ЕВГЕНИЙ СТЕБЛОВ: Я В СТОЛИЦЕ ЗАСТАЛ ЕЩЕ ИЗВОЗЧИКОВ
Актер Театра имени Моссовета Евгений Стеблов всю свою жизнь прожил в Москве, в этом году ему исполнится 75 лет. На глазах Евгения Юрьевича столица менялась и хорошела. Мы предлагаем вам прогуляться вместе с народным артистом России по дорогим ему местам Москвы, увидеть старый город и взглянуть на то, как он преображался во времени.
– Евгений Юрьевич, никак не могу поверить, что вы застали еще извозчиков на улицах старой Москвы?
– Я прекрасно их помню. «Легковых» извозчиков уже не было, но лошади-тяжеловозы все еще возили дрова: в столице в то время, о котором я рассказываю, еще не везде было отопление. Более того, я помню период, когда автомобильные гудки в столице еще не были запрещены и наша улица гудела. Потом гудки запретили. Но такого обилия транспорта, как сейчас, еще не было.
– А где вы жили?
– На проспекте Мира. Тогда это была 1-я Мещанская.
– Сразу вспоминаются строки из песни Владимира Высоцкого «Дом на первой Мещанской в конце»…
– А мы с Владимиром Семеновичем как раз в одном дворе и жили. Наши дома стояли напротив, окна в окна. В дом Володи со временем начали водить экскурсии, если я не ошибаюсь, а мой дом сломали.
– Вы, как и Высоцкий, жили в коммуналке?
– Тогда в коммуналке жили практически все. Но коммуналка коммуналке рознь. Дом, где жил Володя, у нас назывался «номера», в одной квартире этого «клоповника» жило по двадцать четыре семьи. А туалет-то был один на всех! Но так как я рос среди интеллигентов и мой дед был железнодорожным генералом – из руководителей Рижской железной дороги, то в нашей коммуналке жило всего четыре семьи. У нас было две комнаты, что по тем временам считалось серьезной привилегией. Но туалет тоже был один на всех.
В нашем дворе жила и шпана, и даже бандиты – мы это знали. Но своих они никогда не трогали, безобразия там, где жили, не устраивали.
– А как складывались отношения с Высоцким?
– Володя был на восемь лет старше, в детстве это огромная дистанция. Поэтому мы друг к другу относились, как к «парнишке из нашего двора». С Высоцким мы встретились позже, уже когда я учился в Щукинском училище, а он окончил Школу-студию МХАТ. Он заглядывал в Трифоновское театральное общежитие, к нашим девчонкам. Как артист он еще не был известен, но уже сочинял песни, стилизуя их под блатные. На Трифоновке мы, помнится, сидели, вспоминали наших учителей и общих дворовых знакомых.
– Ну а прочие соседи, девчонки?
– Ну, вот я помню, что в нашем доме жил водитель, у него был ЗИС-110 – машина редкая, возившая номенклатуру. Ее всегда пацаны облепляли и рассматривали. Были в нашем дворе и менты. Я обратил внимание на то, что Высоцкий, сыгравший позже Жеглова, был очень точно одет. Оперы одевались в штатское, но, с другой стороны, присутствовали сапоги, галифе – за версту было видно, что это опер. Такие персонажи появлялись в нашем дворе.
Что касается девушек, которыми мы интересовались, став постарше, то они тоже очень отличались друг от друга своими культурными корнями. Было сразу видно, из какой она семьи, – и по одежде, и по разговору.
– Где вы любили гулять в Москве?
– В скверик напротив Рижского вокзала меня водил гулять дедушка. Выйдя на пенсию и оставив пост высокого начальника на железной дороге, он водил меня в закрытый железнодорожный музей на Рижском вокзале. Я помню, что деду старые служащие честь отдавали, потому что тогда железная дорога была более военизирована – погоны носили, форму. Для ребенка такие походы были праздником – там были большие действующие модели паровозов, электровозов, были вагоны. С дедом я также ездил гулять и в район, где сейчас стоит мухинская скульптура «Рабочий и колхозница».
