Вера Таривердиева: Зарубежные органисты удивляются, что Микаэл Леонович писал музыку к кино
Сегодня, 15 августа, исполняется 90 лет со дня рождения Микаэла Таривердиева, признанного классика, музыка которого при этом во многом продолжает оставаться загадкой даже для профессионалов. Что же отличает ее от созданного другими авторами? Почему из огромного уникального наследия композитора по-прежнему самыми популярными являются его кинохиты? Каким был Микаэл Леонович в работе и обычной жизни? Об […]
Сообщение Вера Таривердиева: Зарубежные органисты удивляются, что Микаэл Леонович писал музыку к кино появились сначала на Московская правда.
Сегодня, 15 августа, исполняется 90 лет со дня рождения Микаэла Таривердиева, признанного классика, музыка которого при этом во многом продолжает оставаться загадкой даже для профессионалов. Что же отличает ее от созданного другими авторами? Почему из огромного уникального наследия композитора по-прежнему самыми популярными являются его кинохиты? Каким был Микаэл Леонович в работе и обычной жизни? Об этом и многом другом рассказала его супруга. С Верой Таривердиевой мы близко знакомы уже не один десяток лет, так что пусть никого не удивляет дружеский стиль нашей беседы…
— Верочка, знаешь, хочу тебе признаться: понимание музыки Микаэла Леоновича начало приходить ко мне только сейчас. И я вдруг отчетливо осознала, что в ней присутствует что-то совершенно особенное, какая-то нездешность.
— Так и есть. Музыке Микаэла Леоновича присуща именно нездешность. Ты для себя нашла верное определение. Почему музыку Таривердиева так любят и реагируют на нее очень остро? Именно из-за ощущения в ней чего-то неземного, возвышенного, причем, это относится к любой его музыке — написанной для кино, органным произведениям, опере… И люди это чувствуют, очень на это реагируют, хотя и не всегда осознают.
— Ну, хорошо, эта нездешность — что-то совершенно особенное, она не подпадает ни под какое определение. И все же как профессионал что ты можешь сказать об особенностях музыки Таривердиева, о его стиле? Вот чем произведения Микаэла Леоновича отличаются – а они ведь реально отличаются — от всей остальной музыки?
— Ему присуща барочная стихия — и в формообразовании, и в мелодике, вообще в нем барочная природа очень ощущается.
— А барочная музыка, как правило, кому присуща?
— Ну, я сказала бы, что среди композиторов ХХ века второго такого барочного композитора не найти. Эпоха барокко это ведь XVII — XVIII век…
— То есть у человека было совершенно особенное мировосприятие, верно?
— Это не мировосприятие, это природа музыкальной интонации. И формообразование. Когда анализируешь его музыку, это становится очевидным. И не случайно в музыке Микаэла Леоновича очень сильная стихия импровизационности. Можно сказать, что импровизационность — вообще одна из несущих конструкций его музыки, его работы с материалом, а это ведь присуще барочной музыке тоже. И не случайно он обращается к инструментам, которые были классическими в эпоху барокко: органу и клавесину. Таривердиев же первым в советском кинематографе обратился к клавесину.
— Это было нормально воспринято?
— Авангардно.
— Препон никаких не возникло?
— Нет, препон не было, но кинолента, которую я имею в виду, — «Человек идет за солнцем» Михаила Калика — имела непростую судьбу. Так вот там звучание клавесина проходит через весь фильм, это лейттембр мальчика.
— Ты не находишь, что это говорит о романтизме натуры Микаэла Леоновича? Человек середины ХХ века — и вдруг такая тяга к изысканности позднего средневековья?
– У Микаэла Леоновича есть такая пьеса, «Последний романтик», кстати говоря, это я так ее назвала. И вот это фактически о нем самом. Конечно, романтическая природа в нем сильна.
— А как вы встретились?
— У нас в редакции «Советской культуры» иногда проходили концерты, и на одном из них Микаэл Леонович представлял трио «Меридиан». Тогда я его в первый раз видела близко и слушала, но мы в тот день не познакомились. Это произошло позже, когда я стала названивать ему и просить, чтобы он написал статью для газеты.
— Твоя идея была обратиться к Микаэлу Леоновичу?
— Я искала того, кто напишет о новом произведении Щедрина, обращалась к одному, другому, но никто не соглашался. И тут мне кто-то подсказал, что надо попросить Таривердиева.
