ДУША – БОГУ, СЕРДЦЕ – ЖЕНЩИНЕ, ДОЛГ – ОТЕЧЕСТВУ, ЧЕСТЬ – НИКОМУ!
Цикл очерков о дуэльных законах и нравах
Пушкин почти наверняка мог погибнуть десятью годами раньше, в сентябре 1826 года, 27 лет от роду, не написав «Повести Белкина», «Маленькие трагедии», «Домик в Коломне», «Историю села Горюхина», «Дубровского», «Историю Пугачева», «Пиковуюдаму», «Медного всадника», «Капитанскую дочку», «Памятник», не дописав «Евгения Онегина»…
В сентябре 1826 года московское общество было взбудоражено двумя событиями: из ссылки в Михайловском вернулся Пушкин и в тот же день он вызвал на дуэль Федора Толстого, известного как Американец. Друзья Пушкина были в ужасе: в исходе дуэли никто не сомневался – поэт будет убит первым же выстрелом.
Убийственный Американец
История началась шесть лет назад, еще в двадцатом году, когда в светских кругах кто-то распространил слух, будто Пушкин был выпорот в Тайной канцелярии.
«До меня позже всех дошли эти сплетни, сделавшиеся общим достоянием, я почувствовал себя опозоренным в общественном мнении, я впал в отчаяние, дрался на дуэли – мне было 20 лет…» – писал он впоследствии. На какой дуэли – неизвестно до сих пор. Владимир Набоков предполагал, что это был поединок с Кондратием Рылеевым, который по легкомыслию повторил оскорбительную сплетню. К тому же у Рылеева тогда была возможность встретиться с Пушкиным наедине, в сельской глуши, вдали от бдительных столичных глаз. Неизвестно, насколько всерьез, но о Рылееве Пушкин писал Бестужеву (Марлинскому) так: «Я опасаюсь его не на шутку и жалею, что не застрелил, когда имел тому случай, – да черт его знал?»
В южной ссылке, в Кишиневе, Пушкин будто бы доподлинно установил, что позорящие его слухи распространил Федор Толстой и немедленно послал ему эпиграмму:
В жизни мрачной и презренной
Был он долго погружен,
Долго все концы вселенной
Осквернял развратом он.
Но, исправясь понемногу,
Он загладил свой позор.
И теперь он – слава Богу –
Только лишь картежный вор.
Толстой тотчас же ответил эпиграммой, Пушкин послал ему вызов, тот принял, но… их разделяло громадное пространство Российской империи.
Современники считали, что все годы южной ссылки Пушкин готовился к поединку с Американцем: ходил с тяжелой тростью, чтобы укрепить кисть, ежедневно упражнялся в стрельбе.
Впрочем, у него были все основания ежедневно готовиться и к другим дуэлям. Но об этом – позже. А пока обратимся к личности человека, которого Пушкин вызвал к барьеру.
Федор Иванович Толстой был знаменитейшим человеком своего времени и своего круга. Да-да, знаменитейшим. Хотя нам-то он известен всего лишь как личность (кстати, в пушкинские времена слово «личность» считалось оскорбительным), мерцающая отраженным светом великих современников – Грибоедова и Пушкина, как некое приложение к их произведениям, к их судьбам. Так, в бессмертном «Горе от ума» есть строчки:
Ночной разбойник, дуэлист,
В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,
И крепко на руку нечист…
Толстой в них, естественно, узнал себя, слегка обиделся и написал на полях рукописного списка «Горя от ума» свои замечания. Он предлагал вторую строчку изменить так: «В Камчатку черт носил», поскольку сослан он не был, а «крепко на руку нечист» заменить на «в картишках на руку нечист», дабы не подумали, что «ворует табакерки со стола».
Неизвестно, был ли Федор Толстой на Алеутских островах или сочинил, придумал. Он принимал участие в кругосветной экспедиции Крузенштерна, вел себя на корабле мерзейшим образом, и за немалые провинности его высадили на Камчатке. Рассказывал, что побывал на Аляске, отсюда и прозвище – Американец.
«Дуэлистом» он, действительно, слыл отчаянным, первым «дуэлистом», лучшим стрелком и лучшим фехтовальщиком.
Однако его бесстрашие проявлялось не только в поединках. В Великой Отечественной войне 1812 года он сражался простым ратником в ополчении: разжаловали в рядовые за дуэль с Нарышкиным (правда, документальных подтверждений той дуэли нет). Дослужился до полковника и Георгиевского кавалера 4-й степени.
На его счету было одиннадцать человек, убитых на дуэлях. Их имена он аккуратно заносил в свой «синодик». О хладнокровии Американца перед дулом пистолета ходили легенды. Например, такая, повторяемая в разных вариантах, но мы ее приводим в рассказе С.Л. Толстого. На одном из балов приятель Американца попросил его быть секундантом на дуэли завтра, в 11 часов. Утром он заехал за Толстым, а тот… спал.
«Разве ты забыл, что ты обещал мне быть моим секундантом?» – спросил приятель.
«Это не нужно, – зевнул Толстой. – Я его уже убил».
Оказалось, накануне Американец вызвал обидчика своего приятеля на поединок, назначил стреляться в шесть часов утра, убил его, вернулся домой и… лег спать. И уснул.
