«Софи Лорен у меня понравилось, и она осталась». Как и где живет известный художник Никас Сафронов

Квартиру в знаменитом доме в Брюсовом переулке художник Никас Сафронов приобрел в начале 2000-х. Всю обстановку собирал сам, выискивая во время путешествий по Европе по-настоящему редкие вещи. Что общего у художника с Марией Антуанеттой и Наполеоном? Как Ксения Собчак искала Никаса в его собственном доме? В какой комнате ночевали Софи Лорен, Орнелла Мути, Катрин Денев и Анастасия Кински? И почему он не держит дома птиц? Об этом и многом другом художник рассказал в беседе с «Мослентой». Ниже — его монолог. О покупке квартиры Дом в Брюсовом переулке, в котором я теперь живу, хотели снести в конце 1990-х. Но здесь жил Щусев, Станиславский, Есенин с Дункан, Качалов, Леонидов, Гейцер и Лиепа, а сейчас — его дети. Прямо подо мной квартира Федора Бондарчука. Жильцы писали письма, так что дом не снесли. Его укрепили и к пяти историческим этажам надстроили три коммерческих, на продажу. Мне предложили один из них, и я приобрел его в 2000 году. Он был двухуровневым. Там сейчас стоит кровать Марии Антуанетты. А в 2001-2002 годах купил еще и верхний этаж. Окна там были небольшие. Я решил это исправить. Перестроил, и получились видовые панорамные окна. Бардака тут было много. Я многое сломал, долго все переделывал, строил. А строителей, которые занимались всем этим, иногда просто хотелось замуровать в стены. Помимо прочего они устраивали здесь какие-то свои разборки, что-то решали со своей «крышей». В конце 90-х и начале 2000-х подобные вещи все еще существовали Знаете, была такая великая актриса Яблочкина. В 1957 году ее награждали грамотой в честь 40-летия Октябрьской революции, она вышла на сцену и сказала: «Я работала, служила в театре еще в царское время. Нас очень унижали тогда, оскорбляли. То деньги подсунут, то лошадь подарят, то дом. Я же все это потеряла, а грамота — навсегда, на всю жизнь». Вот и я в начале 2000-х думал: «А дом — навсегда, на всю жизнь». Об эклектике в интерьере Купив в 2000-м двухуровневый этаж, я начал оформлять его под готику. Мне нравится этот стиль, он никогда не стареет. А для верхнего этажа я выбрал хайтек. Я нашел архитектора, с которым советовался, но основное решение было моим. Обитаемыми я эти пространства делал 11 лет. За это время можно было построить город или даже страну. Я просто зациклился на том, что именно хочу. Но воплотить это в жизнь оказалось непросто. Поначалу не получалось. Один дизайнер, итальянец, брался привезти для меня мебель. Но потом оказалось, что не ту, и пришлось ездить по миру, выбирать. Я купил раза в четыре больше, чем этот дом может вместить. Думал, что верну потраченное и заработаю кучу денег — несколько миллионов долларов. Но в какой-то момент стало понятно, что невозможно больше держать эту мебель в ангарах. Ее ведь надо было реставрировать, обрабатывать от жуков, хранить в тепле. В конце концов мне все это надоело, и я ее распродал. За то, на что я потратил тысяч 250 долларов, один покупатель отдал мне всего около 40 тысяч. Это было году в 2007-м. И в итоге один человек в Рязани полностью обставил этой мебелью гостиницу с рестораном. Я ему почти подарил ее — за бесценок отдал. Но это неважно, я не жалею. Зарабатывал и зарабатываю, претензий никаких нет. В этом доме соединилось все — и история, и атмосфера, которую я создал. Интерьеры на всех этажах получились эклектичными. Вообще еще во времена крестовых походов в Европу привозили персидские ковры, щиты, курительные трубки, а потом красиво расставляли в интерьерах. Это придавало им особую харизму и никому не мешало. Вот и у меня вышло что-то в этом духе. В моем доме, например, есть камин XIV века, кресла — XVI и современный стол. О стуле Наполеона и камине племянника Франциска Первого Мебель и произведения искусства, существующие уже несколько веков, всегда будут хорошо смотреться в интерьере. Сегодня такие вещи создавать уже не умеют. Помню, я купил два английских шкафа, один — за тысячу евро, другой — за полторы. Хотел сделать дубли, но мне сказали, что это будет стоить 50 тысяч евро. При этом точных копий никто не обещал. Нет сейчас таких мастеров. Кстати, посреди библиотеки, среди старинных шкафов с книгами у меня стоит походный стол Наполеона. Рядом — раскладной