— Рука судьбы… Ты ощутила что-то особенное, когда вы в первый раз общались?
— Так мы же познакомились с ним после премьеры его скрипичного концерта, за сценой — его поздравляли, было много людей, Родион с Майей (имеются ввиду Родион Щедрин и его жена Майя Плисецкая — прим. ред.), в частности, там стояли. Я подошла к Микаэлу Леоновичу с просьбой о статье, он сказал, что, мол, да, напишу. И все. Дальше мы по телефону общались.
— Просто мне кажется, что когда люди, как в вашем случае, явно предназначены друг другу космосом, они, встретившись, не могут этого не почувствовать.
— Это чувство возникло, когда мы в Литве, в Вильнюсе, пересеклись на фестивале — тогда да, все фактически в первый день стало ясно.
— Как ты – спрашиваю с восхищением – не побоялась закончить книгу Микаэла Леоновича?
— Мы же эту книгу поначалу вместе с ним делали. Я его записывала на диктофон. И Микаэл Леонович даже сердился, что я к нему пристаю с этим. Но когда начинал говорить, то увлекался, и было очень здорово. Что только мы не проговорили в процессе работы! Первые две главы уже были опубликованы. И надо было ее завершать — записи остались, и из них я и делала эту книгу, для меня это стало продолжением общения с ним. Книга получилась очень цельная, кстати говоря. Она есть в свободном доступе на нашем сайте таривердиев.ру.
— Где-то я прочитала, что когда Микаэл Леонович написал одно из своих последних произведений, то ты, как человек музыкальный, поняла, что он как бы находится уже не здесь. Это действительно так?
— Да. Просто как Микаэл Леонович писал музыку? Она ему, что называется, падала с неба. Вдруг что-то «щелкало», он садился и играл произведение от начала и до конца. Так была написана на моих глазах симфония для органа «Чернобыль», и так был написан тот самый альтовый концерт, о котором ты спрашиваешь. История такая: Микаэл Леонович был на передаче «Вокзал мечты» у Юрия Башмета, говорили они о романтизме. И Юрий Абрамович предложил Микаэлу Леоновичу: «Почему бы Вам не написать концерт для альта?» Это было в пятницу. В субботу и воскресенье он работал над музыкой к фильму, не выходил из студии с утра до вечера, сидел со звукорежиссером. А в воскресенье к нам заехал близкий наш друг, и Микаэл Леонович сделал ради него перерыв. И вот я их покормила обедом, и когда подала кофе, у Микаэла Леоновича вдруг появилось какое-то нездешнее выражение лица. Он молча встал и пошел в студию. За ним пошел звукорежиссер. Через полчаса они вернулись. И Микаэл Леонович сказал: «Хотите послушать концерт для альта и струнных?»
— Потрясающе…
— «Микочка, когда ты его написал?» — спросил Рудик, наш друг. На что Микаэл Леонович ответил: «Сейчас». То есть к нему просто пришла эта музыка, при том, что, как я уже сказала, он с утра до вечера находился в другом материале. И вот он сел за инструмент, у него семплерные инструменты в студии …
— Семплерные — это что-то вроде цифровой системы?
— Ну, это нечто вроде синтезаторов, только там натуральный звук — в отличие от синтезаторов — введен в память инструментов. И вот Микаэл Леонович настроил эти инструменты на звучание альта, струнных, и сыграл от начала до конца концерт. Мы услышали трагическую музыку, это концерт-прощание, который был написан в феврале 1993-го, за три года до его ухода. Летом мы оказались в Ялте, Микаэл Леонович взял с собой пленку с записью этого концерта и писал партитуру. И, кстати, писал практически по памяти, только иногда проверял себя.
— Сейчас ты фактически подтвердила мне одну мою догадку. Мне всегда казалось, что великая музыка не может создаваться, скажем так, в процессе работы. Она должна прийти откуда-то свыше. То есть истинный композитор — это человек, которому дано слышать звучание каких-то высших сфер…
— Так оно и происходит. Это божественный дар, эти люди — проводники другого мира.