Вот такому человеку Пушкин, едва приехав,послал вызов…
Здесь надо учесть важнейшие, переломные, исключительные обстоятельства его жизни в тот миг. Став российским государем, Николай Первый срочно вызвал Пушкина в Москву на коронацию, послал за ним фельдъегеря Вальшема. Из Пскова они выехали вечером 4 сентября 1826 года и прибыли в
Москву 8 сентября пополудни. Мчались без остановок, с фельдъегерской скоростью, за 4 дня и 4 ночи – 730 километров. 200 километров в сутки! И сразу с дороги, покрытого пылью и грязью, Пушкина доставили в Кремль – пред высочайшие очи. Царь тогда сказал поэту: «Брат мой, покойный император, сослал тебя на жительство в деревню, я же освобождаю тебя от этого наказания, с условием ничего не писать против правительства…
Довольно ты подурачился, теперь будешь рассудителен, и мы более ссориться не будем. Ты будешь присылать ко мне все, что сочинишь; отныне я сам буду твоим цензором».
Не каждый день тебя возвращают из ссылки, не каждый день тебя принимает государь император, не каждый день объявляет, что сам будет твоим цензором. Есть от чего забыть все остальное на свете. Но нет. Приехав из Кремля, едва войдя в дом дяди Василия Львовича, не сняв даже дорожного платья, Пушкин тотчас отправил гонцов к Федору Толстому – с вызовом на дуэль.
К счастью, Американца в те дни не оказалось в Москве. А там вступили в дело многочисленные друзья, помирили. Спустя три года Толстой уже как приятель Пушкина едет к Гончаровым – с письмом, в котором Пушкин просил руки Натальи Гончаровой.
Бретёр Пушкин
Однако Американец – Американцем, а сам Пушкин тоже не был мирной овечкой. Его список дуэлей не менее внушителен. Правда, будто Бог хранил нашего гения – смертного греха, убийства человека на нем нет.
Только-только выйдя из лицея, юный Александр вызвал на дуэль не кого-нибудь, а родного дядю Павла Исааковича Ганнибала. За то, что тот на балу отбил у него некую девицу Лошакову, в которую Пушкин мимолетно влюбился. Дело закончилось примирением, причем Павел Исаакович там же, на пирушке, сочинил и прочитал экспромт:
Хоть ты, Саша, среди бала
Вызвал Павла Ганнибала,
Но, ей-богу, Ганнибал
Ссорой не подгадит бал.
После чего Пушкин со слезами на глазах бросился в объятия дяди.
Впрочем, раскаяние не помешало ему через три месяца потребовать к барьеру статс-секретаря Государственного совета Николая Тургенева. Правда, на следующее утро прислал письмо с извинениями, признался, что погорячился.
Три месяца – срок довольно большой. В этот промежуток были и другие ссоры и вызовы. Екатерина Карамзина писала Петру Вяземскому: «Пушкин каждый день имеет дуэли; благодаря Богу, они не смертоносны, бойцы всегда остаются невредимы».
Широко известна его дуэль с однокашником и другом Кюхлей – Вильгельмом Кюхельбекером. Виной всему – острый язык и острое перо. Как-то Жуковский, объясняя, почему не пошел в гости, сказал: «Я еще накануне расстроил желудок; к тому же пришел Кюхельбекер, и я остался дома». Там еще фигурировал слуга Яков и – дверь. Пушкин, услышав, пришел в полный восторг и тотчас сочинил:
За ужином объелся я,
Да Яков запер дверь оплошно –
И было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно, и тошно!
Кюхля, понятно, взбеленился. Стрелялись. Слава богу, остались живы.
В годы южной ссылки – дуэль на дуэли. И некий французский барон С., и француз Дегильи, и молдавский помещик Балтом, и полковник Орлов, и полковник Алексеев…
Причем Пушкин отличался феноменальным самообладанием. Понятно, и бравада тоже была, как же без нее. Но будем помнить: не в бирюльки играл, а со смертью.
Так, на знаменитой дуэли с генштабовским офицером Зубовым он стоял у барьера и ел черешни, сплевывая косточки. Зубов стрелял первым и промахнулся. «Вы довольны?» – спросил Пушкин и удалился.
Во время поединка с героем Отечественной войны командиром егерского полка Старовым вдруг поднялась метель. Ничего не видно. Стреляли по два раза. Решили отложить, хотя Пушкин бурно протестовал. Потом, после дуэли, заехав к приятелю и не застав того дома, Пушкин оставил знаменитую записку:
Я жив.
Старов здоров.
Дуэль не кончен.
Понятно, острый язык, жалящее перо, чрезвычайная восприимчивость, наконец – темперамент. Но только ли в личности отдельного Толстого или отдельного Пушкина следует искать истоки и причины буйной, бретёрской жизни?
Нет, такой была атмосфера, нравы общества. Но прежде чем говорить о них, необходимо сделать краткий очерк дуэли.
Сергей БАЙМУХАМЕТОВ
Продолжение следует.
На снимках: Дуэль Онегина и Ленского. Картина Репина; Федор Толстой-Американец, рисунок Пушкина; Два автопортрета, рисунок Пушкина, 1833 год.