Помню, как мы с дедушкой ходили в Шереметьевский дворец. Там был музей, и я почему-то запомнил, что среди экспонатов лежала ручка, которой был подписан документ об освобождении крестьян от крепостного права. Детская память сохранила смутные впечатления о том, как мы спускались в подземелье дворца, и там стоял какой-то склеп. Еще мы ходили в парк Останкино, где был «Прокат игрушек». Их можно было взять за небольшую плату на время. Центральный «Детский мир» открыли, когда я был уже в 4 – 5-м классе.
Когда стал постарше, то мы стали наведываться в центр, на Лубянку, Сретенку, Трубную площадь. Вот таким был ареал моего детства и юношества.
– А летом куда вы отдыхать ездили?
– На дачу в Нахабино – по Рижской дороге километров десять. Вещи еще сдавали в багаж. Ехали на паровозе, валил дым, гарь летела!
– Нахабино в то время было дачным местом?!
– Граница города проходила в районе Рижского вокзала и Крестовского моста. Далее – на улице Новоалексеевская в некоторых домах уже коров держали. А в районе ВДНХ уже просто была деревня.
– На дачу вы ездили на коптившем паровозе, а по самой Москве на чем можно было передвигаться?
– На двухэтажных троллейбусах. Мальчишки забирались на второй этаж, стремились сесть у лобового стекла и изображать водителя. А на трамвае ездили в Останкино, телецентра еще, разумеется, никакого не было, а на его месте тоже были дачи. Их снимали на лето люди. После войны в голодное время у нашей семьи там даже был огород: тогда горожанам выдавали участки в черте города, чтобы можно было прокормиться.
– Ну а праздники, демонстрации помните?
– Конечно. Я помню Сталина еще на Мавзолее: на демонстрации сидел у отца на плечах. А потом, уже в 1953 году, когда его не стало, мы с ребятами из школы отправились на похороны. Что-то нас остановило, и дальше Сретенского бульвара мы не пошли. Слава Богу! Потому что если бы спустились к Трубной, то как раз попали бы в ту самую знаменитую давку, где народ погиб. Помню, как при известии о смерти Сталина все в нашей коммунальной нашей квартире рыдали. А про Берию, который был председателем похоронной комиссии и носил пенсне, соседи во дворе – люди простые – искренне говорили: «Какой интеллигент!»
Попав впервые в Мавзолей, я увидел лежащих там рядом Ленина и Сталина. Сталин казался очень толстым человеком, а Ленин рядом выглядел щупленьким. Сталин лежал в парадной маршальской форме, а Ленин в костюме, вот как сейчас. В этом было какое-то несоответствие.
– А театры часто посещали?
– Жена бабушкиного брата работала билетершей в Большом театре. Туда я ходил часто. Тетя Муся встречала меня на служебном входе и проводила на ярус, где я и сидел. Это было сильным впечатлением – Большой, “Метрополь”, сквер напротив театра. Но мои студенческие годы – это еще и Арбат, и Щукинское училище, и ресторан “Прага”.
– Вы снялись в картине Георгия Данелии «Я шагаю по Москве». Насколько точно там передано ваше ощущение столицы?
– Москва в этом фильме потрясающе снята Вадимом Ивановичем Юсовым. Она такой и была. И кстати, в дни нашего студенчества можно было спокойно гулять по бульварам – не было машин, поэтому это было удовольствием. Мы на этих бульварах влюблялись, встречались, расставались. Москва более поздняя расширялась стремительно.
– А появление метро помните?
– Первое метро, которое появилось поблизости от Рижского вокзала, было «Проспект Мира». «Рижская» возникла позже. Когда я поступал в институт в 1963 году, мы ездили на Арбат еще на троллейбусе №2 – он ходил от Курского вокзала и шел по старому Арбату. В фильме «Я шагаю по Москве» есть сцена, когда ломают старый Арбат. Я это помню. На старом Арбате, кстати, было много замечательных мест, знаменитая собачья площадка, например.
Когда я уже был киноартистом, в 1965 году мы наконец получили отдельную квартиру. Это был городок Моссовета – напротив статуи «Рабочий и колхозница». С одной стороны, отдельная квартира – счастье. А с другой стороны, это место казалось мне дыра-дырой! Потому что тогда там жил совершенно другой контингент людей. А сейчас уже все перемешано – скорость транспорта в Москве сделала свое доброе дело.
Елена Булова