— Не знаю, согласишься ты или нет, но мне вообще, кажется, что музыка — это самое таинственное и сложное искусство, которое является доказательством нашей связи с какими-то иными измерениями, сферами, можно назвать как угодно… Ведь, по сути, музыка — это математически структурированная энергия на частоте, уловимой слухом. Мне кажется, это невероятно, немыслимо сложно. Для обычного человека — непостижимо. Создается впечатление, что у композиторов мозг устроен как-то иначе, чем у всех остальных людей…
— Конечно, именно так. И это и есть талант, гениальность. В письмах Моцарта можно прочитать о том, какое это счастье, когда приходит целиком произведение, и ты, слыша его, записываешь.
— У меня такое ощущение, что этот дар дается избранным, чтобы они показали, что есть нечто большее, чем то, что видим вокруг себя.
— В принципе любое искусство призвано это показать. Музыка просто острее дает возможность это ощутить. Кстати, самое последнее произведение, которое Микаэл Леонович создал, — музыка к спектаклю «Мария Стюарт» в Театре имени Ермоловой. И в ней звучит реквием.
— Невероятно.
— А как Чайковский, который умер после первого исполнения своей Шестой симфонии? А «Реквием» Моцарта?
— Создается впечатление, что этих людей, как проводников, находящихся на связи с космосом, высшие силы заранее предупреждают о том, что их ждет…
— Так это же завершение пути, который они проходят.
— Ладно, давай о другом. Если взять самые ранние годы Микаэла Леоновича, как он к музыке пришел? По наитию?
— По наитию, да. У соседей было пианино. И он на нем, как говорится, наигрывал. Но вообще он не раз говорил, что Тбилиси — полифонический город. У него так даже в книге первая глава называется. В Тбилиси музыка звучала везде. Он жил во дворе, где постоянно слышал грузинское пение. Его тетка Маргарита исполняла Шуберта, это был ее любимый композитор. Это вот его детские такие впечатления. И, конечно, природная способность такая – почувствовать что-то особенное и откликнуться на это.
— Для меня Микаэл Леонович всегда был человеком невероятно элегантным, остроумным, эрудированным — этаким светским львом. А уже из твоей книги я поняла, что он был очень ранимым.
— Ранимым, да. Ранимая душа. Хотя и сильный, независимый характер. Тяга к независимости, внутренней свободе в нем была очень сильна. Как, впрочем, и ранимость, без сомнения. Такая сверхчувствительность вообще ко всему — к жизни, людям, музыке.
— Конкурс и фестиваль, которые ты проводишь, задуманы с целью популяризации музыки Таривердиева?
— Ну, это без сомнения. Например, цель Международного конкурса органистов — обратить внимание профессиональной среды на ту музыку, которая была не так широко известна. Нет, она исполнялась и до ухода Микаэла Леоновича, он слышал, слава Богу, и симфонию для органа «Чернобыль», и первый концерт «Кассандра», и хоральные прелюдии…
Но все равно все это звучало редко, и Таривердиева упорно воспринимали, прежде всего, как кинокомпозитора. И, конечно же, моей целью было обратить внимание на иные пласты его музыки. И это удалось. Потому что, например, сегодня зарубежные органисты удивляются, что Микаэл Леонович писал музыку для кино.
— Невероятно! В том смысле, что наш кинематограф невозможно представить без музыки Таривердиева — об этом мы еще поговорим. Но раз ты предпочла учредить именно органный конкурс, то получается, произведения для органа особо значимы в творчестве Микаэла Леоновича?
— Да нет, просто мне надо было придумать что-то структурное. А что структурное? Конкурс. Ну, и пришла в голову вот такая идея, к тому же у Микаэла Леоновича очень интересные органные произведения. Это помогло донести до людей информацию о том, что Таривердиев писал отнюдь не только музыку для кино. Сегодня конкурс известен в мире – и в профессиональной среде, и какие-то отголоски доходят и до широкой публики…
— Да, о нем многие знают. А как возник именно Калининград, как место проведения конкурса?
— Когда я с этой идеей несколько лет носилась, а она ко мне пришла вскоре после ухода Микаэла Леоновича, человек из министерства культуры РФ посоветовал Калининград. Потому что это самый западный город России, на тот момент туда был безвизовый въезд из Литвы и Польши, там сильная филармония, в которой есть орган (тогда еще кафедральный собор не восстановили) и так далее. Короче говоря, возникла идея Калининграда, и я подготовила учредительные документы — первым, кстати, их подписал Борис Николаевич Пастухов, который в то время являлся министром по делам СНГ; когда он подписал, подписал министр культуры Грузии (я тогда с ним дружила), когда подписал министр культуры Грузии, подписал министр культуры Армении, когда подписали эти три министра, подписал и министр культуры России.