стул полководца. В углу каминного зала — Питер Брейгель, вернее, это по его эскизам мой друг, скульптор Рукавишников, сделал сельскую скульптуру. А рядом уже моя копия с картины Мемлинга «Рай». В другом углу был большой телевизор, но я его убрал — сделал роспись. А сам камин был создан в XIV веке и принадлежал племяннику Франциска Первого. На руках Франциска умер Леонардо, который последние годы жил во Франции. Так что, может быть, он грелся у этого камина. Хочется думать, приятно верить. О птицах в зимнем саду и шаре Леонардо В зимнем саду у меня стоит клетка XIX века, я в Англии поменял ее на этюд. Сейчас в ней «живет» лишь одна игрушечная канарейка. Клетка, конечно, предназначалась для живых птиц, но выяснилось, что содержать их не так просто. Зимой здесь необходимо было поддерживать температуру +16 градусов. Это нужно было для деревьев. Но птицам было бы слишком холодно. Я поднимал температуру до +18, но от этого страдали растения, а птицам легче не становилась. Когда одна из них погибла, пришлось убрать отсюда всех. Потом я нашел деревья, которые прекрасно чувствуют себя при температуре от +21 до +23 градусов. Теперь в зимнем саду круглый год +22. Раз в неделю сюда приезжают девушки: поливают, подрезают, смотрят. В украшении зимнего сада у меня тоже немало средневековых элементов: например, портал из Франции, созданный XV веке. Стены здесь расписаны вручную, сюжет средневековый, а лица современные. Вот мой сын, это моя девушка, а это — сатирик Рушкин и Щербаков — мой друг. В каой-то момент я обернулся за очередным советом, но Леонардо не было рядом. Я закричал ему: «Куда ты?» И тут он бросил мне шар. Я поймал его и в это мгновение понял, что состоялся как художник, почувствовал это. Уже после этого сна я уехал в Загорск, чтобы изучать иконопись. А потом закончил художественный институт имени Сурикова. О кровати Марии Антуанетты и кружках погибших моряков И вот, из зимнего сада мы входим в гостевую спальню. Одно из главных ее украшений — кровать Марии Антуанетты. Она спала на ней, когда жила в Австрии. Вся мебель в этой комнате когда-то принадлежала ей, если не считать пары предметов. Мне удалось приобрести все это на распродаже в Австрии. На полу лежат медвежьи шкуры. По ним можно ходить. Они для этого и нужны. А на стене — картина XIII века. Тогда холстов еще не было, и рисовали на коже. В нише при гостевой спальне расположилась встроенная кухня. Здесь я изобразил на стене великое алхимическое делание, саламандр. Рядом — вотивная корона. Королю ее надевали в XIV веке, а он ее отдавал церкви, чтобы вся власть переходила к Богу. И в храмах их подвешивали на цепях. А в XVIII веке такие короны стали делать на продажу, как модные светильники. Посуда приехала с корабля, который в XVII веке затонул. Его восстановили через 350 лет, теперь он стоит в Стокгольме. А антикварный салон продал мне солдатские и офицерские кружки, которые когда-то принадлежали команде. О боязни захламленности, Мерилин Монро и пропавшей статуе Несмотря на то что я когда-то купил для этого дома очень много мебели, осталось только то, что мне действительно нужно. Даже если мне дарят какие-то предметы интерьера, я стараюсь не держать здесь то, что мне не подходит. Я боюсь склада, боюсь сарая, запутанности и захламленности. Какие-то вещи убираю, какие-то оставляю и всегда очень ревностно к этому отношусь. Главное полотно на верхнем этаже — старинная голландская картина «Марфа и Мария», 1523 года. По сюжету Марфа упрекает Марию за то, что она читает книжки, когда должна готовить для важного гостя. А Христос говорит: «Духовная пища важнее». В дальнем углу стоит скульптура Мэрилин Монро. Я ее нашел на развале под Парижем, она буквально валялась на улице. Продали мне ее то ли за 800 евро, то ли за 1000. Я добавил золота и сделал светильник. Реализовал я тут не все, что хотел. На этаже должно было размещаться определенное количество средневековых элементов. К примеру, здесь есть ниша, которую я сделал для специально купленной статуи Мадонны с младенцем XVI века — дерево, стертое золото. Но когда я ее из Бельгии привез в Голландию, сотрудники аэропорта запросили 10 тысяч евро за упаковку. Это настоящий шантаж! Я ее купил дешевле — за 9,5 тысячи. В итоге я заказал за 400 евро контейнер, в котором в