АЛЕКСАНДР ТВАРДОВСКИЙ. «НЕПОКОРНЫЙ РЕДАКТОР»
18 декабря 1971 года на своей даче в поселке писателей в Красной Пахре на 61 году ушел из жизни Александр Твардовский.
Твардовский умер через год после вынужденного ухода с поста главного редактора журнала «Новый мир» – издания, которому он отдал в общей сложности 16 лет своей жизни (был редактором с 1950 по 1954 год и с 1958 по 1970-ый). В 1954-ом его тоже сместили с этой должности за политическую незрелость, проявившуюся в редакционной политике, и критику партаппарата, которую блюстители партийности в литературе разглядели в поэме Твардовского «Теркин на том свете».
В феврале 1970 года руководство Союза писателей приняло решение о выводе из состава редколлегии «Нового мира» ближайших соратников Твардовского (И. И. Виноградова, А. И. Кондратовича, В. Я. Лакшина, И. А. Саца), заменив их на враждебных ему людей. После этого Твардовский был вынужден подать в отставку.
«Осуществляемые ныне мероприятия по «укрощению» журнала не могут не иметь поэтому самых отрицательных последствий, не только литературных, но и политических. В широких кругах наших читателей они неизбежно будут восприняты как рецидив сталинизма», – констатировал Твардовский в письме Брежневу от 7 февраля 1970 года.
По многочисленным свидетельствам людей, близко его знавших, потеря журнала стала сокрушительным ударом для Твардовского, и без того не отличавшегося богатырским здоровьем. 22 сентября 1970 года у него случился инсульт, а позже, в больнице, диагностировали еще и запущенный рак легких.
«Есть много способов убить поэта. Для Твардовского было избрано: отнять его детище – его страсть – его журнал. Мало было шестнадцатилетних унижений, смиренно сносимых этим богатырём, – только бы продержался журнал, только бы не прервалась литература, только бы печатались люди и читали люди! Мало! – и добавили жжение от разгона, от разгрома, от несправедливости. Это жжение прожгло его в полгода, через полгода он уже был смертельно болен и только по привычной выносливости жил до сих пор – до последнего часа в сознании. […] Надо совсем не знать, не понимать последнего века русской истории, чтобы видеть в этом свою победу, а не просчёт непоправимый. Безумные! Когда раздадутся голоса молодые, резкие, – вы ещё как пожалеете, что с вами нет этого терпеливого критика, чей мягкий увещательный голос слышали все. Вам впору будет землю руками разгребать, чтобы Трифоныча вернуть. Да поздно», – пророчил Александр Солженицын в «Поминальном слове о Твардовском».
«Тучи» над не в меру либеральным «Новым миром» сгущались уже давно… По воспоминаниям коллег, с 1963 года Твардовскому и его журналу все сложнее было печатать вещи, которые по форме и содержанию отличались от привычного соцреалистического канона. «Новый мир» постепенно лишали его главной особенности, которая выделяла его на фоне остальных литературных журналов тех лет. Это еще острее почувствовалось после смещения Хрущева в 1964 году. Журналу ничего не оставалось, как подстроиться под очередные политические изменения и тратить еще больше сил в борьбе за существование.
5 сентября 1968 года Твардовский отказался подписать коллективное письмо, в котором советские писатели одобряли вторжение советских войск на территорию Чехословакии. Ему его доставили на подпись из Союза писателей СССР прямо на дачу, в Пахру. В переданной записке он так объяснил свое решение: «Письмо писателям Чехословакии подписать решительно не могу, т.к. его содержание представляется мне весьма невыгодным для чести и совести советского писателя. Очень сожалею. Ваш А. Твардовский».
После этого «Новый мир» подвергся новым нападкам, а цензура не пропустила в печать поэму Твардовского «По праву памяти». Всё чаще «непокорному редактору» припоминали его «главную вину» – Солженицына: ведь именно в «Новом мире» в 1962 году был опубликован «Один день Ивана Денисовича», а в 1966-67 годы Твардовский собирался напечатать в журнале и «Раковый корпус». В декабре 1967-го первая часть рукописи по указанию главного редактора была уже направлена в набор, но потом, по распоряжению «сверху», была «рассыпана»…
Официальная церемония прощания проходила в понедельник 20 декабря в ЦДЛ. Вот как о событиях того дня позже вспоминал один из очевидцев Н. Ильин:
«Перекрыта улица Герцена и все к ней прилегающие улицы, и повсюду милиция, но тут еще и военная охрана, уже и пешеходу нельзя было приблизиться к зданию ЦДЛ. Кордон в вестибюле. Дежурные на лестницах. И я не знаю, каким Божьим чудом тот, появления которого так опасались, что и на войска не поскупились, в дом все-таки проник! Как я помню, его внезапное возникновение в проеме распахнувшейся близко от сцены двери не всеми сразу было замечено, но вот вошедший шагнул вперед, к первому ряду, к семье Твардовских, и тут уж его голова, его плечи всему залу видны – и шорох, и шепот, и волнение… Я только не помню, шел ли уже траурный митинг, и выступал ли кто-нибудь в эти минуты, и если да, то не запнулся ли? А он уже сидит бок о бок с Марией Илларионовной, а через какое-то время, когда началось прощанье, я увидел его склонившимся над гробом и осеняющим крестным знамением мертвое лицо Твардовского».
Этим «объектом» был Солженицын, как уточняет Федор Раззаков в книге «Как уходили кумиры», «допущенный к гробу лишь по воле вдовы».
На Страстном бульваре в 2013 году был установлен памятник поэту. По этому бульвару Александр Трифонович любил прогуливаться, выходя из находившейся неподалеку редакции «Нового мира». На одной из сторон его постамента размещены строки из стихотворения Твардовского «Ты дура, смерть: грозишься людям…»:
Мы слышим в вечности друг друга
И различаем голоса.
И как бы ни был провод тонок,
Между своими связь жива.
Ты это слышишь, друг-потомок?
Ты подтвердишь мои слова?
Сергей ИШКОВ.