— Это в конце 90-х было?
— Это вторая половина 1998 года. В общем, у меня в этих учредительных документах уже был прописан Калининград, но в Калининграде об этом еще не знали. И мне предстояло, как говорится, победить губернатора.
Когда я летела туда, я не знала, чем все закончится. Но тут произошла одна мистическая история.
— Так, с этого места, если можно, подробнее…
— Дело в том, что у Микаэла Леоновича была тетка Анаида, которая на самом деле таковой не являлась. В общем, если совсем коротко: у Сато Григорьевны, мамы Микаэла Леоновича, в юности был жених по имени Иосиф, который отправился учиться в Москву, где женился на другой женщине. Сато Григорьевна, соответственно, вышла замуж за отца Микаэла Леоновича. А этот Иосиф свою младшую сестру всегда брал с собой на прогулки, и в итоге она так и осталась при Сато Григорьевне — Микаэл Леонович считал ее своей теткой. Ни про какого Иосифа он даже не знал. И вот эта Анаида уже после ухода Микаэла Леоновича рассказала мне, что они не родственники по крови. И еще, что Иосиф переехал в Калининград (на тот момент его уже в живых не было). Причем сына этого Иосифа звали Гариком — так же, как Микаэла Леоновича в детстве (Анаида сказала брату: «У Сато есть Гарик, и у нас должен быть Гарик»), и умер он в один год с Микаэлом Леоновичем. И вот мне Анаида все время рассказывала про эту семью, и я даже немного злилась: мол, зачем она мне про них рассказывает, я их, как говорится, никогда не узнаю. Но когда летела в Калининград, позвонила Анаиде и объяснила, что даже не знаю, встретят ли меня, и попросила на всякий случай телефон этого семейства. Она мне перезванивает: «Они тебя ждут. Ты можешь у них поселиться и все такое». В итоге меня встретили, и гостиницу заказали, но я уже должна была нанести визит. Короче, пришла я к жене этого Гарика, и она у меня спрашивает: «А что Вы, как, зачем сюда приехали?». И я этой Светлане Павловне объясняю, что вот конкурс органистов и так далее. И она говорит: «Гриша Вам поможет». Приходит Гриша, внук Иосифа, сын Гарика, на ходу меня обо всем расспрашивает. После чего говорит: «У нас новый мэр, Вам надо пойти к нему и это все обсудить». И устраивает встречу с мэром. После этого документы подписывает вице-губернатор. Короче, с тех самых пор Гриша помогает мне с конкурсом.
— Фантастика! А он кто по профессии?
— По профессии он юрист, окончил МГУ, блестящая голова, предприниматель. Живет там, в Калининграде. Познакомил меня с огромным количеством людей. Более того, когда случилась моя история с собором, там у меня был заместитель, который всем хозяйством ведал, потому что я, как ты догадываешься, в хозяйственных вопросах ничего вообще не понимаю. Так вот, когда он тяжело заболел и не смог работать, Гриша пришел и стал моим замом. И теперь он практически является директором собора, я только так называюсь. То есть формально он зам, но, когда меня нет, а меня там нет по большей части, Гриша де факто и.о. директора. Гриша, внук Иосифа, бывшего жениха Сато Григорьевны.
— Там же очень красивый собор в Калининграде. Представляю, как там должен звучать орган…
— Это кафедральный собор XIV века, совершенно уникальное место силы в городе. С самым большим и лучшим органом в России. Точнее, там комплекс из двух органов. Есть два титулярных органиста, и проходят 700 концертов в год — количество, достойное Книги рекордов Гиннеса.
— Начиналось все с конкурса, а потом появился еще и фестиваль?
— Просто хотелось, чтобы конкурс органистов не был событием исключительно для профессионалов. И вот теперь уже он традиционно открывается концертом. В этом году он будет называться «Опус пост», в честь 90-летия Микаэла Леоновича. Прозвучит его последнее фортепианное «Трио», также вокальные циклы исполнят Наталья Петрожицкая и Венера Гимадиева.
Что касается фестиваля, который я назвала «Орган плюс», то он с 2014 года у нас проходит ежегодно (конкурс раз в два года, а фестиваль ежегодный). И теперь у нас даже есть музыкальный трамвай.
