюсь на поверхность и тут же проваливаюсь по пояс. Слышу, как возвращаются Геннадий Анатольевич с Ниной. Хохочем уже втроем. Становится ясно, что до леса такими темпами мы сегодня точно не доберемся. Ну и ладно. Вскарабкиваюсь на лыжи и снова хватаюсь за веревку, Нина сверху подбадривает: «Давай, давай!». Делаем по полю круг почета, пока фотокор Саша Ешмеметьев окоченевшими пальцами щелкает нашу веселую троицу на камеру.
- Эх, девчонки, даже до пруда с вами не доехали! – досадует председатель.
- Зато вон как здорово покатались. Для полного счастья только блинов с горячим чаем не хватает.
- А вы еще раз к нам приезжайте, всё организуем – и чай, и костер, и шашлык с коньячком.
Договорились! Широка Масленица - гулять так гулять!