Москву должна была приехать еще и купленная средневековая посуда. На эту драгоценную керамику голландцы положили камины. А статую украли. Я не смог ее найти. О набросках в спальне и черном портрете Однажды сюда приходила Ксения Собчак, чтобы взять у меня интервью о благотворительности. Она ходила по дому и спрашивала: «Никас, а где тут ты? Можно в спальню?» Я говорил: «Нет, в спальню нельзя». Но она все равно зашла. А там бардак: книги, наброски, этюды, картины. Хоть и стоит антикварная мебель, но выгладит все, как склад. Все завалено. Она видит это и говорит: «Ну наконец-то я поняла, где ты. Вот ты». У нас в семье был старый черный портрет. Отец его держал у себя. Когда мы с братом спрашивали, что это такое, он отвечал: «Наш предок». И не хотел больше говорить на эту тему, потому что его отца, моего деда, репрессировали. Несколько лет назад первый канал ездил в гости к итальянскому поэту, писателю и кинорежиссеру Тонино Гуэрра. И у них в гостях там был кардинал, который сказал: «Знаете, у вас есть художник с греческим именем? Его род идет от наших монахов». Оказывается, в XVI веке монахи-пилигримы приехали в Московию пропагандировать католицизм. А потом приняли здесь православие — мой пра-прадед по крайней мере. Он взял фамилию Сафроний, которая перешла потом в Сафронов. И я знаю, что в 1668 году Артемий Сафронов вместе с пилигримами приехал в некоторую местность по приглашению Богдана Хитрова, освятить ее. Потом они ее назвали «семь холмов в Симбирском». То есть вот он, мой предок. И до отца все в его роду были священники. Думаю оттуда, с Симбирска, мой род и начинается. Отец с портретом не расставался, а последние годы жил в деревне. Я поехал туда, нашел на чердаке этот портрет, отреставрировал. А там — просто мой двойник, одно лицо. О Софи Лорен, шашлыках и тусовках Настасьи Кински С Софи Лорен я познакомился в 1989 году в Милане. Миллионер Джанлуиджи Черази — мой клиент, покупатель и друг — пригласил меня поработать у него. Так как я был женат на француженке, с 1985 года у меня уже была возможность выезжать за границу. Я бывал в Европе, изучал картины старых мастеров. И вот, я работал у Черази, и однажды он предложил мне встретиться с Флавио Луккини, который возглавлял журнал Vogue. Он каждый год устраивал вечеринки. Там я и познакомился с Софи Лорен. Я рассказал ей, что когда-то в детстве на нее буквально молился. Мне было, кажется, лет пять. В макулатуре, которую собрали школьники, я увидел журнал с ее фотографией. Читать я тогда не умел и не знал, что Софи Лорен — актриса. В то время мама водила меня в церковь, показывала иконы, но я не очень в них верил. Мне хотелось, чтобы они были пореалистичнее. Однажды я шел мимо школы и увидел, как ветер переворачивает страницы журнала «Советский экран», а там — ее лицо. Взял оттуда ее портрет, повесил в комнате и молился на нее. Когда я ей это рассказал, у нее слезы выступили. В 1991-м, через два года, когда она приехала в Москву на кинофестиваль, Софи нашла меня. Я уже тогда был заметен. Потом я приехал в Европу, останавливался у нее в Италии. В Швейцарии снимал квартиру в Монтрё напротив дома, где она жила. Потом мы поддерживали переписку, созванивались. Я пригласил ее в гости. Она согласилась, но при условии, что я оплачу дорогу и гостиницу. Ее помощник сказал: «Она согласна приехать к вам, как к другу, но номер нужно снять». Люкс в гостинице «Москва» тогда стоил миллион рублей. И еще почти миллион ушел на размещение трех ее сопровождающих. Но я согласился. Она приехала, открыла мою выставку, а на второй день пришла в этот дом, в гости. Мы сидели наверху, резали хамон, делали шашлык — было красиво. Пел Саткилава, Образцова, играли Мацуев и мой сын Лука. Она тогда сказала: «Мне так у тебя нравится». И осталась. За моим зеленым кабинетом есть женская спальня. В разное время там ночевали Катрин Денев, Орнелла Мути и Настасья Кински. Она влюбилась в эту квартиру и жила у меня неделю. С ней была шумная китаянка, которая постоянно тащила ее на тусовки. Они такими возвращались — кошмар! Но уходить Кински не хотела, а я говорил ей: «Тебе надо в Петербург!» Так что звезды, когда приезжают в Москву, часто останавливаются у меня. Я готов оставить для них и верхний этаж, и нижний. Главное, чтобы гости чувствовали себя комфортно.