— Экскурсионный?
— Нет, обычный. Мы украсили этот трамвай символами конкурса, и он ходит по последнему трамвайному маршруту, который остался в Калининграде.
В салоне транслируются записанный мною рассказ об истории конкурса и музыка. Начинается все с песни «На Тихорецкую состав отправится…», потом звучат Моцарт, Бах, Чайковский и Таривердиев. Не всегда, правда, потому что устает водитель…
Каждый год в депо №1 непременно проходит концерт. Там у нас и японцы выступали, и трио «Меридиан». В этом году будут Шилклопер с программой «Человек-оркестр», Старостин, Владимир Кириллов.
— То есть Калининград – продвинутый в музыкальном отношении город?
— Не уверена, что о калининградской публике можно так сказать, поскольку в городе очень много приезжих, но в принципе концерты востребованы.
Кстати, фестиваль «Орган плюс» мы уже в третий раз открываем выставкой одной картины из Третьяковской галереи. Когда меня посетила три года назад эта идея, я поделилась ею с Трегуловой (Генеральный директор Государственной Третьяковской галереи — прим. ред.), и она сочла это возможным. В том числе и потому, что из-за органа в соборе климат-контроль, что принципиально важно и для полотен из Третьяковки.
— И кто отбирает картины?
— Главный хранитель Третьяковской галереи Татьяна Семеновна Городкова, мы с ней вот уже третий раз открывали эту выставку. Разумеется, картины должны быть знаковые. Первый раз демонстрировался «Московский дворик» Поленова, затем «Дочери Шаляпина» кисти Коровина, и вот теперь это Кандинский, «Импровизация №7». И к этому всему придумывается музыкальная история, к открытию, по крайней мере. Потом картина стоит на сцене, и все концерты проходят на ее фоне.
В этом году 19 июня на открытие мы пригласили внучатого племянника Кандинского, и концерт назывался «Кандинский плюс Кандинский». Екатерина Мельникова специально написала произведение «Импровизация №7» для органа и фортепиано. Причем, когда она работала над своей импровизацией, ее допустили в Третьякову, и она целый день провела тет-а-тет с картиной Кандинского…
— Слушай, прямо какая-то у тебя просветительская и вдохновляющая программа получается. А Москве что-нибудь из нее перепадет?
— В Москве мы планируем три концерта в «Зарядье», один из них — концерт лауреатов последнего конкурса, должен состояться 10 сентября, если, Бог даст, все получится. Говорю так осторожно, потому что среди участников есть иностранцы, кто его знает, как все сложится в условиях пандемии. В ноябре — в Малом зале программа «Опус пост», та самая, которой мы открываем конкурс, и 19 декабря в Большом зале — концерт музыки Микаэла Леоновича. И в Питере, кстати, тоже будет концерт.
— Скажи откровенно, ты какую-то реакцию Микаэла Леоновича ощущаешь? Может быть, какой-то знак, что ему нравится то, что ты делаешь?
— Ну, такого вот прямо знака, что нравится… Не знаю. Но то, какие происходят события на конкурсе, какие люди появляются, как это все живет, то, конечно, есть ощущение, что это все не просто так.
— Мы снова вернулись к мистике.
— По большому счету получается, что вся наша жизнь — это мистика…
— Когда начинаешь думать, что наша жизнь не заканчивается материальной оболочкой, все приобретает какой-то другой смысл…
– Конечно, да. Я благодаря Микаэлу Леоновичу это поняла.
— А вообще это же, наверное, непростая работа, когда близкий человек — гений?
— Не знаю, у меня никаких проблем не возникало. Нет, естественно, как говорил Микаэл Леонович, в семье должен быть прав один человек.
— Ну да, то есть договорились в шутку, что во всем виновата Вера…
-Да, так. То есть я принимала его правила, и им неукоснительно, что называется, следовала. Если он работал, я не заходила, он должен был оставаться один, наедине с партитурой. Но когда есть правила, довольно легко существовать, если ты их не нарушаешь. А если нет правил, то тогда и жизнь непонятно какая, не пойми что.
— Микаэл Леонович всегда был невероятно элегантен и даже казался со стороны немного строгим…
— Просто он в такой семье вырос. Вот представь, ужинаем мы с ним вечером за нашим журнальным столом. Сидим в такой домашней одежде. И Микаэл Леонович говорит: «Господи, видела бы нас мама!». Потому что мама требовала, чтобы переодевались к обеду.
