ПЛАНЕТА ПО ИМЕНИ СЕРГЕЙ БОНДАРЧУК
Завтра, 25 сентября, кинематографический мир отмечает столетие со дня рождения великого советского и российского режиссера, артиста, педагога и сценариста Сергея Бондарчука, лауреата Государственных премий, народного артиста СССР, обладателя премии «Оскар».
По-разному складываются судьбы людей. Талант – это ведь не просто крепкий дар, это всегда тайна. Чтобы достигнуть ощутимых высот, человек должен себя целиком отдать избранному делу. Таким был Сергей Бондарчук, когда он только входил в кинематограф, таким мы знали его на излете жизни, в 1994-м.
Современники говорили, что Бондарчук родился под счастливой звездой – победы на фестивалях, международное признание, встречи, восторги зрителей и руководства страны. Народным артистом СССР он стал уже в тридцать один год, минуя звание народного артиста РСФСР – так понравилась его работа в картине «Тарас Шевченко» Сталину. Причем он был самым молодым народным артистом СССР. Казалось, что все в его жизни было легко и просто. Что, конечно, не соответствовало действительности: ведь внутренняя духовная работа актера и режиссера скрыта от посторонних глаз.
По словам дочери режиссера Натальи Бондарчук, ее отец каждую картину принимал чрезвычайно близко к сердцу. Так, например, он едва не умер на съемочной площадке фильма «Война и мир». Если это кино – не про войну и мир, то уж про жизнь и смерть точно. «Сердце его, – рассказывает Наталья Бондарчук, – остановилось на четыре минуты. Клиническая смерть. А очнувшись, он, знаете, что сказал? Он сказал: «Теперь я знаю, что Болконский уходит не во тьму, он уходит в свет».
Война и мир», кстати, стала его второй режиссерской работой. Подвигла Бондарчука на съемки Екатерина Фурцева. Пригласив режиссера к себе в кабинет, она заметила: «Как же это так? Американский фильм «Война и мир» есть, а у нас картины с таким названием нет!»
Писатель Михаил Шолохов по поводу решения Бондарчука снимать кино заметил: «Этот роман тяжело с пола поднять, а тут – целая картина». Но Бондарчук осилил и это. Да так изящно осилил, что киноакадемики в Америке вручили фильму премию «Оскар».
Как артист Сергей Бондарчук снялся в сорока лентах. Как режиссер сделал девять масштабных фильмов: «Судьба человека», «Война и мир», «Ватерлоо», «Они сражались за Родину», «Степь», Красные колокола» (2 ленты), «Тихий Дон».
– Даже если бы они не объявили его мировым режиссером, – размышляет Никита Михалков в фильме, снятом к 100-летию, – он про себя все равно знал, что он – мировой режиссер. Вспоминая когорту великих, с которыми мне пришлось так или иначе общаться, Сергей Федорович стоит отдельно… и он – на две головы выше остальных.
Каким Сергей Бондарчук был в жизни? Разным. Противоречивым, порывистым, вспыльчивым, подчас внимательным и тихим, последовательным, и очень работоспособным.
Режиссер, в частности, очень плохо относился к кинокритике как таковой. Он считал, что критика убивает людей. «Я не верю, – говорил он, – в то, что она помогает зрителю хоть в чем-то разобраться».
В последние годы его крайне огорчало то, что у молодежи, занимающейся кино, «отсутствует мировоззрение». Как человек, состоявшийся в искусстве, он понимал, что даже если режиссер делает все профессионально, то «отсутствие мировоззрения сделает его картину бесполезной». Бондарчука невероятно расстраивало и то, что молодые режиссеры, «к сожалению, отметают то, что было уже сделано» до них.
Где он искал для себя точки опоры в непростое время, в которое творил? Пожалуй, все-таки в классике. Его кумиром долгие годы был Лев Николаевич Толстой. Портрет Толстого висел на стене у него в спальне. «Я всегда, – говорил он, – выбираю материал со значительным содержанием, важным для жизни людей».
Он приводил в пример и «Тихий Дон» Шолохова, написанный в тридцатые годы XX века, написанный так, что «в этом величайшем романе находятся ответы на все современные вопросы…» Это современное звучание, с точки зрения Бондарчука, и отличало большую литературу от макулатуры. «Есть большая литература, – считал он, – а есть второго сорта, третьего, и макулатура, сценарий по которой не стоит и страницы толстовского текста».
Классика помогала народному артисту СССР, депутату Верховного Совета СССР Сергею Бондарчуку в хорошем смысле всегда стоять особняком, в стороне от политической идеологии времени, и не терять себя. «У нас был, – размышлял он, – кинематограф ложной социологии: если дворянин, то он кретин, если белый офицер, то злодей, если купец, то болван. В «Войне и мире» этого нет».
Зная трудности своей профессии и ее подводные камни, Бондарчук не слишком-то хотел, чтобы его дети занимались кинематографом. Сам он отсутствовал дома порой по полгода, находясь на съемках. Сын Федя даже ревновал отца к профессии. Был период, когда они не общались лет восемь.
Возможно, отец нутром чувствовал то, что потом сформулировал в одном из последних своих интервью.
«Это тяжкое и ненужное занятие — кино, – горько говорил Сергей Бондарчук, – никакой фильм не может перевернуть сознание людей. Это искусство богатых, поэтому оно и процветает в Америке, а мы пытаемся догнать, ничего у нас не получается».
Уходил из жизни Сергей Федорович Бондарчук тяжело. В своей книге «Несвятые Святые» архимандрит Тихон Шевкунов, исповедовавший и причастивший режиссера перед смертью, пишет о последних днях режиссера так:
«К физическим страданиям Сергея Федоровича прибавились еще и какие-то весьма странные и тяжкие духовные мучения. Перед ним, как наяву, представали образы давно умерших людей, прежде знакомых Сергею Федоровичу, – знаменитых актеров, коллег по искусству. Но теперь они являлись в самом чудовищном, устрашающем виде и истязали больного, не давая ему покоя ни днем ни ночью. Врачи пытались чем-то помочь, но безуспешно… В доме Бондарчуков была старинная, в потемневших серебряных ризах икона Спасителя. Мы с Федей установили ее перед взором больного, и Сергей
Федорович, оставив, наконец, позади все ветхое и временное, совершил то, к чему Господь Своим Промыслом вел его через годы и десятилетия. Он очень глубоко, мужественно и искренне исповедовался пред Богом за всю свою жизнь. Потом в комнату пришла его семья, и Сергей Федорович впервые после своего далекого-далекого детства причастился Святых Христовых Таин. Все были поражены, с каким чувством он это совершил. Даже выражение боли и мучения, которое не сходило с его лица, теперь куда-то ушло…»
Елена Булова.
