Как актеры Хабаровского ТЮЗа победили хабаровских студентов
Театр — сказочное пространство, где не только из тряпочек, бумаги и палок можно сотворить чудо. Он и волшебным образом может изменять людей. И когда во время представления появляются слезы, значит, оживает душа. Многие хабаровчане в театр не ходят, довольствуясь телевизионными сериалами из жизни российской гопоты или турецкими новеллами. Очень удобно. В любой момент можно отлучиться, а потом вернуться. Сюжетец развивается медленно, особо терять нечего. Пусть художественности с ноготок, зато народу понятно. Родители в театр не ногой, и их дети на примере предков этот вид искусства игнорируют. Нашествие Это был, конечно, большой риск устроить специальный показ в Хабаровском ТЮЗе для хабаровских студентов. Посвящен он был Татьяниному дню. Студенты, конечно, особые — учащиеся Хабаровского краевого колледжа искусств. — Спецпоказ для студентов призван развить навык углубленного анализа литературы из учебной программы, а также дает возможность повышать свою «насмотренность» для будущих специалистов в области культуры и сценических искусств, — рассказали в министерстве культуры Хабаровского края. Отметим, что студент бесплатно посетили спектакль, воспользовавшись «Пушкинской картой», на которые государство с 1 января начислило аж пять тысяч рублей. Зал был полон. Видимо, многие первый раз пришли в этот театр, сегодня один из лучших на Дальнем Востоке. Рок-оратория — так обозначил режиссер Павел Макаров пьесу спектакля по пьесе Александра Вампилова, ту самую, которую экранизировали в советское время. Евгений Леонов, Николай Караченцев, Михаил Боярский снимались в этом фильме. Для бабушек этих студентов — суперзвезды. Это первая «зона риска». Вторая — постмодернзм, где пазлы пьесы словно были разобраны, а потом собраны в финале спектакля. Ненасмотренность сказалась. Ткань постановки была нервной, с синкопами, с диссонансами, характерной для актуального искусства. Молодые люди, хорошо знакомые с КВНами и прочей попсней, сначала не знали, как реагировать. Они осторожно хихикали в смешных местах. В антракте одна из преподавательниц колледжа сказала, что ее студентам непонятна поставка. Однако почти никто из молодых людей не ушел. Взрослые хабаровчане порой целый цирк устраивают, когда им непонятно, а потому не нравится и они оскорбляются. А тут какая-то деликатность стороны студентов, осторожность что ли. И был рок, а, точнее, рок-н-ролл, и был драйв, и была та правда, благодаря которой жив настоящий театр. В финале молодые люди аплодировали. Пазлы сложились, студенты хлопали и даже кричали «браво». Спектакль Театральные постановки как люди. Одни только родились и сразу умерли, другие живут, и, кажется время не властно над ними. «Старшему сыну» — пять лет. За это время постановка стала более мощной. Искренность и драйв — два кита на которых держится этот спектакль, не считая, конечно, таланта, как режиссера, так и артистов. И еще один плюс — фантастическая ансамблевость, спаянность труппы. От злых клоунов, рок-номеров и почти цирка, от тонкой вязи русского психологического театра до нового театра еще не названного, пульсирующего своей правдой жизни, все это конфликтует, находит компромисс и снова взаимоисключает друг друга в пространстве одной постановки. И в тот момент, когда из глубин памяти всплывают кадры из фильма с Евгением Леоновым, появляется сначала видеоинсталяция, а затем уже и сами живые актеры «парадируют» классику советского кино…а потом снова рок-н-ролл, снова невероятная, казалось бы, невозможная синкопа, и воронка морозовского прочтения пьесы Вампилова резко затягивает зрительское внимание в ткань спектакля. Наверно, не стоит пересказывать сюжет пьесы, ставшей классикой советского театра и кино. Это надо видеть. Или читать. Лучше, наверное, сходить и посмотреть, хотя бы ради актерского ансамбля. Сцена Виталия Федорова (Бусыгин) и Галины Бабуриной (Нина) — одна из самых мощных в спектакле по силе любви, той самой, что почти невозможно сыграть. Этим надо жить. Это, когда каждая клеточка исполнена страстью, не похотью, а именно страстью, и от этого спектакль становился невероятно живым, и от этого захватывает дух. В самом начале спектакля Петр Нестеренко в клоуновском гриме почему-то напомнил не коверного, а конферансье в фильме «Кабаре». Пять лет назад не хотелось верить, что жестокость одна из скреп, то сегодня от этого берет оторопь. И если в «Кабаре» одна из главных линий — расчеловечивание, то в ТЮЗовском «Старшем сыне» обозначается обратный процесс, дается своего рода рецепт. Главное, найти свой отчий дом, главное отмыть душу в любви — не плотской, обыкновенной, человечьей, но такой редкой сегодня.