— А ведь это здорово! Нет, ну, правда, хорошая же традиция. Другое дело, что при нашем образе жизни ее соблюсти практически невозможно. А мама у Микаэла Леоновича была педагогом, я ничего не путаю?
— Да она работала учительницей в школе, в статуправлении в какой-то период служила. Но главное, она была, что называется, из благородных девиц — из хорошей семьи, с хорошим образованием.
— В Микаэле Леоновиче чувствовалась порода — и во внешности, и в манерах…
— Во всем, да. Ну, вот тебе история. Мы с ним однажды из Дома кино возвращались на метро — редкий случай, если вообще не единственный в нашей совместной жизни. Уже был поздний вечер, в вагоне пусто, но Микаэл Леонович не сел, потому что какая-то женщина стояла. То есть если женщина стоит, мужчине сидеть неприлично.
— Возвращаясь к творчеству Микаэла Леоновича… Не покидает ощущение, что при абсолютной известности, он, тем не менее, не оценен в полной мере. Или я ошибаюсь?
— Нет, не ошибаешься. Причем, он недооценен именно профессиональной средой. Обычные люди, которые приходят слушать его музыку, как правило, очень хорошо понимают, с кем они имеют дело.
— А вот серьезно, ведь когда свыше посылают информацию Чайковскому, Моцарту, Бетховену, Таривердиеву, ее же, наверное, дают не просто так, а чтобы они поделились ею с другими людьми. Но творцу здесь необходима, как сказали бы сегодня, информационная поддержка. Ведь если ничего не предпринимать, огромный пласт великой музыки может ведь и не дойти до многих, верно?
— Ну, ведь тот Бах же, как говорится, сто лет был в забвении… Абсолютно космическая музыка.
— И представляешь, что получается? Она прошла мимо нескольких поколений.
— Так и есть.
— Кстати, коль уже мы упомянули «Иронию судьбы…»: великолепный пример тандема режиссер — композитор. Почему Рязанов и Таривердиев работали вместе только над одним фильмом?
— Эльдар Александрович ведь постоянно работал с Андреем Петровым. А с Микаэлом Леоновичем их, что называется, свел случай. Это на самом деле довольно забавная история. Один-единственный раз Микаэл Леонович поехал отдыхать не в свой любимый дом творчества в Сухуми, а в Пицунду, в пансионат кинематографистов. И вот представь себе картину: Эльдар Александрович — а он как человек экстравертный всегда был окружен людьми — сидит на крылечке и рассказывает о своей новой идее, о сценарии фильма «Ирония судьбы…», который он собирается снимать. Говорит, что там будет много музыки и начинает напевать «На Тихорецкую состав отправится…». А это песня из оперы Таривердиева «Кто ты?», написанной в 1966 году. Поскольку песню эту исполнял Высоцкий, то Рязанов ее знал. Только, как он сказал, жаль, что нет автора, музыка народная. И вот прямо в этот момент — по иронии-таки судьбы — мимо проходил Микаэл Леонович, который заметил: «Элик, песня не народная, а моя». После чего Рязанов дал ему сценарий и Микаэл Леонович уже в Москве за сутки написал песни к фильму. Причем поначалу Рязанов думал, что один человек не может восемь хитов создать, и хотел, чтобы там было четыре разных композитора, но когда Микаэл Леонович все это написал, он стал единственным автором музыки к «Иронии судьбы…»
— Хоть мы и говорили сегодня о том, что благодаря организованным тобой конкурсу и фестивалю публика узнаёт «некиношного» Таривердиева, музыка Микаэла Леоновича к фильмам ведь тоже совершенно особое явление.
— Несомненно. Он не просто много работал для кино, он очень влиял на кинематограф, с которым коммуницировал. И вот одно из великих просто кинопроизведений, это фильм «До свидания, мальчики!» (1964), который снял Михаил Калик – самый близкий Микаэлу Леоновичу режиссер. И его друг, с которым они, по сути, вместе создавали новый кинематограф, где прослеживается глубокое соединение музыки с изображением. Это действительно равноправный дуэт режиссера и композитора. В фильме «До свидания, мальчики!» музыки совсем немного, но как она обыгрывается! В начале звучит фортепианная прелюдия, когда мальчики плавают в море. А потом мальчики уходят на фронт и уже в конце, на фоне этой же моцартианской прелюдии, идут страшные кадры Второй мировой войны. То есть Калик снимал уже конкретно под музыку. И хотя кино имеет свойство устаревать, ни эта лента, ни фильм «Любить» того же Михаила Калика совершенно не устарели. Это действительно гениальный кинематограф.
