Свобода черно-белая и цветная
И обозначил новые концепции и стилевые идеи в документалистике на первую половину этого сезона. Следующий форум такого уровня будет в Амстердаме осенью. Призы распределились великолепно с точки зрения художественного баланса и социального контекста.
Главная премия - «Файя Дэи» эфиопской документалистке Джессики Бешир. Жаль, что невозможно понять, как переводится название с языка орома – язык кушитской ветви афразийской языковой макросемьи. На нем говорят герои фильма. Но говорят ли они или скорее бредят наяву, или читают во сне то, что написано на внутренней стороне век? Дивно-черно-белое изображение – привет классическим монохромным шедеврам: покачиваясь и пришептывая свои истории бродят разного возраста обитатели эфиопской деревни; их векторы – от растирания ката до его заваривания или умягчения между зубов. От тоски до ностальгии, от рассвета до заката. Веточки, пучки, листья. Сновиденья, слезы, горечь. Местный тазепам, раздаваемый не вредителями в белых халатах, а покачивающимися на ветру ветвями и травами, так сказать. Фильм суть уловка. Он идеально повторяет многие состоявшиеся признанные шедевры. Прежде всего черное и бело, свет и тени, резкие очертания, изысканное простые мизансцены – точные и аскетичные. Отличные ход – персонажи всегда идут вглубь кадра от камеры.
Таким образом, камера не видит их лиц – а с лицами проблема всегда: они должны быть правдивыми. Если герой идет от камеры, то закадровый текст ложится в чудесное лекало под описываемую судьбу. Казалось бы, фильм вообще ничего общего не имеет с документалистикой в ее обычной трактовке. Но, собственно, аналогичная история с фотографиями Паоло-Свищева, не говоря о Картье-Брессоне, чей девиз, как известно, был таким: «Моментальное распознавание, в долю секунды, значимости происходящего и одновременно точной организации форм, и такое маневрирование одно лишь и может придать событию соответствующую ему экспрессию». Поэтому это такое документальное кино, которое изнутри каждого кадра мизансценировано мышлением режиссера. Visions du reel всегда стоял на позиции, что фикшн и нон-фикшн суть неизвестно где имеет границы. И это решение жюри – очередное тому доказательство. Иные синефилы, глядя фильм, вспоминали творение венгерского киноклассика Белы Тарра «Туринская лошадь». О, та премьера на Берлинале в 2011 году: монохромный экран, серо-жемчужный, и кадр длительностью примерно минут сорок, в котором под крупными хлопьями снега влачится кобыла…Как выяснится, эта та кобыла, которую обнимал Ницше, увидев, как ее отхлестали, и потом дорога была ему в клинику неврозов. Вероятно, парнокопытная страдалица явила у Белы Тарры образ стоицизма Истории, материализованного в стоицизме живого существа – ну, что-то в этом роде, тут любое вообще-то романтическое сравнение подойдет. Так вот прибавим к туринской лошади немного кофе и сигарет Джима Джармуша – и получится вот этот чудесный эфиопский кинотрактат.
Две следующие награды – польской картине «1970» поляка Томаша Вольски и фильму «Трудные дети» (Франция, Германия, Турция) француза Ахмет Некдет Кукура. В сравнении с фильмом, получившим главную награду, эти творения представляют кардинально противоположные стили документалистики, являя каждый в своем жанре, в сущности, высшую точку.
«1970» - на мой вкус, лучший фильм фестиваля. Хроника забастовки 1970-го года на судоверфях в Гданьске и Гдыне смонтирована с мультипликационной иллюстрацией телефонных переговоров действующего правительства страны по поводу военного подавления гражданской акции неповиновения. Кто снимал ту хронику – титры утаивают. Понятно, что кто-то из блестящей польской киношколы. Но кто был заказчиком – власть ли предержащие или алкающие свободы? Титры утаивают этот нюанс. Но снято с такими нежными подробностями - и слезы девушек на улице в дымовой атаке, и огонь, и мороженое, которое безмятежно едят солдаты милиции, и молодые ребята, бегущие в атаку, которая то ли происходит наяву или, может, в их литературоцентристких сердцах им мнится. А телефонные переговоры не так давно нашлись в архивах – и они стали звуковым подспорьем трагическим и, в общем-то, величественным съемкам. Не надо быть поэтом, чтобы сказать, что это синема-верите, превратившееся в поэму. Ну и хитрость, которую обсуждаем много лет – есть у польских документалистов какой-то ген, позволяющий им превращать все, что в камеру попадется, в киногению. Снимают и монтируют, как иные поют.
Турецкие «Трудные дети» - тут как раз все наоборот. Почти домашнее видео. Семья, в которой младшее поколение – дочь семнадцати лет и сын тридцати – пытаются противостоять родителям. Старшие – за старый уклад. Молодые – за свое представление о свободе. Он хочет развестись с не очень любимой женокй, она – учиться. Мама утверждают, что Бог велит сидеть дома. Дочь – что Бог велит читать и узнавать новое. Скандалы, уговоры. Жанр известный – «пусть все съедят друг друга, наконец!». Тоже синема-верите, но без всякой киногении – средние планы, боковые ракурсы, бесцветно-цветное изображение недорогой видеокамеры. Но скромное обаяние непререкаемого желания свободы. В общем, все о том же.
Главная награда в национальном конкурсе – «Nostromo» Фисника Максвела.