— Микаэл Леонович на самом деле был новатором в кино, с его именем связаны очень любопытные творческие эксперименты. Например, единственный в своем роде фильм «Король-олень»…
— Да, у него очень разная киномузыка. «Король-олень» — киноопера со всеми элементами жанра, в том числе с речитативами. Микаэл Леонович очень хотел создать кинооперу, и вот Вадим Коростылев, с которым он дружил, предложил ему совершенно изумительный сценарий, в котором все соответствующим образом прописано. И, кстати, эта работа в наши дни тоже воспринимается современно. В то же время много потрясающей музыки и в фильмах, которые сегодня уже никто смотреть не будет. А там ведь есть просто фантастические эксперименты.
— Но ведь как-то эту музыку можно, наверное, услышать?
— При желании ее можно без проблем найти на YouTube. Кстати, там есть и записи концертного исполнения кинооперы «Король-олень».
— Что еще увлекало Микаэла Леоновича помимо музыки?
— У него были две страсти. Это, во-первых, водные лыжи, а затем и виндсерфинг. Они с Родионом Щедриным, кстати, первыми среди любителей встали на серф, брали уроки и сдали нормативы, став кандидатами в мастера спорта. А во-вторых — фотография. Микаэл Леонович же долго был невыездным, а когда после фильма «Семнадцать мгновений весны» ему, что называется, вышло послабление, он много ездил по миру и привозил отовсюду множество отснятых кадров, которые сам проявлял и печатал. Вообще фотографией он увлекался с детства. И вот сейчас мы подготовили выставку в Российском национальном музее музыки к юбилею Микаэла Леоновича. Она открылась 12 августа и будет проходить больше месяца. В экспозицию вошли 30 с лишним его фотографий и плюс еще фотоаппараты и даже увеличители из домашней фотолаборатории.
— Невероятно интересно! А почему, кстати, Микаэл Леонович был невыездным?
— Это связано опять-таки с Каликом. Когда в 1961 году вышел фильм «Человек идет за солнцем», по тем временам совершенно авангардный, он имел огромный успех, резонанс и, соответственно, режиссера и композитора пригласили на фестиваль в Париж. И когда они уже собирались ехать (это я от Миши детали узнала), делегацию, которую возглавлял Пырьев, тогдашний председатель Союза кинематографистов, собрали перед «Метрополем» (паспорта же в те годы в последний момент выдавали), и затем они должны были ехать в аэропорт. Всем паспорта выдали, а Калику не выдали. Потому что он из бывших политзаключенных. И Микаэл Леонович сказал, что он без Калика не поедет. Калик его просил ехать, Пырьев всячески убеждал, объяснял, что неприятности будут, но он отказался. И стал невыездным. Это было в 1962 году, невыездным Микаэл Леонович оставался до 1974-го. В 70-е годы первая поездка у него была в Польшу, потом в 1975-76 –м он побывал в Америке и Японии, во второй половине 70-х годов также слетал в Мексику и на Кубу. Париж — это конец 70-х, в 80-е он несколько раз ездил в Германию. И там, кстати, говоря, исполняли и его органный концерт, и «Чернобыль».
— Ну что тут скажешь, еще одна история, которая дает исчерпывающее представление о человеке.
— Так и есть.
— Веруша, напоследок позволь задать довольно личный вопрос: что тебя поддерживает все эти годы после ухода Микаэла Леоновича? Как ты находишь силы на все свои замечательные и очень важные проекты?
— Мне посчастливилось соприкоснуться с гением, на моих глазах происходили такие откровения… И мною на самом деле движет страстное желание, чтобы этого человека действительно поняли — как личность, как композитора и музыканта. Вот это не дает мне остановиться, это для меня, наверное, самое главное.
Беседу вела
Марина Юрьева-Баланенко.
Фото из архива Веры Таривердиевой
Сообщение Вера Таривердиева: Зарубежные органисты удивляются, что Микаэл Леонович писал музыку к кино появились сначала на Московская правда.
